— А ты покажешь Гагарина? — в глазах огоньки надежд, как будто и усталости нет.
— Конечно, я же обещала!
Ваньке этого хватило. Может, сил не прибавило, но настроение у него явно поднялось.
Они старались идти в тени зданий, но не сильно приближаясь к зияющим черными ртами провалам окон и подвалов. Пустота улиц вовсе не означала что здесь безопасно — слишком обманчива была эта тишина, готовая в миг наполниться предсмертными криками, стоило нарушить Главное Правило. Алена знала это, и Правило не нарушала — держалась на расстоянии от окон и подъездов. Но жара стояла невыносимая, огненный шар солнца висел в зените, и чтобы держаться в тени нужно было приближаться к домам.
Пронзивший небо стрелой застыл неподвижный башенный кран, словно окаменевшее изваяние неведомого доисторического чудища. Он завис над недостроенной высоткой, словно скелет, не успевший обрасти кожей. Здания вокруг были похожи на уснувших великанов с пустыми, черными глазницами. Когда-то полные жизни, сейчас… впрочем, некоторые и сейчас полны жизнью, если это можно так назвать, только другой. «А точнее смертью» — подумала Алена. Любая жизнь рано или поздно становится смертью.
Черные глазница окон молча наблюдали за ними. Дома, казавшиеся заброшенными, были такими лишь на первый взгляд. Это было похоже на ровную гладь океана. Смотришь на нее, и на какой-то миг забываешь, что там, внизу, в ледяной тьме, бесшумно скользят быстрые смертоносные тени. Алена вспомнила историю времен второй мировой войны, прочитанную на каком-то сайте, когда после крушения военного корабля тысячи моряков были растерзаны акулами. Оставшиеся в живых спасались на плотах, но даже это не помогло — в памяти всплывала история выжившего про то, как морской хищник утащил его друга прямо с края спасательного плота. Алена опасливо покосилась на пустые окна. Здесь не океан, да и там не акулы. Но то, что притаилось во тьме этих домов было гораздо опаснее.
— Тут жутко… я хочу домой, — шепотом проговорил Ванька.
— Дома больше нет, — холодно ответила Алена, глядя прямо перед собой. Ванька потупился.
Какое-то время шли молча. Ванька старался успевать за сестрой, но ноги его были покороче, и ему приходилось ускоряться, смешно переваливаясь с бока на бок. Алена сбавляла темп, но вместе с тем злилась — путешествие грозило затянуться. Она привычно рассчитала время исходя из своей скорости, не учтя, что Ванька медленнее, и теперь злилась из-за этого и на него, и на себя. Остаться на поверхности земли с наступлением заката было равносильно самоубийству.
— Я её понимаю, — тихо сказал Ванька, глядя под ноги. — Ей своих детей надо кормить…
— Да она просто сука, — сквозь зубы бросила Алена.
— Мы выживем?
— Обязательно. А она, надеюсь, нет.
— Она не виновата…
— Ну конечно. Никто ни в чем не виноват. Только она обещала нашей маме что будет следить за тобой. А как только прижало — так сразу на попятную! Как мне теперь работать? Я с тобой иду в два раза медленнее! Куда тебя девать?
— Я тоже буду как ты носить мешок! — виновато промолвил Ванька.
Ванька, хрупкий, как цветок, непонятно как выросший в пустыне. Какой мешок носить, его самого носить надо. Алена ухватила за козырек его бейсболки и натянула кепку ему на глаза.
Из-за верхушек сухих деревьев показалась голова Гагарина — и Алена поняла, что они на правильном пути. Массивный памятник, ранее олицетворявший победу человечества над космосом, теперь возвышался над засыпанной песком площадью словно немой укор и напоминание о том, как в итоге природа одержала верх.
Алена подошла к подножию памятника, отметив, что уровень песка поднялся почти на полметра за… когда она последний раз здесь была? Неделю назад? Да, когда доставляла посылку на театральную. Такими темпами скоро она будет ходить по барханам над крышами Москва-Сити.
Алена скинула с плеч надоевший рюкзак и принялся расчищать песок. Вскоре показалась тяжелая железная дверь. Откинув от нее песок, Алена на всякий случай проверила задвижку. Гостей не было, да и кому придет в голову искать в песке дверь, ведущую по узкой тридцатиметровой лестнице в голову Гагарина?
Тяжелая дверь поддалась на удивление легко, словно впуская в себя давно не заходившего хозяина дома. Лезть в темное место было грубейшим нарушением ей же установленных правил, но в данном случае опасности внутри не было. Но Алена все же замерла на входе и обернулась к Ивану.
— Помнишь главное правило? — то ли при слове «правило», то ли от осознания почему оно вообще существует Ваня поежился и как-то немного осунулся.
— Не лезть туда, где темно…
— Верно. Сюда — можно, но только сюда. — Ваня кивнул. Конечно, он помнит его наизусть, как и все остальные выжившие. Но лучше лишний раз убедиться, чтобы у ребёнка не появилась смертельно опасная привычка вот так открывать любые двери во тьму.
Алена осветила фонарем пространство, уходящее вертикально вверх, еще раз проверив отсутствие сюрпризов. Луч света вырвал из темноты ржавую, но вполне пригодную для использования лестницу, ведущую наверх.
