Скрепя сердце, со вздохом стал он разводить огонь. Уж он им сегодня наварит каши! Не станет ждать, пока Фред с Кесарем наедятся, и о себе пора подумать. А то при такой «заботе» друзей скоро и ног не потащишь. Долго прикидывал он, сколько засыпать пшена — третью часть котелка или половину?
Насыпал половину. Посмотрел-посмотрел и решил добавить. После утреннего чая у ребят аппетит будет подходящий, полкотелком крупы их не накормишь. Добавил еще несколько пригоршней. Налил воды, сыпанул ложку соли, поставил на огонь. И задумался: класть лавровый лист Или не класть?.. Бабушка как будто без лаврового листа варила, зато масла клала, молока наливала, а чем он сдобрит пшенку? Так пускай уж лавровым листом попахивает, все вкус какой-то будет иметь.
Закрыл котелок крышкой, прижал поплотней, чтоб не слетела, и присел у огня. Ну, осталось еще там пшена на кашу, макарон на день-два хватит, а потом что? Уезжать бы с этого острова надо, а ребята чего-то молчат. Словно век тут жить собираются. Оно, конечно, раз уж открыли остров, значит надо его и освоить, но разве свету всего, что в окне? Неужели мало еще островов на земле?
Огонь весело потрескивал, котелок кипел, красные языки пламени лизали его закопченные бока, каша варилась. И Миколка решил навестить ребят. Может, рыбы наловили, на ужин поджарить можно?
Стояла несусветная жарища. Листья на деревьях поникли, птицы молчали, сидели в тени, как сонные, разинув клювики. Пахло рыбой и повянувшими цветами, гудели оводы, звенели мухи. Один Днепр не боялся жары. Он спокойно и величаво катил и катил свои воды, обдавая все вокруг себя целительной прохладой.
Ребята, конечно, плескались в воде. Удочки уныло склонились на прибрежные кусты лозы, червяки на крючках засохли.
— Не берет? — спросил Миколка.
— Так она тебе и стала браться в такую жарищу, — отозвался Фред.
— Вечером половим, — пообещал Кесарь.
— Лезь сюда, — позвал Фред.
Потом отлеживались на песке. И кто знает, сколько они еще так лежали бы, если бы не запахло на весь остров горелым.
Сперва у Фреда это вызвало шутку:
— Микола, не ты горишь?
И когда Миколка, испуганно обронив слово «каша», как сумасшедший понесся к костру, Кесарь с Фредом тоже пустились за ним.
Каша не сорвала с котелка крышку, а сгорела. От нее шел такой смрад, что Фред зажал нос двумя пальцами:
— Наварил!
— Наварила, напекла, накухарничала... — пропел Кесарь.
Они, пожалуй, пока не понимали, чем угрожает им это происшествие, видели в нем только смешное, и поэтому незлобливо подтрунивали над Миколкой. Но кашевар понимал, что за смехом не замедлят последовать слезы, и поэтому не реагировал на насмешки.
Чем глубже он забирался ложкой в еще неупревшую кашу, тем кислей становились физиономии у ребят.
Приблизительно до половины содержимое котелка было ржавого цвета, а дальше — черное, как уголь, и не пшено, а настоящая дробь, хоть в патроны набивай и отправляйся на зайцев.
— Кашка фю-ють... — присвистнул Фред. — Только младенцев кормить.
— Повар называется! — осуждающе сузил глаза Кесарь. — Удивительная безответственность у людей...
Миколка молчал, мысленно отыскивая какое-нибудь себе оправдание. Зачерпнув машинально ложку ржавого цвета массы, понес ее в рот. Может, все-таки можно есть? И тут же выплюнул — чуть не стошнило.
— Хоть подавись, а жри, — едко заметил Фред.
— Большей безответственности не встречал в жизни, — сердито повторял Кесарь.
Он донимал повара этими казенными фразами, а Миколка готов был заплакать.
Долго сидели они возле каши, Не подтрунивали, не нападали на кашевара, а просто зловеще молчали. И это было красноречивее бранных слов.
Миколка выскребал котелок, все более чувствуя, как его угнетает молчание.
Однако молчи не молчи, ворчи не ворчи — делу этим не поможешь. Тем более что дело у Миколки как будто пошло на лад. Он вытер котелок изнутри сеном, выполоскал в воде и, по всему было видно, собирался варить макароны. Макароны так макароны, хоть пареную репу, лишь бы скорее позвал к «столу».
У ребят надеждой заблестели глаза. Кесарь решил, что настал момент распорядиться остатками подгоревшей каши.
— Пошли, Фред, рыбу приманим, — сказал он, собирая на газету черную кашу.
— Вот это идея! — сразу же загорелся Фред. — На пшенку сомы идут.
Миколка хотел было сказать, что от такой каши не то что сомы, а сам черт убежит, если он где-нибудь тут сидит поблизости, но воздержался. Пусть их приманивают, только б его не донимали.
Кесарь с Фредом нашли для себя забаву. Смешивали не совсем сгоревшую кашу с песком и бросали в днепровские водовороты. Целились туда, где вода кружилась, образуя воронки, — там ямы. А в ямах как раз и разгуливает вольготно рыбка. Стоит только набросать в такой омут каши, как туда со всех концов, как на бал с бесплатной трапезой, соберется все рыбье поголовье. Рыбка — она любит на дурничку, за чужой счет поживиться.
