— У кого же это — у них?
— У новенького. Да еще у Курилки.
Лукия Авдеевна побледнела. Ни Северинова, ни Курилы не было в школе. А если их нет, если о них с такими загадками говорит Конопельский, то жди беды. Ах эти мне новенькие! И откуда они такие берутся на ее голову?
— Мальчики! Не мучьте меня. Говорите — что случилось?
— Да... — мялся Конопельский. — Разве за всеми уследишь...
— Где они сейчас?
— Художеством заняты, — въедливо вставил Зюзин.
А Конопельский начинает торговаться с воспитательницей:
— Лукия Авдеевна! Почему должна отвечать вся спальня? Почему вина двоих должна лечь черным пятном на весь коллектив? Где же правда? На основании каких правил внутреннего распорядка...
— Где Курило?
— Вот ребята слыхали... Вроде как новенького в сад повел...
— В какой сад?
— Да уж, конечно, не в школьный!
Воспитательница схватилась за сердце:
— Не говорите никому... Я с ними сама...
А тут, как назло, Миколкину маму принесло. Директора школы не было, позвали ей воспитательницу.
— Вы мать Николая Курило?
— Да. Я могу его видеть?
Лукия Авдеевна почти враждебно посмотрела на посетительницу:
— К сожалению, нет.
— Почему? — встревожилась та.
— К сожалению, я и сама не знаю, где он.
Воспитательница рассчитывала, что этим она насолит матери, которая передала школе такого беспокойного ученика. Но она не представляла, что это за женщина.
— То есть, как это вы не знаете? А кто знает? Вот как вы воспитываете, вот как смотрите за детьми!..
С Лукии Авдеевны всю воинственность будто рукой сняло. Она смолкла, не зная, что и сказать. Такую мамашу голыми руками не возьмешь, не запугаешь, не остановишь, такая и до директора и до педсовета дойдет. Воспитательница сменила тон:
— Да вы не волнуйтесь, с вашим сыном ничего не случилось, он здесь, на территории школы... Но понимаете... он такой непослушный, такой упрямый, такой... уж и не знаю, как его в той школе воспитывали?
Миколкина мама тоже сбавила тон. Да, она целиком была согласна с выводом воспитательницы — прежняя школа, в которой учился Миколка, совсем испортила ее ребенка, там не педагоги, а сапожники, они его довели до того, что ребенок куда глаза глядят из школы сбежал. А спустя несколько минут воспитательница и мамаша уже нашли общий язык и мирно беседовали, создав заговор против непокорного ребенка.
— Вы с ним должны поговорить как мать, — советовала Лукия Авдеевна.
— Уж я с ним поговорю!
В этом обещании слышались такие нотки, которые не предвещали ничего доброго для ее сына.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ,в которой Миколке снова понадобилась географическая карта
— Где вы были?
— У дедушки... — Это, конечно, Андрей. Миколка молчал, как всегда.
— Знаю, что у дедушки. А кто вам позволил?
— Мы по своей инициативе.
Лукия Авдеевна хлопнула себя по бедрам. Нет, с такими воспитанниками рано или поздно, а получишь инфаркт. Тоже нашлись инициаторы...
Долго она отчитывала, распекала их, не давая в оправдание сказать ни слова. Но наконец все же смилостивилась...
— Смотрите же, мальчики, чтоб это было в последний раз, чтобы не было пятна на спальню. Спальня ваша передовая, образцовая и даже была бы самой лучшей в школе, если бы не такие... похожие на вас...
И пообещала проступок их от директора скрыть, при одном, конечно, условии: что ничего подобного больше не повторится.
— А мы сами пойдем к директору, — преспокойно заявил Андрей.
Нет, Лукия Авдеевна абсолютно отказывается понимать этих мальчишек, просто не знает, что за бес в них сидит и все время подталкивает творить глупости. Не пожелав дальше вести разговор, она тут же отправила Андрея в спальню, а Миколке велела явиться в комнату для свиданий с родными.
— Там тебя мать дожидается, — сказала она угрожающим тоном.
Миколка только теперь вспомнил, что у него есть мать. И что она его не забывает. Ничего не поделаешь, надо идти.
Дело на этот раз одними нотациями, поучениями не ограничилось. Миколка вышел из комнаты свиданий красный, как рак, с опухшими ушами.
Он и не пытался оправдываться перед матерью. Одного того, что она не застала сына на месте, было достаточно, чтобы строго наказать его.
С каждым днем все тяжелей становилось Миколке учиться и жить. Учителей слушал он невнимательно, мысленно строил планы на будущее. И только на уроках труда забывал обо всем. Он один из их спальни пожелал работать в столярной мастерской. Конопельский и его друзья предпочитали механическую мастерскую. Поэтому она всякий раз и простаивала, когда они там работали. Не один, так другой умудрялся пережечь пробки. Прекращалась подача энергии, а им только того и требовалось. Затем поднималась такая возня, что пыль столбом стояла, так как преподаватель их надолго куда-то исчезал из мастерской.
