Он поднял перед собой взрыватель.
– Твои люди мертвы, Одзаки-сан, – сказал Роман.
Одзаки какое-то время смотрел ему в глаза, затем усмехнулся и покачал головой:
– Ты хочешь обмануть меня. Сэй молчит, но я знаю, она жива. И другие тоже.
Роман разжал кулак с фигуркой божка, показал Одзаки:
– Узнаешь?
Глаза Одзаки расширились, ноздри прямого носа затрепетали. Роман бросил божка на стол.
– Сэй мертва, Одзаки. И все мертвы. Ты остался один. У тебя никого больше нет. Твое правительство от тебя отказалось. Люди, которые были тебе верны, погибли. Ты больше ничего не можешь сделать. Все кончилось.
– Морчи! – выкрикнул Одзаки.
Лицо его свело судорогой, голова дрожала.
«Вот и п…ц», – подумал Роман, глядя в его побелевшие глаза.
– Ты мужественный человек, Одзаки-сан, – продолжил он. – Я знаю, ты честно боролся за свои убеждения. И я уважаю твою борьбу. Может быть, ты не знаешь: твой дед, Есидзиро Одзаки, попал в плен без сознания и скончался от ран, не приходя в себя. На тебе нет позора. Твой дед был истинным героем.
Застывшие глаза Одзаки дрогнули, немного оживая.
– Твоя война закончилась, Одзаки-сан. Не надо лишать жизни тех, кто не имеет к ней отношения. Если ты хочешь погибнуть, погибни достойно, как подобает мужественному человеку. Останься здесь, со своими бойцами и со своей сестрой.
Одзаки долго молчал, сжимая взрыватель белыми от напряжения пальцами. Затем медленно потянулся вперед и взял кулон Сэй.
«Если пустить пулю в висок, нервные окончания заклинит, и рука останется сжатой, – соображал Роман, по виду безмятежно ожидая, что скажет японец. – А если разожмется? Или взрыватель вывалится при падении тела? Рискованно. Но другого выхода нет. Жду еще полминуты – и стреляю».
– Кто убир Сэй? – прохрипел Одзаки.
– Если хорошо подумать – ты, Одзаки-сан, – пожал плечами Роман.
Одзаки прерывисто задышал, затем вдруг надолго затаил дыхание. Роман напряженно следил за ним.
Одзаки, сжимая в левой руке кулон сестры, перевел взгляд на Романа:
– Я хочу умирать.
– Наверное, это лучший выход для тебя, Одзаки-сан, – не стал отговаривать его Роман.
– Что ты хочешь?
– Позволь мне спасти людей. Вон там стоит вертолет. Мы сядем в него и улетим. Дай нам пять минут. И я обещаю, что сообщу родным о твоем подвиге и достойной смерти.
– Ты… это сдераешь?
– Клянусь, Одзаки-сан.
Японец некоторое время смотрел Роману в глаза. Затем медленно качнул головой:
– У меня нет родных.
«И что это значит?» – подумал Роман.
– Уходи, – сказал Одзаки. – Я жду пять минут.
Роман заглянул ему в пронзительно горевшие глаза и выскочил из комнаты. В глазах японца уже стояла смерть – Роман в таких вещах отлично разбирался. Хорошо, если потерпит пять минут. А если нет?
– Все к вертолету! – скомандовал он дожидавшимся в коридоре Барсу и Толстому.
Этим не надо было повторять дважды. Они выскочили из будки и покатились по ступенькам вниз.
Вторая подгруппа, слышавшая приказ Романа по рации, уже гнала заложников к вертолету. Охваченные надеждой люди понеслись к взлетной площадке изо всех сил.
– Труба, смотри, чтобы они не снесли «вертушку»! – кричал на бегу Барс.
Огромный транспортный вертолет импортного производства стоял на краю платформы. В словах Барса была доля истины. Паническая толпа дюжих мужиков могла снести что угодно, не только вертолет.
Но как-то их удалось сдержать, и все они, толкаясь и наползая друг на друга, за пару минут вбились в грузовой отсек.
Бойцы, подхватив Наташу, запрыгнули в кабину. Труба, сев за штурвал, уверенно защелкал тумблерами над головой, снимая тормоза с винтов. Повернул ручку «шаг-газ», обогащая топливную смесь. Включил зажигание. Двигатель загудел, разгоняя десятиметровые лопасти.
Медленно, слишком медленно!
– Давай, Паша! – не выдержал Толстый, нарушая строжайшее правило не обращаться на задании друг к другу по имени.
Наташа прижалась к Роману, словно надеясь найти возле него защиту от ужасного взрыва.
Бойцы, кусая губы, считали секунды.
Роман посмотрел на окно диспетчерской. Там стоял, выпрямившись, как струна, Одзаки, смотрел куда-то вдаль. Что происходит у него в голове? Есть ли там еще понимание реальности или уже одна пустота и мрак?
Сзади кричали на все голоса нефтяники, умоляя вертолет подняться. Они без труда поняли, что означал одинокий силуэт человека в окне, и заклинали лопасти разгоняться быстрее.
Труба добавил оборотов. Огромная железная махина, набитая людьми, как бочка сельдью, сотрясаясь от натуги, медленно оторвалась от площадки и по метру начала отходить в сторону.
– Ну, давай, давай… – кричали все, боясь оглянуться на зловещий силуэт.
