– О, милая, – отозвалась я, – ты помогала Джули собрать ее куклу.
Своим невинным голосом дочь ответила:
– Нет, мамочка. Я просто осталась с Джули и жалела ее, когда она плакала».
Глазами ребенка
Моя малышка-дочь, взяв в руки карандаш,
Вдруг стала рисовать как по команде «Марш!».
Я с удовольствием следил, но не сумел понять,
Что простота штрихов ее могла обозначать.
Я терпеливо ждал, готов понять, вот-вот,
И понял: образ Бога в небе создает.
Вздохнув, сказал я, что никто не видел Божьего лица.
«Теперь увидят, – раздалось, – лишь дорисую до конца».
Первое мая
Мистер Кобб завернул полдюжины гвоздик, несколько декоративных зеленых листьев и изящных веток гипсофилы с крошечными цветками в пленку. Очень мило с его стороны было прикрепить ленту вокруг подарка, который я приготовил для матери к празднику Первого мая.
– Как ты все это донесешь, Эрни? – спросил он.
– Я на велосипеде, – ответил я.
– На велосипеде в такую погоду?
Мы выглянули из окна цветочного магазина: деревья гнулись к тротуару из-за сильнейшего ветра. Я кивнул в ответ.
– Что, если обернуть твой букет бумагой?
Мистер Кобб взял цветы и завернул их в два слоя прочной коричневой бумаги. Отдавая сверток, он пожелал мне удачи.
Поблагодарив, я сунул букет под пальто и застегнул пуговицы как можно выше. Лепестки щекотали шею и подбородок, но вряд ли бы они долго продержались, если бы я просто прижал их руками к рулю велосипеда. Я не особо разбирался в цветах, но точно знал, что моя мать заслуживает гораздо большего, чем разодранный букет из стеблей.
И вот я оказался во власти ветра, способного подхватить и унести на два квартала вперед. В тот день поднялся необычайный по силе ветер, и ехать против него было совсем нелегко. Я чувствовал тяжесть в ногах на педалях, руки были сжаты до предела, легкие перехватило. Ветер дул прямо в лицо, и каждый раз, посмотрев вперед, я видел перед собой все тот же магазин в том же квартале. По крайней мере, так казалось.
Из носа потекло, и у меня не было платка, чтобы вытереть его. Не прошло много времени, как растрескались губы. Уши болели до самой глубины, будто кто-то тыкал в барабанные перепонки зубочисткой. Глаза настолько высохли, что я не мог моргнуть, и каждая мышца в теле отдавала болью.
Цветы были мертвы, но в руках мамы они ожили и вновь стали красивыми.
Трасса стала еще оживленнее к заходу солнца. Ветер выбивал меня из велосипедной полосы на проезжую часть, прямо под колеса машин. Водитель грузовика посигналил и резко свернул в сторону, чтобы не задеть меня. Мужчина за рулем «кадиллака» высунулся из окна и велел мне тащить «свою-знаешь-что» домой.
Уже совсем стемнело, когда я добрался до своего квартала. К тому моменту мои родители уже должны были с ума сходить от беспокойства. Я выглядывал папин минивэн или мамин микроавтобус. Скорее всего, они искали меня. В любой момент они могли проехать мимо, остановиться, погрузить меня с велосипедом и цветами в уютный, теплый автомобиль и довезти до дома. Чем дольше я искал и не видел до боли знакомых фар, тем злее становился.
Вся эта глупая поездка на велосипеде была ради мамы. Самое меньшее, что она могла сделать, – это спасти мою жизнь.
В четырех улицах от дома, выбившись из сил, я остановился и вытащил букет из-под пальто. Мне хотелось выбросить его. Пусть цветы унесет ветер.
Но вид белых гвоздик остановил меня. Они выглядели слегка потрепанными, как и ветки гипсофилы, но в целом букет все еще был красивым. Столько сил потрачено на то, чтобы привезти его сюда, и было бы глупо сейчас выбрасывать.
Я зажал в зубах стебли с бумагой и поехал медленно-медленно, чтобы ветер их не растрепал.
Велосипед занесло и склонило к земле. Скатившись, я приземлился, по крайней мере, в трех футах от подъездной дорожки и кубарем покатился до самой лужайки перед домом. Цветы были разбросаны по всему двору, оторванные лепестки летали вокруг, как конфетти.
Не обращая внимания на царапины, я обежал двор, чтобы собрать все, что осталось от маминого букета – шесть ободранных стеблей.
Хлопнула входная дверь, выпуская во двор маму. Я спрятал цветы за спиной.
– С тобой все в порядке? – с беспокойством разглядывая мое лицо, спросила она.
– Со мной все хорошо, – ответил я, сглатывая комок в горле.
– Ты уверен? – переспросила мама. – Почему ты прячешь руки?
– С руками все в порядке. Видишь? – И я показал безобразие, которое до этого было букетом цветов. – Я подарю тебе что-нибудь другое, – пробормотал я в слезах.
