Новоиспеченные родители приехали с двухнедельным запасом одежды, подгузниками, способными впитать всю Миссисипи, целым зоопарком из игрушек животных, коляской, сиденьем для машины, подробным описанием передвижений по часам на следующие два дня, номером телефона педиатра (за 60 миль отсюда) и инструкцией на шесть страниц. Собаку колли они оставили дома.
Инструкция включала кормление/сон в период с 6.30 утра до 19.30 вечера. Складывалось ощущение, что малышка читала это. Она точно следовала инструкции, несмотря на пометку «время примерное». Это дитя прожило только четыре месяца, и уже четверо взрослых были готовы делать ставки на нее, называя это расписанием. Отдельные замечания моего сына были классическими приказами «отца первенца».
Какой прекрасный опыт – наслаждаться своей первой внучкой!
«И вот еще что, мама, пусть она иногда плачет». (Какого садиста я воспитала?!)
«Тебе необязательно брать ее на руки, как только она проснется». (Я ждала четыре месяца, чтобы брать этого ребенка на руки, когда захочу!)
«Все дело в дисциплине, и она должна быть с раннего возраста». (Это я слышу от мальчика, которому в пятнадцать лет нужно было предоставить сорок пять логичных причин не ехать автостопом триста миль на баскетбольные соревнования старшей школы.)
В первый день я проснулась в 5.30 утра. Мне пришлось сидеть и смотреть, как она дышит, до 6.45. Дедушка ушел на работу и не мог следить за ее дыханием. По своим причинам он не видел в этом большой потери.
Моя красавица внучка и я прекрасно провели день. Я одела ее в самую лучшую одежду, мы танцевали в гостиной и катались на коляске вверх-вниз по кварталу. Она мило реагировала на всех потенциальных бабушек, которые приходили к нам домой, затем спала большую часть дня, без сомнения, устав быть такой очаровательной.
Она продолжала следовать расписанию. Какой замечательный ребенок!
Какой прекрасный опыт – наслаждаться своей первой внучкой! Взяв ее на руки, я вновь и вновь любовалась ее глазами, доставшимися ей от отца. Они блестели и мерцали при каждом «беззубом» смехе. Я ласково водила носом по ее мягким щечкам и вдыхала сладкий аромат, исходивший от нее. Этот аромат я уже давно забыла и очень скучала по нему. Внучка привнесла новое измерение в жизнь, которое невозможно оценить или объяснить. И все оплошности ее отца, от коликов в животе до битья семейной машины, были прощены.
На вторую ночь ребенок решил проверить, как быстро я добегу до ее колыбели, когда она меня позовет. И каждый раз бабушка падала на пол. Ребенок проснулся в час ночи, голодный. Я покормила ее. Она отозвалась в 2.30, ей захотелось улыбаться и играть. В 4.00 она начала жевать кулачок. Я покормила ее. В 5.00 то, чем я ее накормила, вырвалось обратно, залив всю колыбель. Мы обе проспали ее кормление в 6.30. И я не думаю, что она его пропустила.
Она оставалась счастливой и довольной на протяжении всех двух дней, наслаждаясь статусом «звезды» за пять минут до того, как ее родители вошли в дом. В этот момент она принялась кричать без какой-либо объяснимой причины, разве что забыла о расписании. Ее родители увидели меня: волосы во все стороны, рубашка навыпуск. Я ходила туда-сюда и тихо подпевала. Ее мать забрала у меня драгоценную малютку. Немедленно крик прекратился. Я так и не смогла убедить их, что ребенок не кричал все эти два дня.
Однако я все-таки прошла первый тест по присмотру за ребенком, и они вновь оставили ее у меня. И вновь. И снова. То же самое сделали другие мои дети, и к моменту, когда я достигла седьмой по счету вышины в воспитании внуков, вся моя удача новичка трансформировалась в статус профессионала.
Прошло двадцать лет с тех пор, как я услышала: «Мама, не могла бы ты?..», и мой ответ остается неизменным: «Я готова. Как скоро вы доберетесь сюда?»
Сад моей бабушки
Каждый год бабушка сажала тюльпаны у себя в саду и всегда с детским нетерпением ждала весны, когда они покажутся во всей своей красе. В ответ на нежную заботу они распускались каждый апрель и никогда ее не разочаровывали. Но, по словам бабушки, настоящими цветами, украсившими ее жизнь, были внуки.
Я не собиралась быть одним из ее цветков.
Меня отправили к бабушке, когда мне было шестнадцать. Родители жили за границей, когда у меня начался трудный возраст. Я была полна фальшивой мудрости и злилась на их неспособность принять и понять меня. Несчастная и дерзкая, я готова была бросить школу.
Ее слова ударили мне в самое сердце, и я онемела. Они били сильнее тысяч «я люблю тебя».
Бабушка была хрупкой женщиной, заботящейся о своих детях и их еще растущих отпрысках. Также она была наделена классической, старомодной красотой. Темные волосы всегда были элегантно уложены, в ярких голубых глазах светилась энергия и сила. Ее правилом было служение семье, которую она, словно ребенок, безмерно и искренне любила. И все же я думала, что игнорировать бабушку будет легче, чем родителей.