Вертолет поднялся, пошел быстрее. Вот уже под брюхом заблестели морские волны, платформа начала потихоньку отдаляться. Но все равно вертолет еще был очень близко, а пять минут уже давно истекли…
Они отошли метров на сто, когда вся вышка словно подпрыгнула и вдруг превратилась в огненный шар. Вслед за тем донесся грохот чудовищного взрыва, на вертолет понесся косматый смерч из огня и черного дыма. Во все стороны летели горящие металлические обломки.
Люди закричали, охваченные ужасом.
Труба вцепился в рычаг управления, сжал зубы. Ударная волна настигла вертолет, вспышка обдала нестерпимым жаром. Вертолет развернуло и бросило боком вниз. Гибель казалась неминуемой.
Но Труба сумел выровнять машину над самой водой и медленно начал поднимать ее вверх, уходя дальше от пылающей вышки.
Через минуту вертолету уже ничего не угрожало. Он быстро летел на восток.
Все посмотрели назад. На месте платформы полыхал огонь, над ним поднимались густые, черные клубы дыма. Платформа накренилась и медленно уходила под воду.
– Понтоны повредило, – догадался Клещ.
– Капец вышке, – подытожил Толстый.
– Неслабые похороны устроил себе Одзаки, – сказал персонально Роману капитан Лютый.
– Угу, – отозвался тот, прижимая к себе Наташу.
Охотское море, крейсер «Смелый»
Через двадцать минут группа стояла перед каперангом Артамоновым. Лютый сдержанно доложил о результатах операции.
– Все заложники целы? – спросил Артамонов, поглядывая в сторону толпы штатских, сидящих на корме его крейсера.
– Так точно, товарищ капитан первого ранга.
– А платформа, говоришь, того?..
– Похоже, что совсем того.
– Вы за это ответите, капитан Лютый! – вмешался Плетнев. – Вам было приказано сохранить вышку. А вы допустили полное ее разрушение!
– Разрешите, товарищ капитан первого ранга? – шагнул вперед Роман.
Артамонов кивнул.
– Разрушение платформы произошло исключительно по моей вине. Я взял инициативу на себя и позволил Одзаки подорвать вышку.
– Ах, вон оно что? – злобно прищурился Плетнев. – Я так и думал, что именно вы провалите задание. Судя по вашей характеристике…
– Товарищ каперанг, – решительно прервал Плетнева Лютый. – Благодаря действиям капитана Морозова нам удалось освободить заложников и спастись самим. В разрушении платформы его вины нет.
– Ладно, рыцари без страха и упрека, – махнул рукой Артамонов. – Скорее всего, ей и так, и так пришел бы… Разберемся, что к чему. Все свободны. Лютый, задержись на минуту.
Роман поотстал от ребят и заскочил в радиорубку.
– Слушай, земляк, выручай, – сказал он молоденькому радисту. – Жена рожает, не знаю, как она там? Надо срочно позвонить. Не выручишь?
– А куда надо-то? – спросил радист, оттягивая наушник и уважительно разглядывая гидрокостюм Романа.
– Да в Москву всего-то. Связь есть?
– Обижаете, – улыбнулся радист.
Он протянул Роману трубку.
– Пожалуйста.
Роман покосился на него. Вроде в наушниках, не должен услышать.
Он набрал домашний номер Лени, прикрывая нижнюю часть трубки ладонью.
Леня долго не подымал трубку. Роман ждал. Для его благодетеля одиннадцать часов вечера, да еще осенью, это очень позднее время. А ближе к двенадцати – это вообще что-то сродни катастрофе.
Наконец послышался знакомый голос.
– Да?
Роман услыхал звук льющейся воды (связь была образцовой). Не иначе, в ванную забился.
– Леня, здравствуй, дорогой.
– Роман, ты сошел с ума? – кротко спросил Леня.
– Леня, ты просил позвонить, я и звоню.
– Но не ночью же. Кстати, откуда ты?
– Оттуда! Леня, есть информация…
Роман покосился на радиста. Тот, наклонившись, что-то записывал на бумажку, прижимая наушник пальцем.
– Что за информация? – лениво поинтересовался Леня.
– Знаешь нефтедобывающую компанию «Тога»?
– Кондоминиум немцев и японцев, – мгновенно ответил Леня.
– Твои познания не ведают границ, о великий!
– Да-альше, – проскрипел Леня.
– Только что их платформа в Охотском море была уничтожена взрывом и восстановлению не подлежит.
– Это та, что находится недалеко от мыса Терпения? – снова потряс Романа своей осведомленностью Леня.
Теперь голос Лени был совсем другой. Ничего сонного, сплошная концентрация и хищность.
– Именно.
– И ты точно знаешь, что она взорвана?
– Точно, Ленечка. Можно сказать, это я сам ее взорвал.
Роман снова покосился на радиста. Тот все писал, иногда что-то переспрашивая в микрофон.
– И когда, ты говоришь, это произошло?
– Да вот же и говорю, что всего полчаса назад.
– Так чего я сижу?! – возмутился Леня. – Теряю наше время.
– Не теряй, Леня, не теряй.
– Ты на сколько идешь? – спрашивал Леня уже не из ванной.
– Как всегда, на все. Твои.
– Рома, не зарывайся.
– Ну, Леня, ты же меня знаешь…
– Ладно, накину сотню тысяч. За оперативность. Но больше не могу, извини.
– Все, договорились. Когда звонить?
– Позвоните завтра, – металлическим голосом сказал Леня и дал отбой.
Фондовая биржа работала круглосуточно – это Роман установил уже давно. И Леня, невзирая на то, что его вытащили из постели, немедленно помчится туда. Когда дело касалось горящей информации, он забывал про сон и все остальное.