Мама сжала цветы вместе с моими руками и вдыхала их так долго, что я уже стал опасаться за ее нос. Наконец она их опустила, и тут я увидел, что она тоже плачет.
– Они прекрасны. Спасибо тебе.
Только тогда я вспомнил, почему купил их для нее. Не потому что был особый день в календаре, а потому что она любила меня, несмотря ни на что. Цветы были мертвы, но в руках мамы они ожили и вновь стали красивыми.
Как узнал Санта
Девятнадцать лет назад я проходила через ужасный процесс развода. Незадолго до Рождества я отвела свою маленькую дочку Ким посмотреть на Санту в местном торговом центре. Мне казалось, я знаю, что она хочет, и, поэтому не прислушалась к ней. Наутро Рождества она выглядела расстроенной, но не говорила почему.
В течение следующего года я встретила прекрасного мужчины по имени Сэм и вышла за него замуж. На наше первое Рождество под елкой я нашла огромную коробку.
В ней оказался набор из двенадцати столовых приборов. Мне так хотелось красивую посуду, но прежде я не могла себе ее позволить.
Я спросила Сэма, как он узнал о том, что я хочу. Он объяснил, что никогда не забудет одну маленькую девочку, сидящую у него на коленях в прошлое Рождество. Она поделилась с ним своим рождественским желанием. Все, о чем она просила Санту, – это о новой посуде для ее мамы.
День, когда я была слишком занята
– Мамочка, смотри! – воскликнула моя дочь Дарла, указывая на ястреба, парящего в небе.
– Мм, ага, – пробормотала я, стискивая руль и мысленно сосредоточившись на плотном графике своего дня.
Разочарование отразилось на ее лице.
– Что случилось, милая? – спросила я, продолжая думать о своем.
– Ничего, – ответила моя семилетняя дочь.
Момент был упущен. Недалеко от дома мы притормозили, чтобы поискать оленя-альбиноса, выходящего из самых глубин леса ранним вечером. Но так его и не увидели.
– Сегодня он слишком занят, – сказала я.
Ужин, купание и телефонные звонки заполнили все время до сна.
– Ну же, Дарла, пора спать!
Она пробежала мимо меня по лестнице. Уже без сил я поцеловала ее в щеку, произнесла молитвы и уложила в кровать.
– Мам, я забыла кое-что тебе отдать! – сказала она.
Моему терпению пришел конец.
– Отдашь утром.
Дарла неодобрительно покачала головой:
– Утром у тебя не будет времени!
– Я найду время, – был мой оборонительный ответ.
Порой, как бы усердно я ни старалась, время утекало как песок сквозь пальцы. Его никогда не хватало. Не хватало для нее, для мужа и, точно, для себя.
Однако Дарла не отступала. Разозлившись, она сморщила свой маленький нос в веснушках и взмахнула каштановыми волосами.
– Нет, не найдешь! Все будет, как сегодня, когда я попросила тебя посмотреть на ястреба. Ты даже не слышала, что я тебе говорила.
Я была слишком вымотана для споров, дочь почти добралась до истины.
– Спокойной ночи! – Я хлопнула дверью, и она отозвалась глухим эхом.
Позже, вспомнив пристальный взгляд ее серо-голубых глаз, я осознала, как мало времени мы проводим вместе. Она вырастет, и это время будет навсегда упущено.
Когда муж спросил, почему я такая угрюмая, пришлось ему все рассказать.
– Может, она еще не спит. Почему бы тебе не проверить? – предложил он.
Муж был прав, но я хотела, чтобы эта идея принадлежала мне.
Я открыла ее дверь, и свет из окна выхватил фигурку на кровати. Дочь спала, в руке у нее остались обрывки смятой бумаги. Я медленно разжала ее ладонь, чтобы посмотреть, что же было предметом нашего несогласия.
Мои глаза наполнились слезами. Она разорвала на клочки большое красное сердце со стихотворением «Почему я люблю свою маму!».
Осторожно собрав разорванные кусочки, я смогла прочесть, что она написала.
Почему я люблю свою маму!
Как много у тебя всегда хлопот,
Но время ты находишь для меня:
Я – главная из всех твоих забот.
Мамочка, я так люблю тебя!
Слова стрелой пронзили мое сердце. Десять минут спустя я принесла поднос в ее комнату, на нем были две чашки горячего шоколада с зефиром, арахисовое масло и сэндвичи с джемом. Я чувствовала, что мое сердце разорвется от любви, когда мягко дотронулась до ее гладкой как шелк щеки.
Ее густые темные ресницы были похожи на веер, прикрывающий веки, как вдруг они распахнулись, смахивая сон без сновидений.
– Что это? – спросила она, находясь замешательстве от ночного вторжения.
– Это для тебя, ведь ты – главная из всех моих забот!
Порой, как бы усердно я ни старалась, время утекало как песок сквозь пальцы. Его никогда не хватало. Не хватало для нее, для мужа и, точно, для себя.
Она улыбнулась и сонно выпила полчашки горячего шоколада. Затем ее опять склонило в сон, и она так до конца и не поняла, насколько важными были мои слова.