– Привет, дорогой товарищ, – сказал Роман.
– Морозов! Ты все дуришь! – возмутился Дубинин.
Но по голосу Роман слышал, что тот улыбается.
Жаль, но придется испортить тебе настроение, дорогой товарищ.
– Ты откуда? Уже дома? Почему номер не выбивает? – деловито получал Дубинин информацию.
– Нет, я не дома, – вздохнул Роман.
– Все носишься по свету?
– Можно и так сказать.
– Сейчас где?
– Далеко. На Хоккайдо.
– Вот так вот. Как это тебя туда занесло? Расширил туристический маршрут?
– Заставили расширить.
– Так. Давай подробнее.
– Ну, слушай подробнее…
В течение нескольких минут Роман рассказывал Дубинину, что с ним произошло за минувшие двое суток. Некоторые подробности опускал, как не имеющие прямого отношения к делу. Но и без этих подробностей по тяжелому молчанию Дубинина было ясно, что он, мягко говоря, не ожидал услышать ничего подобного от человека, находящегося в заслуженном отпуске для поправки здоровья.
– Ты трезвый? – спросил Дубинин, когда Роман замолчал.
– К сожалению, да.
– Слушай, капитан… – Дубинин помолчал, подбирая более точное слово, – а ты не рехнулся там, часом?
– Имей в виду, у меня денег – кот наплакал.
– Ладно, понял тебя, – скривился Дубинин. – Когда выйдешь на связь?
– Когда скажешь. Там покумекайте, чтобы меня встретили на Сахалине наши люди.
– Покумекаем, – не без яда ответил Дубинин. – Давай, ровно через час позвони на этот же номер. Все, отбой.
Роман положил трубку, вышел из кабины, вернулся к стойке. Девушка, справившись с компьютером, бесстрастно положила сдачу. Понаблюдав за ней и за выходом, Роман решил, что подслушивать его не могли. Иначе за ним уже явилась бы группа спецназа.
Он вышел на улицу, вдохнул морского ветерка. В небе стояла луна, почти незаметная с ярко освещенной улицы. Он вдруг вспомнил Наташу и, вспомнив, ощутил приступ стыда. Бросил девушку в волчьем логове. Оставил, по сути, заложницей вместо себя. Они ее не выпустят, не-ет. Будут беречь как зеницу ока. Чтобы потом, когда отпадет надобность, пустить в расход. А отпадет очень скоро. Роман вспомнил ее горячее, гибкое тело, ее жгучий взгляд из-под черных бровей, эту трогательную челку, вспомнил, как она отдавалась ему, жарко, страстно. И это тело, эти глаза швырнут в море мертвыми, окоченевшими…
Он сжал зубы, изничтожая воспоминания. К черту, ничего не было. Приснилось, почудилось. Выдумал с пьяной головы. Разведчик должен держать воображение в узде, иначе оно возьмет его за жабры. Все, что можно, сделай, а остальное забудь. Иначе – помешательство и проведенный в кошмаре остаток дней.
Он вернулся в «Погудим» уже собранный, легкий. Слабость прошла, откатила, как мутная волна. Для себя решил: если будет хоть малейшая возможность, девушку спасет. Если нет – значит, на все воля божья.
15 октября, 16.50, Москва
Дубинин вошел в кабинет генерала Слепцова, четко подошел к столу. Слепцов, крупный, сановитый, при всех регалиях, сидел в кресле, отмечал что-то карандашом в документах.
– Разрешите, товарищ генерал?
– Да, – Слепцов закрыл папку, блеснул очками. – Что у вас?
– Поступила информация.
– От кого?
– От капитана Морозова.
При этом слове Слепцов сделал нетерпеливое движение, будто хотел отогнать муху.
– Что? – резко и несколько брезгливо спросил он. – Что он опять натворил?
Отношения генерала Слепцова и капитана Морозова имели давнюю историю. Разведчик от бога, легенда управления, капитан Морозов когда-то работал в отделе своего первого учителя, генерала Антонова, которого он чтил как родного отца и чьи поручения выполнял не за страх, а за совесть. Когда Антонов неожиданно умер – не вынес издержек перестройки и ломки того, чему он посвятил всю жизнь, – Морозова перевели в отдел генерала Слепцова. Антипатия была мгновенной и обоюдной. Слепцов видел в Морозове разгильдяя и авантюриста, позорящего ряды ГРУ. Морозов, в свою очередь, презирал генерала за боязнь инициативы, за бездарность и угодничество перед начальством. Ну, и кроме этого хватало. Как считал Слепцов, главной целью Морозова было регулярное хамство как способ выведения его из себя и дискредитация своим поведением всего отдела как способ заставить генерала с позором выйти в отставку.
Как считал Морозов, главной целью генерала было принижение его профессиональных способностей и желание как можно быстрее вышвырнуть его из управления с волчьим билетом в зубах.
На том оба и стояли.
– Он сообщает, что в районе острова Кунашир готовится диверсия, – доложил сдержанно Дубинин.
По опыту он знал, что начальство не надо сразу пугать слишком сильными заявлениями. Пускай оно сначала настроится на нужную волну, подумает, примет подходящую позу.
– Какая диверсия? – медленно занимая более прочное положение, спросил Слепцов. – Кто готовит? Что он вообще там делает? Где он сам?
