Сейчас очередь отвечать по затронутой им теме была за самим послом.
— Ну что здесь можно сказать… — начал он. — Кто его знает… Иногда обстоятельства неожиданно меняются…
На этот раз по его голосу можно было заметить, что с идеей похищения он явно преувеличил оценку своего положения и сейчас искал отступления к более спокойной позиции.
— Итак, теперь мы можем ехать? — спросил я посла, приглашая его жестом в машину.
Джакоб Бим ещё раз обвёл недоверчивым взглядом неприветливый каменный двор, посмотрел на единственную закрытую дверь входа в здание МИД, где он собирался встречаться с Л.Л. Громыко, и решительно нырнул на обитое толстой кожей заднее сиденье машины. Почувствовав огромное облегчение после длительных минут испытанного напряжения, я быстро последовал за Бимом и захлопнул дверь. Заждавшийся нас водитель твёрдо нажал на педаль газа, направляясь в переплёт московских улиц. Теперь мы были на пути в правительственный особняк. Мне подумалось, что наступил подходящий момент начать разговор на более приятную и отвлекающую посла тему.
— Как поживает в последнее время ваша семья? — спросил я Бима. Из наших предшествующих с ним разговоров мне было известно, что он очень любил своего сына и его семью, которые жили на ферме в штате Коннектикут. — Как идут фермерские дела у вашего сына? — уточнил я свой вопрос, рассчитывая на слабое место посла.
— Вы куда меня сейчас везёте? Где теперь я буду встречаться с вашим министром? — спросил меня Бим, как будто не услышав моего вопроса. Мы уже энергично преодолевали площадь министерства со стоящими на ней длинными рядами транспорта. Милицейская «Волга» сопровождения шла в 50–60 метрах впереди нас, обеспечивая нам быстрый проезд. По моим подсчётам, мы находились примерно в 12–14 минутах пути до места назначения и нашего с послом избавления от томительного напряжения нашей дипломатической авантюры. Эта мысль приободрила меня и несколько расслабила.
— До вашей встречи с министром остаётся всего лишь несколько минут. Мы едем быстро и уже подъезжаем. Довольно трудно себе представить, что по Москве можно ехать так легко и с такой скоростью.
Пока я комментировал наше продвижение в расчёте отвлечь посла от его тревожных мыслей, он беспрестанно перемещался на своём сиденье. Казалось, что он хотел тщательно запомнить те улицы и площади, через которые мы проезжали, со всех сторон: слева, справа, сзади и впереди быстро ехавшего автомобиля. Возможно, он искал какие-то выделяющиеся приметы городского пейзажа, чтобы определить направление нашего движения или запомнить его маршрут. В течение нескольких минут Бим беспрерывно двигал головой и телом, пытаясь лучше разглядеть мелькавшие улицы и площади, одновременно расспрашивая меня об их названиях. Когда машина уже несколько минут шла по набережной и река предстала перед нами во всю ширь, он сам определил наше местонахождение.
— Это, должно быть, Москва-река, — сказал Бим. — Мы, по-моему, едем в сторону Ленинских гор и университета, не так ли? — спросил он с более расслабленным видом.
— Да, вы совершенно правы. Это Москва-река. И мы едем к Ленинским горам, — подтвердил я. — Скажите, как идут дела у вашего сына там, в Коннектикуте? — продолжил я, желая вернуть посла к моему ранее заданному вопросу и поговорить хотя бы немного о его семье, находившейся в Штатах.
На сей раз Бим, видимо, был достаточно спокоен, чтобы отойти от волновавших его вопросов и коротко поговорить о своих родных, что, однако, не мешало ему продолжать внимательно следить за дорогой.
— Мы здесь собираемся поворачивать? — спросил он, прерывая наше обсуждение и показывая рукой вперёд, где машина сопровождения начала делать левый поворот. Вокруг не было видно ни одного другого автомобиля или пешехода.
— Да. Мы сейчас будем поворачивать, — ответил я, заметив, что мы уже проехали наш особняк, находившийся на противоположной стороне этой густо засаженной деревьями пустынной улице, и нам нужно было развернуться, чтобы к нему подъехать.
— Мы собираемся возвращаться назад? — с удивлением спросил Бим.
В этот момент мы оба увидели, что милицейская машина прижалась к безлюдному тротуару и остановилась около огромных ворот.
— Нет, нет. Мы уже приехали, — ответил я, испытывая одновременно чувство облегчения и удовлетворения от того, что мы наконец-то прибыли к месту назначения. Когда наша машина повернула к въезду в ворота, их железная масса тяжело ушла в стену, и мы мягко вкатились во двор, миновав нескольких дежурных офицеров безопасности.
— Но почему здесь? И почему в этом безлюдном месте за этими плотными стенами? — снова начал спрашивать Бим, увидев, что мы останавливаемся у главного подъезда особняка.
Сейчас я мог дать ему вполне убедительное объяснение.
— Господин посол, — ответил я, — вам, наверное, известно, что в этой тихой части города расположено несколько правительственных особняков, где руководители партии и правительства иногда принимают зарубежных гостей. Это — как раз один из таких особняков, а вы — один из тех гостей, который сегодня был приглашён сюда.
