– Юная леди, я хочу вас увидеть после занятий.
Позже мисс Джордан объяснила: она ожидает, что ее будут слушать.
– В качестве наказания я хочу, чтобы ты написала эссе в тысячу слов на тему образования и его влияния на экономику, – сказала она.
Я уложилась в сроки и была уверена, что хорошо выполнила работу.
На следующий день в классе мисс Джордан подозвала меня и вернула работу.
– Перепиши это, – велела она. – Помни, что каждый параграф должен начинаться с вводного предложения.
Во второй раз она вернула работу, указав на грамматику. В третий раз – на орфографию. В четвертый раз – на пунктуацию. В пятый раз работа оказалась недостаточно опрятной. Мне стало дурно от этого.
В шестой раз я переписывала эссе медленно, используя цветные чернила, оставляя достаточно места для полей. Увидев его, мисс Джордан сняла очки и улыбнулась. Наконец она приняла мою работу.
Прошло два или три месяца, и вот однажды я опять увлеклась разговором во время занятий.
– Мэри… – толкнули меня в бок. – Мисс Джордан! Она смотрит на тебя!
Я подняла глаза и столкнулась с все тем же хмурым взглядом.
– Мэри, ты слышала, о чем я сейчас говорила? – спросила мисс Джордан.
– Простите, нет.
Она продолжила:
– Я рассказывала о конкурсе эссе, проходившем в нашем городе. Его темой было влияние образования на экономику. Объявили победителей. – Она сделала паузу: – Ребята, я рада вам сообщить, что Мэри заняла третье место.
Я сидела, открыв рот. Первый раз я оказалась среди победителей. Позже мисс Джордан сказала, что самым важным было то, что я получила хороший урок. Переписывая работу, я училась дисциплине. Я была тронута. После мамы она была первой, чей похвалы я ждала больше всего на свете.
Даже если в моем маленьком мире недоставало солнца, я не грустила.
В конце десятого класса нам устроили экзамен, чтобы оценить наш уровень знаний и умений, и я заняла пятое место. Все учителя настоятельно рекомендовали мне пойти в колледж, но для меня это оставалось далекой мечтой. Шансов не было никаких. Я не могла себе этого позволить. Все же я подала документы и была принята в Государственный университет Вирджинии.
Пришло время выпускного. Мама так гордилась мной, ведь я первая из нашей семьи окончила среднюю школу (год спустя школу окончила и Энн). Мама сидела в первых рядах, и я поймала ее взгляд, когда мне вручали диплом. Она улыбалась, а в глазах у нее стояли слезы.
Но не это было главным событием вечера. К моему удивлению, вдруг произнесли мое имя… и все продолжали повторять. И каждый раз объявляли о гранте на обучение в колледже. Я все-таки могла пойти учиться дальше!
Для нас с мамой это стало сюрпризом, но, думаю, мисс Джордан знала. Она улыбалась и кивала головой, будто говорила: «Вот видишь, что какие плоды приносит дисциплина?»
Я получила гранты и работала все лето, а осенью пошла учиться. Своей специальностью я выбрала образование в области бизнеса. И даже в колледже я слышала замечания по поводу своей простой одежды, – в основном я донашивала вещи после мамы или шила сама. Я ревела от обиды, когда никто не видел, и утешала себя ее словами: «Важно, не что на тебе, а кто ты». И я знала, это не сравнить с теми испытаниями, которые выпали на долю моей мамы.
В трудные студенческие годы наставления мисс Джордан помогали мне сосредоточиться на учебе, а мамины – придавали сил и не позволяли ожесточиться.
– Мэри Элис, если тебе что-то не нравится, измени это, – говорила она. – И если сбилась с пути, поднимайся и начинай все заново!
Долгие годы мама и мисс Джордан оставались для меня маяками-близнецами, выводящими на верный путь, даже когда я стала классным учителем в Александрии и позже президентом Национальной ассоциации работников просвещения США. Мама с ее силой духа и мисс Джордан с ее ясностью разума. Всего лишь один вопрос мне по-прежнему не давал покоя. Он мучил меня вот уже более тридцати лет.
Однажды мама приехала навестить меня. Мы стояли рядом и мыли кастрюли и сковородки после семейного сбора.
Я сделала глубокий вдох:
– Мама, почему в детские годы ты была так строга со мной?
Она положила полотенце для посуды и задумалась, но так ничего и не ответила.