— Я первая, как только долезу доверху — дам знак. — Ванька молча кивнул, но было видно, что ему некомфортно оставаться одному в этой трубе.
Прикрыв за собой дверь и заблокировав ее задвижкой, Алена первая полезла вверх. Внутри было душно — солнце раскалило металлическую трубу. Лезть в узком пространстве было не особо удобно, но привычно — она часто бывала здесь. Руки уверенно цепляли арматуры-ступеньки. Вскоре она добралась до верхней площадки.
Песок плохо удерживал тепло, и несмотря на дневную жару, ночью на город часто опускался холод. И то ли от перепадов температур, то ли еще от чего — половина головы памятника отвалилась еще год назад. Получилась отличная площадка, с крышей над головой, тенью и прекрасным обзором в сторону Сити. Алена осмотрелась. Вокруг было тихо, и она негромко свистнула в трубу — кричать лишний раз не стоило, чтобы не накликать внезапную беду. Ванька тяжело запыхтел снизу — начал подниматься. Он лез медленно, но верно. На последних ступеньках Алена подстраховала за куртку на всякий случай. Ванька вылез на площадку, оглянулся и ахнул от увиденного. Им, детям подземелья, редко выдавалась возможность забраться куда повыше.
Вдаль уходило полузасыпанное песком полотно трешки. Тут и там из-под песчаных барханов виднелись остовы машин, с которых ветер и песок словно шкуркой содрали краску. По краям дороги высились все те же кирпичные многоэтажки с пустыми окнами-глазницами.
Ванька неотрывно следил за тем, как ветер гоняет песок по безлюдной дороге, и Алена поймала себя на мысли о том, что она знает о чем он сейчас думает. Снизу город выглядит по-другому. Ты не видишь километров брошенных машин и пустых домов, с обвалившимся крышами. Такие просторы не привычны. Внизу твой обзор ограничен, и, хотя это и не понимаешь умом, но где-то внутри теплится пусть глупая и необоснованная, но надежда. Надежда на то, что где-то там, за домами, за очередным поворотом дороги, возможно все иначе. Там есть жизнь, зеленые деревья, живые люди. А где-то, наверняка — не может быть иначе! — идет дождь и бегут звонкие ручьи, резвясь, сталкиваясь и разбегаясь потоками живительной влаги. И если прислушаться — в его журчанье можно услышать смех детей.
Но здесь, сверху, было отлично видно — город мертв.
Солнце слегка отклонилось к западу. Скоро жара перестанет быть невыносимой, и можно будет продолжить путь. Главное — не переждать и успеть до темноты. Потому что с закатом все муравейники закрываются, а муравьи, не успевшие домой, становятся добычей.
— А Светляки нас здесь не достанут? — испуганно спросил Ваня. Они только что пообедали скудными запасами, прибережёнными Аленой в тайнике, которых хватило только чтобы слегка утолить вечно терзающий голод, и теперь лежали посередине площадки головы памятника великого космонавта, который стоял посреди некогда великого города.
— Не переживай. Здесь нас никто не достанет.
— Я слышал, — боязливо протянул Ваня, — что Светляки похищают души людей…
Алена залилась звонким смехом.
— Кто тебе сказал такую чушь?
— Петька из соседнего убежища… Он говорит, что его папку забрали, он тоже курьером был, как ты… Он говорит, что Светляки призраки…
— Ну да, это из серии историй про друга моего друга… Ты слушай больше Петьку, еще не такого расскажет, — буркнула Алена и отвернулась. Говорить не хотелось.
На самом деле никто доподлинно не знал, что делают Светляки, так что может малой и прав, просто пугать его не хотелось. О Светляках не было известно ничего, кроме того, что из всех, кто с ними сталкивался — обратно не вернулся ни один.
— А правда, что Светляки не убивают людей, а похищают? — снова спросил Ванька.
— Не знаю, отстань. — отмахнулась Алена. Еще не хватало сейчас думать о призрака, бродящих по мертвому городу.
Правда, больше походило на то, что это они сами превратились в призраков. Скитаются среди безлюдных переулков, боясь хоть кому попасться на глаза. Мы просто исчезаем, становимся тенями, подумала Алена и на всякий случай взглянула на свою руку — не исчезает ли она, не становится прозрачной? В этом безумном мире она бы не удивилась такому исходу. Кожа руки была сухая и жесткая от обезвоживания. Без воды все умирает. Так и люди стали сухими и жесткими, только вот от отсутствия воды ли?
Ванька дотронулся до металлической стенки и отдернул руку — обжегся о раскаленный солнцем металл. Он подул на палец и вздохнул.
— Эх, сейчас бы мороженого! — мечтательно прошептал Ванька, глядя в бездонное небо.
— Да ну тебя, Ванька! — Алена сглотнула слюну. Какое там мороженое! Еды бы нормальной… — И так несладко.
Ванька бросил виноватый взгляд на сестру, и Алена очередной раз мысленно себе напомнила, что надо быть с братом помягче. В этом мире и так осталось слишком мало любви — как будто ветром выдуло вместе с песком. Но одно дело — подумать, а другое — сделать. Этот мир из кого хочешь сделает черствого сухаря. Вот и она, несмотря на юный возраст и миловидность, уже успела очерстветь под вечно палящим солнцем.