Стив Шульц
Теперь твоя очередь
Неважно, кто мы, неважно, насколько успешны, неважно, в какой ситуации находимся, сострадание – это то, что мы все должны получать и отдавать.
Я заверила мужа, что мы с нашим новорожденным сыном Робертом сможем самостоятельно посетить врача. Я знала, что муж переживает, как и то, что он и так уже взял слишком много отгулов на работе. Кроме того, я и правда была уверена, что справлюсь с этим.
Я укомплектовала сумку для пеленок и положила в машину дополнительные принадлежности – на всякий случай. Я даже рассчитала время, чтобы придерживаться графика Роберта и покормить его на парковке перед приемом. Таким образом, он будет готов ко сну, когда мне нужно будет идти на прием. Поначалу все шло гладко, и я чувствовала себя очень хорошо, открывая двери клиники.
В регистратуре мне сообщили, что врач утром уходил на роды и теперь задерживается. Ничего страшного, подумала я. Я нашла место в углу переполненного зала ожидания, чтобы разместить свои вещи и спящего ребенка.
Все было хорошо примерно пятнадцать минут. Потом Роберт проснулся и явно был очень чем-то недоволен. Грязный подгузник, подумала я. Подхватила сумку и отправилась в уборную. Однако скоро стало ясно, что проблема была не в этом. Я вернулась в приемную – Роберт все еще плакал. Может быть, его беспокоил животик? После десяти минут хождения по комнате и похлопывания по спине он все еще капризничал. Возможно, он снова голоден? Я нервничала по поводу первого кормления грудью на публике, но все же попробовала. Ничего хорошего. Казалось, это еще больше разозлило его. Я не могла понять, в чем дело и как это исправить. И уже подумала было уйти, но затем осталась, в надежде, что нас скоро вызовут.
В течение следующего часа я повторяла процедуру снова и снова. Меняла подгузник. Ходила по комнате ожидания. Поглаживала Роберта по спине. Пыталась покормить его. Меняла, вышагивала, похлопывала и кормила. Я была измотана, взволнована и уже готовилась разрыдаться. Я знала, что мы всем мешаем, но не представляла, что мне делать.
Через некоторое время я совсем отчаялась и подошла к стойке регистрации, чтобы попросить перенести прием. Меня заверили, что врач вызовет нас через несколько минут. Развернувшись, я оглядела присутствующих: почти на всех лицах читалось легкое раздражение. Роберт все еще капризничал. Что же я за мать, если не могу успокоить младенца? Я снова начала шагать из угла в угол и похлопывать сына по спине.
Какая-то пожилая женщина, ожидая своей очереди, спокойно читала книгу.
– Мне так жаль. – пролепетала я. – Я не знаю, в чем дело.
Лицо женщины смягчилось, она положила книгу на колени.
– О, милая, – сказала она. – Пожалуйста, не волнуйся. Мы все проходили через это. Теперь твоя очередь.
Это были самые добрые слова, которые мне когда-либо говорили, и одно из самых мудрых наблюдений о воспитании детей. Мой нынешний кризис пройдет – сказала эта женщина. Так и случилось. Через несколько мгновений меня пригласили в смотровую. А двадцать минут спустя я уже ехала домой со счастливо спящим в автокресле ребенком.
Спустя семь лет и еще двоих детей я все еще вспоминаю ту фразу. В какой-то степени она стала моим главным принципом. Малыш бушует? «Это пройдет. Сейчас твоя очередь». У ребенка проблемы в школе? «Сделай глубокий вдох. Ты сможешь найти решение. Просто теперь твоя очередь». Визит в отделение неотложной помощи? «Ты справишься с этим. Просто твоя очередь».
Зачастую мы знаем только о лучшей стороне жизни других людей. То, что они публикуют в социальных сетях или говорят на свидании, – это истории, которые они предпочитают рассказывать. Эти рассказы не всегда отражают реальные проблемы, а если и отражают, то рассказываются уже после того, как решение было найдено. Находясь в самом центре драмы, очень просто предположить, что всем остальным приходится легче, чем вам.
Истина, которую я осознала в тот день, заключается в том, что любая сложная ситуация в конце концов заканчивается. У каждой проблемы есть решение, надо только дать себе время разобраться в ней. Трудности – это часть жизни. Важно принять тот факт, что «сейчас просто твоя очередь», и подходить ко всему с позитивным настроем.
А заодно помнить, какое значение имеют несколько добрых слов в адрес того, кому прямо сейчас приходится нелегко.
Элизабет Мурсунд
Что видит миссис Вайнберг?
Уста свои открывает с мудростью, и кроткое наставление на языке ее.
В январе 2012 года семья Вайнбергов из Балтимора потеряла свою мать, госпожу Шану Вайнберг. По еврейской традиции траур соблюдался в течение семи дней.
Сотни людей пришли утешить их. Помимо того, что Шана была просто замечательной женщиной, она также являлась женой покойного раввина Якова Вайнберга. Этот человек был деканом раввинского колледжа Нер Исраэль в Балтиморе, известной еврейской средней и высшей школы, в которой в настоящее время обучается почти тысяча студентов.