Миколка теперь не отходил от огня. Смотрел, чтоб не пригорело и из котелка не «ушло». Макароны постепенно закипали, и отлегло у кашевара от сердца. Может, хоть сейчас угодит и потрафит товарищам. И дернуло же его взяться за такое дело. Пусть бы Фред готовил, раз он такой умный. Так нет: не умею, да и все тут... Никто не умеет, а лопать подай — живо до дна доберутся. Ведь сами же отвлекали — он к ним за рыбой пришел, а они — искупайся да искупайся... Вот и искупался! На этот раз не сожжет, макарончики будут на славу! Эх, если б маслица к ним или сметанки... С сахаром подаст... пусть трескают, а то разорались...
Незаслуженная обида распирала Миколкину грудь. Он в мыслях спорил с противниками и еще больше сердился, что все это слишком поздно пришло ему в голову. Сейчас так складно, слово к слову выходит, а тогда все куда-то из головы вылетело, будто язык отнялся, говорить разучился.
В котелке быстро переворачивались, изгибались макароны, прямо на глазах делаясь все аппетитнее. Миколка даже не выдержал — стал их ловить ложкой, — эге, не так-то просто, скользкие, как вьюны, ты их в ложку, а они из ложки. Проглотив слюну, решил подождать, пока сварятся, и тогда разложить на газете на три кучки — всем поровну.
Днепр не разборчив, — кашу, которой пренебрегли ребята, он принял охотно, всю съел, даже не облизнулся. Забава окончилась, ребятам снова здорово захотелось есть, и они направились к повару.
Миколка, увидев друзей, безошибочно определил, почему те не задержались у реки подольше. Повернул ложкой в котелке раз, другой и застыл с разинутым ртом.
Макароны из белых почему-то превратились в черные, а вода, в которой они варились, была похожа скорее на кипящую смолу, чем на кипяток. Понял: это от дна котелка отстала пригоревшая каша.
Сказал об этом ребятам. Они реагировали удивительно спокойно.
— Давай какие есть, — расслабленным голосом вымолвил Фред, — только скорее!
Кесарь промолчал. Потом вытер пот с лица, огляделся и пробормотал под нос:
— Чертов остров! И занесло же нас в эту дыру...
Миколка горько улыбнулся. До чего непостоянна человеческая натура! Совсем недавно, когда их рюкзаки были полны, этот безлюдный остров казался им райским уголком, а сегодня, когда съестного у них ничего не осталось, кроме черных макарон, этот же остров превратился в дыру...
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ,из которой становится понятным, почему с такой радостью Робинзон удрал с необитаемого острова
Вся надежда была на вечерний лов. А пока ребята не находили себе места от солнца. Даже в тени не удавалось от него скрыться, всюду донимало, жгло невыносимо, только в воде спасение. Но в воде тоже долго не усидишь. Особенно после скудной порции макарон.
Только около полудня потянул ветерок. Зашептались осокори, ожили лозы, еще ниже прилегла к горячей земле трава. Из-за черневшего вдалеке леса показалась серая тучка. Она росла на глазах, наливалась синевой, тихо урчала, словно кот, сцапавший мышь.
— Хоть бы дождиком покропило, что ли... — высказал пожелание Фред.
— Тучей затянуло, и то ладно, — согласился на меньшее Кесарь.
Миколка согласен был и на то, и на другое. Его зной не очень донимал, больше беспокоили думы об ужине.
— В дождь рыба хорошо ловится, — сказал он.
Тучи закрыли солнце, поднявшийся ветер повеял прохладой. С лугов запахло травами, с осокорей полетели паутины, на Днепре забегали густые мелкие волны.
Фред зевнул так, что чуть рот не разорвал. За ним Кесарь. Их зевота заразила и Миколку.
— Я что-то не выспался прошлую ночь, — заявил Кесарь. И решительно полез в шалаш.
За ним на карачках последовали и товарищи. Лежали вытянувшись на спинах, перед тем как уснуть.
— Красота! — восторгался Фред. — Наши на экзаменах парятся, а мы господами живем... Выдумают же — экзамены! В РСФСР вон никаких экзаменов не существует. И правильно. Вместо экзаменов — х-х-ха — вот на такой вот остров...
У Кесаря слипались глаза.
— Да замолчи, реформатор. Кто захочет избавиться от экзаменов, тот найдет остров. Давайте лучше вздремнем минут двести.
— Не проспать бы вечерний лов, — укладываясь поудобней, беспокоился Фред.
— Я разбужу, — пообещал Миколка.
Однако он и сам проспал. Когда проснулся, в шалаше было совсем темно. Выбрался из него и увидел, что солнце скрылось за горизонт, над лесом светилась пурпуровая полоса, в стороне сверкала, грохоча, туча.
— Ребята! Ребята! Вставайте!
Кесарь и Фред нехотя вылезли на свежий воздух.
— Эх, проспали-таки... — досадовал Фред.
— Разбудил! — с укором сверкнул на Миколку глазами в рыжих ресницах Кесарь.
Захватив удочки, Кесарь с Фредом поспешили к реке, Миколка со слезами на глазах остался у шалаша. Надо было подумать об ужине. Но никак не думалось — горечь обиды сжимала грудь.
Однако сколько не обижайся, а ужин готовить надо.
Думал-думал и надумал — чай. И просто и скоро.
Но почаевничать не пришлос