– Вообще, он сейчас на Хоккайдо, в Японии. А диверсия готовится возле Кунашира. Это самый южный остров Курильской гряды.
– Я знаю географию, – отрезал Слепцов. – Кто готовит диверсию?
– Он говорит, японцы.
– Вот как?!
Слепцов побарабанил пальцами по столу.
– Ну, рассказывайте, что он там «сообщил»!
Когда Дубинин, поглядывая в блокнот, закончил доклад, Слепцов за столом уже не сидел. Он резво ходил по кабинету и время от времени болезненно морщился.
– Он, часом, не выдумал все от слишком долгого отдыха? – спросил Слепцов, вновь усаживаясь за стол.
– Похоже, что нет, товарищ генерал.
– Ну, и что нам с этим всем делать?
Слепцов посмотрел на помощника.
– Я думаю, надо доложить, – негромко, но твердо сказал Дубинин.
– Хм! Доложить! – немедленно вскинулся Слепцов. – А если все это – липа? Ведь ни одного факта. Только голые фантазии.
Дубинин немного помолчал, дабы не возражать начальству сразу. Но возразить надо было, он знал, что Слепцов ждет от него этого хода. Так ему удобнее принимать решение – старый трюк всех руководящих особ.
– Морозов – опытный агент, – сказал Дубинин, зная, что против этого, несмотря на всю свою нелюбовь к строптивому капитану, Слепцов не попрет. – И факты он сообщил достаточно определенные.
– Например?
– Известно имя руководителя диверсионной группы и название яхты. Известно местоположение японского лагеря, где хранится замаскированная под ящики с рисом взрывчатка. Также известны имена российских ученых, убитых японцами…
– Убитых или неубитых – этого мы не знаем! Возможно, их тела будут найдены в море, но кто сможет поручиться, что это не несчастный случай? Яхта, если таковая существует, уже далеко, а с ней и мифический руководитель группы. Лагерь свернуть – час работы. Бомбы обнаружить невозможно, поскольку они, по версии Морозова, заложены в глубокие подводные трещины. Ну, и что мы имеем в конечном итоге? Пшик.
На этот раз Дубинин не возразил, признавая бесспорную правоту шефа. Слепцов долго молчал, то барабаня пальцами по столу, то поглядывая в окно.
– Но вы, подполковник, я вижу, со мной не совсем согласны?
– Не то чтобы не согласен, товарищ генерал. Вы правы, информация сомнительная…
– Но? – подогнал помощника Слепцов.
– Но я проверил: Морозов действительно звонил с Хоккайдо. А также я созвонился с нашим отделением на Сахалине. Там подтвердили, что японской стороной два месяца назад было получено разрешение на проведение подводных исследовательских работ. И работы эти проводились в районе острова Кунашир.
– Вот как? – повел седым бобриком Слепцов. – Это уже кое-что. Дайте мне ваши записки.
Дубинин передал ему запись разговора с Морозовым. Некоторое время Слепцов разбирал текст, делая на отдельном листке быстрые пометки.
– И еще, товарищ генерал.
– Да? – не поднимая головы, спросил Слепцов.
– Разрешите напомнить: послезавтра начинаются широкомасштабные учения Тихоокеанского флота.
Затылок генерала натянулся, но он быстро справился с собой.
– Да, я помню, подполковник. Благодарю вас.
Слепцов вернул Дубинину его записи. Было видно, что он принял нелегкое решение.
– Пожалуй, я доложу начальнику управления. Пребывание иностранного судна в территориальных водах России в то время, когда начинаются учения, – это нежелательное явление.
– Так точно, товарищ генерал.
– Ну, и о фантазиях Морозова придется упомянуть, – вздохнул Слепцов как человек, которого заставляют делать то, чего он больше всего делать не желает. – Хотя вряд ли они кого-нибудь заинтересуют… Выйдите, подполковник. Я вызову вас через полчаса.
И он взял трубку прямой связи с начальником Главного разведывательного управления.
Дубинин поспешил ретироваться. Разговор больших боссов – не для его скромных ушей. Сказали, через полчаса, значит, через полчаса.
Но не прошло и десяти минут, как Слепцов долгим нажатием на кнопку потребовал его к себе.
– Да, товарищ генерал?
Давненько Дубинин не видел своего шефа таким взволнованным. Генерал лихорадочно пихал в папку какие-то бумаги, то и дело отбегая за освежением памяти к большой настенной карте.
– Похоже, на этот раз ваш Морозов сообщил что-то дельное, – застегивая набитую до отказа папку, сказал Слепцов. Что он туда напихал – загадка.
Этим «ваш» он невольно дал понять Дубинину, что знает о его приятельских отношениях с Морозовым. Но впопыхах Слепцов не заметил этой, в общем-то, несущественной оговорки.
– По имеющимся данным, японцы действительно планируют крупную диверсию в районе Кунашира. Информация Морозова получила подтверждение на сто процентов. Я иду к начальнику управления. Скорее всего, нашему отделу поручат возглавить операцию по ликвидации угрозы подводного взрыва. Подготовьте ваши предложения к моему возвращению.
– Слушаюсь, товарищ генерал.
– Думаю, что задержусь часа на полтора, не меньше.
– Понял, товарищ генерал. Что сказать Морозову? Он скоро выйдет на связь.