В столярке всегда было тихо, спокойно. Вкусно пахло стружкой, клеем и еще чем-то непонятным, неведомым, но таким приятным, что Миколка все время принюхивался к этому запаху и никак не мог им надышаться. Он был просто влюблен в учителя Марата Ниловича, человека еще совсем молодого, спокойного, молчаливого, что не мешало ему хорошо знать свой предмет и всегда находить тему для разговора с учениками. Но урок труда быстро заканчивался, и заливистый звонок призывал на другие дела, менее интересные.
В этот вечер Конопельский с компанией где-то задержался. Их не было до самого отбоя. А когда прозвонили ко сну, они ввалились ватагой в спальню. Кое-кто стал у дверей, остальные бросились к окну. Спальня находилась на третьем этаже, высоко от земли. Вот зачем-то спускают веревку, воровато оглядываясь.
Миколка, лежа в кровати, с безразличным видом наблюдал за происходящим. Вскоре через окно втащили в спальню до половины набитую чем-то наволочку. Чем именно, можно было сразу догадаться, так как запахло грушами и яблоками.
Их моментально рассовали под одеяла и, быстро раздевшись, улеглись. И захрустели, как кролики, зачавкали...
Ели молча, аппетитно посапывая. Через некоторое время кто-то икнул, расхохотался.
— А здорово!
— Здорово! — пробасил Маслов.
— Вот честное пионерское — здорово!
Миколке было противно слышать все это. Он знал: опустошили чей-то сад, радуются, что не попались. И с такими приходится жить! Но ведь не все... Ведь Андрей Северинов не такой, как они. Ему тоже несладко придется.
Северинову долго не устраивали никаких «испытаний». Его просто не замечали, как будто его не было в спальне. Сговорились. Миколку тоже предупредили:
— С Севрюгой не разговаривай. Пусть узнает, что такое коллектив.
Андрей, видимо, мало был этим обеспокоен. Не разговаривают — ну и не надо. И тоже молчал. Находил для себя дело вне спальни. У директора он все-таки побывал. Рассказал про дедушкин сад, про питомник и о том, что старик обещал помочь разбить при школе сад. Леонид Максимович выслушал это с интересом и пообещал познакомиться с дедушкой.
Вскоре они познакомились. Затем директор вызвал Андрея с Миколкой к себе.
— Вам дедушка привет передавал, — сказал он как-то загадочно. — Вы у него больше в гостях не бывали?
— Не-ет... — помотал головой Андрей. А за ним и Миколка.
— Странно... — пожал директор плечами. — А вы знаете, кто этот дедушка?
— Профессор.
— Верно. Очень хороший человек. И он очень вами недоволен.
— Почему? — удивились ребята.
— В тот же день, когда вы побывали у профессора в гостях, к нему в сад забрались воры. Попортили деревья. Дедушка считает, что вы были у них за разведчиков.
— Но ведь мы...
Андрей старался доказать, что они к этой краже непричастны. Миколка смотрел на стену. На ней висела раскрашенная карта Советского Союза. С ней, наверно, можно куда угодно поехать и не сбиться с пути. Вон Камчатка, Сахалин, а там, возле Японии, и Курильские острова. Там где-то его папа. Если получше прикинуть, то это не так уж и далеко. Ну сколько?.. Говорят, если на восходе солнца реактивным самолетом вылететь из Хабаровска, то в ту же пору можно попасть в Москву. Солнце все время будет висеть над горизонтом, нисколько не поднимаясь. А есть и такие самолеты, что с них можно настоящее чудо увидеть. Если лететь с востока на запад с огромной скоростью, солнце не только не подымется над горизонтом, а, наоборот, за горизонт скроется. Солнце зайдет на востоке. Чудно!
Директор о чем-то говорил, Андрей доказывал ему свое, а Миколка в это время витал далеко отсюда. Пришлет папа ответ, позовет к себе, он выпросит тогда у Леонида Максимовича эту карту — и айда! А если не даст? Ничего, можно будет захватить «на память», в этой школе кражи в почете. Вон что выкинул Конопельский со своими «адъютантами»! А ему с Андрейкой красней и перед директором, и перед профессором...
— Мы сходам к профессору, — горячился Андрей, — мы докажем... А с теми мы поговорим...
С кем собирался он поговорить, Андрей директору не сказал. Он был школяром и школярский закон уважал: доносить, ябедничать — самое последнее дело.
— Не нужно никуда ходить, — сказал директор. — Я убедил профессора, что вы не могли этого сделать. Начнем ямы готовить под школьный плодовый сад.
— Так вот чьи вы яблоки оборвали! — накинулся Андрей на Конопельского сразу же, как вошел в спальню. — Только самые подлые люди способны на такую мерзость!
Конопельский растерялся:
— В чем дело, мистер?
— Брось дурачиться! Я тебе не мистер. А вы самые последние ворюги!
— Ты полегше, Севрюга!
Это Маслов. Встал на ноги и, засунув руки в карманы, двинулся на Северинова.
Андрей ничуть не струсил.
— Жулики! А еще кичатся — образцовая спальня!
— А ты поди донеси! Ябеда!
— Доносить не пойду, но управу найдем на вас!..
Ожил Конопельский.
— Мальчики! Не шутите! — выкрикнул он ехидно. — Мальчики! Берегитесь! Они найдут управу на вас. Они вас научат свободу любить.