— Большое спасибо за ваше разъяснение. Я действительно что-то слышал на этот счёт, но никогда не думал, что мне когда-либо будет оказана честь получить сюда приглашение.
Бим ещё не успел закончить эту фразу, когда поджидавший нас у подъезда офицер безопасности открыл заднюю дверцу машины с моей стороны.
Я вышел на улицу и протянул руку Биму, чтобы помочь ему выйти из машины.
— Добрый день, господин посол! — громко раздался за моей спиной чей-то голос, бодро приветствовавший Бима по-английски с сильным русским акцентом, когда тот ещё выходил из машины. Обернувшись, я увидел генерала Антонова, подошедшего лично поприветствовать американского посла. Я никогда не слышал, как он говорит по-английски, и не узнал его голоса.
До того как Бим ещё успел выпрямиться, генерал протянул ему навстречу руку и по-военному чётко представился: «Генерал Антонов, КГБ».
Это совершенно невинное по намерению представление прозвучало как раскат грома. Принимая во внимание взбудораженное состояние американского посла и пока ещё непонятные для него обстоятельства его появления в этом странном изолированном месте за высокой каменной оградой, военное звание и пресловуто устрашающее название всемирно известного учреждения прозвучали над головой посла как удар грома.
На какие-то секунды посол, казалось, был под воздействием шока. Сначала он от неожиданности замер. Затем в удивлении тряхнул головой, странно взглянул на выросшего перед ним генерала и, придя в себя, запоздало протянул ему свою руку.
— О! Да-да. Конечно… Я — Джакоб Бим. Очень рад с вами познакомиться, — выжал из себя посол и затем повернулся ко мне, как бы ища в моём лице защиты.
— Генерал Антонов отвечает за безопасность советского руководства и высоких зарубежных гостей, — добавил я в пояснение лапидарного представления одного из высших работников КГБ, желая несколько сгладить произведенное им впечатление на посла США.
— О да, конечно… Об этом полезно знать… Несомненно, генерал, ваша работа связана с очень высокой ответственностью, — произнёс Бим и снова повернулся ко мне, но в этот раз с вопросом-предложением. — Министр, должно быть, уже меня ждёт… Я думаю, что мне не следует его больше задерживать… Меня вызвали довольно срочно…Как нам к нему здесь пройти? — спросил он.
Мне показалось, что Биму не только хотелось поскорее подойти к развязке всей затянувшейся истории встречи с министром, но и оказаться подальше от компании бравого генерала. Однако вопреки этим ожиданиям именно Антонов взял на себя долг проводить посла в помещения, которые он охранял.
— Мне доставит большое удовольствие проводить вас в особняк, — быстро ответил генерал на своём ходульном английском языке, использовав хорошо заученную, но полезную фразу.
Вслед за этим он повернулся в сторону дверей особняка, подал условный сигнал одному из своих подчинённых, стоявших у входа, и прошёл вперёд, ведя нас за собой. У самого прохода во внутренний вестибюль генерал Антонов остановился, вежливо пропуская Бима. Когда я поравнялся с ним в проёме дверей, он быстро шепнул мне, что всё получилось очень хорошо.
Мы вошли в очень просторное фойе особняка. Бим, не останавливаясь, дошёл до самого его центра и только там оглянулся на нас, не зная, куда идти дальше. Пока мы с Антоновым подходили, он с любопытством разглядывал незнакомое помещение.
Генерал на ходу отдал несколько коротких распоряжений своим подчинённым и, поравнявшись с послом, сказал:
— Эта комната очень хорошая, о’кей?
Он при этом довольно потёр руки, как будто показывал редкий музейный экземпляр.
— Да, она очень приятная, — с готовностью согласился Бим, плохо скрывая чувство некоторого дискомфорта в присутствии советского генерала КГБ.
И как бы в подтверждение нашего общего согласия с этим мнением, мы все стали более подробно рассматривать холодный и унылый интерьер этого странного помещения. Прямо перед нами несколько за центром зала находилась невысокая паркетная платформа, на которую вели две-три ступеньки из того же материала. На этом небольшом возвышении был поставлен кофейный столик с двумя стульями. Глядя на них, я вспомнил, что их там раньше не было, и понял, что их поставили впопыхах, пока я ездил за Бимом. По правую и левую стороны от платформы симметрично поднимались несколько ступенек, каждая из которых вела соответственно к одинаковой серой стене, раскрываемой и закрываемой как большая гармонь. Эти стены были наглухо закрыты. Весь этот необычный интерьер создавал неуютное впечатление помещения театра с двумя смотревшими под углом друг на друга сценами и зрительным залом для двух человек, сажаемых между ними так, что каждый из них мог видеть только своего визави и расположенную за ним сцепу. При довольно слабом освещении и при отсутствии окон это просторное фойе выглядело как сюрреалистически оформленное помещение, в котором должна была начаться пьеса театра абсурда, разыгрываемая сразу на двух сценах.