Я безмолвно переехала в ее скромный фермерский дом, незаметная, с вечно опущенной головой и глазами обиженного домашнего животного. Я замкнулась в себе, испытывая ко всему полное равнодушие. Я не позволяла никому войти в мой внутренний мир, боясь показать свою уязвимость. Я была уверена, что жизнь – это тяжелая борьба и бороться лучше в одиночку.
Я ожидала, что бабушка оставит меня в покое. Однако она не сдалась так легко.
Начались занятия в школе, и время от времени я появлялась там, но в основном проводила весь день в пижаме перед телевизором в своей комнате. Не понимая намеков, каждое утро бабушка врывалась в мою комнату как нежеланный луч солнца.
– С добрым утром! – пела она, распахивая шторы на окне.
Я с головой уходила под одеяло и игнорировала ее.
Стоило мне выйти из комнаты, как на меня градом сыпались вопросы о моем здоровье, моих мыслях и взглядах на жизнь. Я невнятно отвечала, но ее энтузиазм не убавлялся. На самом деле бабушка вела себя так, словно мое бессмысленное бормотание увлекало ее. Она слушала с таким живым интересом, будто мы делились с ней секретами. В редкие моменты, когда я выдавала больше одного слова в ответ, она радостно хлопала в ладоши. На лице у нее сияла улыбка, будто я подарила ей подарок.
Сначала я думала, что до нее просто не доходит. Хотя она не была особо образованной, в ней чувствовалась мудрость и здравый смысл, данные ей от природы.
Выйдя замуж в тринадцать лет во времена Великой Депрессии, она научилась всему сама и воспитала пятерых детей. Она работала поваром в ресторанах и со временем стала владелицей своего собственного.
Поэтому меня не удивило, когда она настояла на том, чтобы я научилась печь хлеб. Я настолько неудачно пыталась замесить тесто, что бабушка взяла эту часть работы на себя. И все же она не отставала от меня и не позволяла покинуть кухню, пока хлеб не начнет подниматься. Она хлопотала над тестом, а я не могла отвести взгляд от ее цветника за окном. В такие минуты я первой начинала разговаривать с ней. Она слушала с таким желанием, что я смущалась.
Постепенно я поняла, что интересна ей сама по себе, а не просто как новый человек в ее доме. Я стала больше и больше открываться и с нетерпением ждала наших разговоров.
Когда наконец слова пришли ко мне, я не могла остановиться. Я стала регулярно ходить в школу и после уроков спешила домой. Бабушка, как всегда, ждала меня в своем кресле и с улыбкой слушала подробный рассказ о моем дне.
Однажды, будучи уже в предпоследнем классе, я ворвалась к ней и объявила:
– Меня назначили редактором школьной газеты!
По словам бабушки, настоящими цветами, украсившими ее жизнь, были внуки.
У бабушки перехватило дыхание, и она стала хлопать в ладоши прямо у самого лица. Тронутая больше, чем я сама, она взяла мои руки в свои и сжала их со всей силы. Я посмотрела ей в глаза, они блестели.
– Ты так мне нравишься, – сказала бабушка, – и я тобой так горжусь!
Ее слова ударили мне в самое сердце, и я онемела. Они били сильнее тысяч «я люблю тебя». Я знала о ее любви ко мне, но это была безусловная любовь, а дружбу и гордость еще надо было заслужить. Эта невероятная женщина одарила меня и тем, и другим, и я задумалась, возможно, во мне действительно есть что-то стоящее.
Она разбудила во мне желание открыться и позволить другим узнать о моей уязвимости.
В тот день я решила попробовать жить как она – проявляя энергию и силу. Неожиданно у меня появился интерес к миру, себе самой, другим людям и любви, такой же безмерной и безусловной, как у нее. И я поняла, что любила ее не потому, что она была моей бабушкой, а потому, что она научила меня заботиться о себе и других.
Моей бабушки не стало весной, спустя два года после того, как я переехала к ней жить, и за два месяца до окончания школы.
Бабушка умерла в окружении своих детей и внуков. Мы все держались за руки и вспоминали мгновения, полные любви и счастья. Перед тем как она покинула этот мир, каждый из нас со слезами на глазах наклонился над ее постелью и нежно поцеловал ее. Когда пришла моя очередь, я мягко поцеловала ее в щеку и прошептала:
– Ты так мне нравишься, бабушка, и я так горжусь тобой!
Я была уверена, что жизнь – это тяжелая борьба и бороться лучше в одиночку.
Сейчас я заканчиваю колледж и часто думаю о словах моей бабушки. Я надеюсь, что она до сих пор была бы горда мной. Я поражена, с какой добротой и терпением она помогла мне преодолеть трудности детства и обрести мир в душе. Это случилось весной, и, словно тюльпаны в саду, мы, ее отпрыски, до сих пор цветем энтузиазмом. И я продолжаю работать так, чтобы она никогда не была разочарована.
Поход в кафе
У колледжа в кафе зашли перекусить.