Среди прочих в комнату вошла пожилая пара. Мужчина, видный общественный деятель, рассказал следующую историю:
«Мой отец пережил Холокост. Он работал в школе для девочек в Балтиморе, выполнял ремонтные работы. Он был озлобленным человеком, всегда замечал плохое в других людях и во всех ситуациях. И часто ругался. Ученики и персонал школы понимали, как повлияло на отца его прошлое, поэтому просто терпели оскорбления. С этим мало что можно было сделать. Однажды, когда мне было четыре года, я пришел в школу. Отец жаловался, что я не могу помочь ему в работе, потому что я глупый. Миссис Вайнберг проходила мимо и услышала эти слова. Она подошла к моему отцу и спросила, может ли она на время занять меня, так как ей нужна помощь в классе.
– Я не знаю, зачем тебе такой идиот, как он, – сказал мой отец, – но если он тебе действительно нужен, можешь взять его.
Миссис Вайнберг взяла меня за руку, и мы пошли по коридору. Мы прошагали до женского туалета, и она завела меня внутрь. Там она подняла меня на тумбу, и теперь мы стояли бок о бок, глядя в зеркало.
– Что ты видишь? – спросила миссис Вайнберг.
– Я вижу, что стою рядом с вами, – ответил я.
– Посмотри еще раз, – настаивала она, – что ты видишь?
– Я вижу мальчика, – сказал я.
– Какого мальчика ты видишь? – спросила она.
Я ответил:
– Я вижу глупого мальчика. Неуклюжего мальчика. Плохого мальчика.
– Интересно, – проговорила миссис Вайнберг, – а я совсем этого не вижу. Прежде всего, я вижу очень красивого мальчика.
Я оживился от этого комментария.
Она продолжила:
– Я вижу очень умного мальчика. И самое главное, – заключила она, – я вижу очень хорошего мальчика.
Затем миссис Вайнберг достала из своей сумочки карманное зеркальце, бумагу и ручку. Она написала на листе: «Что видит миссис Вайнберг?» – и приклеила его к зеркальцу.
– Я брал это зеркало с собой повсюду, – продолжал тот человек. – И всякий раз, когда кто-то обижал меня, я доставал это зеркало и смотрел на слова, которые написала ваша мать. Я ничуть не смущался, потому что был уверен, что я действительно искренний человек, хороший мальчик. Я никогда не злился».
Закончив свою речь, мужчина полез в карман и вытащил карманное зеркальце. Он открыл его. Внутри лежала бумага. Присмотревшись, можно было различить полустертые слова:
«Что видит миссис Вайнберг?»
Ави Штайнфельд
Глава 3одно доброе дело заслуживает другого
Сострадание – это не отношения между лечащим и раненым. Это отношения между равными. Только когда мы хорошо знаем свою собственную тьму, мы можем присутствовать во тьме других. Сострадание становится реальным, когда мы признаем нашу общую человечность.
Когда я в этом нуждалась
Отдавайте себя полностью тем, кто вас окружает. Будьте щедры на благословения. Добрый жест способен затронуть рану, которую может исцелить только сострадание.
– Смотри, мамочка, смотри!
Джимми держал в руках пластиковый пакет, наполненный зелеными солдатиками, и смотрел на меня с надеждой.
– Можно я куплю их, пожалуйста?
Я ответила, что он может положить свое сокровище в корзину вместе с едой и другими товарами первой необходимости, которые мы покупали. Я смотрела, как трое моих детей – одиннадцатилетний Стивен, восьмилетняя Ана и пятилетний Джимми – выбирали разные мелочи, чтобы занять себя в машине во время долгой поездки из Джорджии в Нью-Гэмпшир. Мое сердце разрывалось от боли. Только что я развелась с мужем, с которым прожила шестнадцать лет, и теперь везла детей домой, к своей семье.
Дети радостно болтали о новых игрушках, пока мы стояли в очереди в кассу. Я же смотрела на гору покупок со все возрастающей тревогой: очевидно, итоговая сумма сильно превысит наш бюджет. А значит, придется вернуть все игрушки и книжки.
Наконец, чуть не плача, я призналась детям, что сегодня не смогу побаловать их. Они не сказали ни слова, но их опечаленные лица окончательно разбили мне сердце. Ана в последний раз провела рукой по гриве пони, прежде чем убрать его с ленты.
За короткое время мои дети потеряли отца, друзей, дом и даже кошку.
И тут прямо перед нами возникла миниатюрная женщина с двумя маленькими детьми. Из-за слез, застилающих мои глаза, я едва смогла разглядеть сорок долларов, которые она вложила мне в руку. Я начала было протестовать, но она положила ладонь поверх моей и произнесла:
– Я тоже была на вашем месте. Пожалуйста, купите эти игрушки для своих детей.
Было видно, что она говорит это искренне, и это глубоко тронуло меня. Я снова заплакала, но на этот раз это были слезы облегчения. Я и не осознавала, сколь велики были мое напряжение и одиночество.