На следующее утро мы с мамой сидели и завтракали, рассматривая из окна наш сад. Мы не говорили ни о чем конкретном. Затем я налила по второй чашке для нас обеих. Мы так и сидели в тишине, как вдруг мама по старой привычке схватила меня за подбородок. Она посмотрела мне прямо в глаза:
– Ты вчера задала мне вопрос, Мэри Элис. Я обдумала ответ. В тебе была сила. И еще ты была своенравной. Мне приходилось быть более строгой с тобой, потому что тебе от рождения было дано больше, чем другим. Ты должна была пройти эту школу дисциплины. Я знала, что от этого будет зависеть твой успех. Это ответ на твой вопрос, Мэри Элис.
Мама продолжала держать меня за подбородок, и я слышала, как тикают часы дедушки в доме. Я кивнула, и она отпустила меня.
– Я поняла, мама.
В конце-концов я поняла.
Мама задувает 75 свечей
Втайне она надеялась, что ее легкие наделены особым даром и в них вмещается целый баллон с кислородом. На протяжении многих лет она громко выкрикивала, говорила и молилась: «Иисус, Мария и Иосиф, дайте мне терпения!» 1 245 187 раз.
Она развешивала подгузники на натяжных веревках для одежды, стерилизовала бутылочки, носила детей по лестнице вверх-вниз, гладила детские майки и юбки и с гордостью возила коляски.
Она начистила картошки больше, чем на шести кораблях морского флота.
Когда мама задувает 75 свечей, благословлены все те, кто с любовью окружает ее.
Она делала химическую завивку и красила волосы в каштановый цвет. Ее стрижка была писком моды в 1935–1943 годах: пышная, с крупными завитками. Она и сейчас завивала волосы, но они уже были седыми.
Гостиная была местом, где она развлекалась в компании, в кладовой хранились продукты, в морозилке было много мороженого, и стиральная машина с ручным отжимом была в ее распоряжении по вторникам.
Она получила «ученую степень няни». С чем ей только не пришлось столкнуться – с корью, ветрянкой, свинкой, воспалением легких, полиомиелитом, туберкулезом, лихорадками различного рода, накладыванием швов, гриппом, сломанными руками и разбитыми сердцами!
В разные времена в ее гардеробе хранились домашние платья, шляпы с перьями, белые перчатки, короткие и длинные юбки, брючные костюмы, пышные платья из шифона и облегающие наряды, любимое пальто на выход и рождественские игрушки, заказанные по каталогу Sears.
Она познала мужскую любовь, радость материнства, боль детских ошибок, теплоту дружбы. Она праздновала свадьбы и благословляла внуков и правнуков.
Кто может сосчитать все оттертые ею полы и приготовленные обеды, выслушанные признания и рассказанные на ночь истории? Все извинения, которые ей приносили, и молитвы, которые она шептала Богу каждый день?
В ее объятиях побывали целые поколения детей. Ее руки приготовили бесчисленное количество «любимых блюд». С молитвой о родных и любимых она столько раз вставала на колени. Она перецеловала столько царапин и ран. Согнув спину, она купала грязных ковбоев, подбирала разбросанную одежду, собирала цветы из сада – и постарела.
Ее путешествие по жизни сопровождалось слезами и смехом. Она наблюдала, как вчерашние закаты становятся новыми восходами, полными надежд и обещаний. Только благодаря ей и мужчине, попросившему ее руки, обрели жизнь и любовь целые поколения.
И когда мама задувает 75 свечей, благословлены все те, кто с любовью окружает ее.
Шесть из семи чудес моего мира
– Это – из списка всех тех вещей, которые я никогда бы не сделала, если бы у меня не было семерых детей, – повернувшись, сказала мне мать, когда мы проезжали через пустыню Нью-Мексико в нашем кабриолете «шевроле». Двумя днями раньше она приехала в Тусон, чтобы составить мне компанию в поездке в Вашингтон, округ Колумбия. Когда я рассказала об этой поездке, мама не стала ждать моего призыва о помощи. Она просто взял отгул на работе, сделала все необходимые приготовления и прилетела из Чикаго.
Со временем пришло понимание, что мама будет со мной всегда.
Я часто слышала, что в семьях, где семеро детей, всегда кто-то остается позади. Если следовать математической формуле, количество часов, разделенное на количество детей, равно количеству внимания на одного ребенка. Но это было не про нас. Не знаю, как это удавалось моей матери, но я никогда не чувствовала, что для нее важнее кто-то из моих братьев и сестер, или ее карьера, или даже отец.
Я помню, как ребенком сидела у нее на коленях и слушала о восьми равных частях ее сердца, по одной на каждого из ее детей и мужа, нашего отца. Я не могу понять, где были мои братья и сестры, когда мы с мамой играли в «миссис О’Лири и мистера Фоли» – только нашу с ней игру, когда пили вкусный чай с печеньем и сплетничали о соседях. Или когда она читала мне на ночь и пела свою колыбельную: «Засыпай, моя маленькая тыквочка,/ Крепко засыпай./ И когда ты заснешь, моя маленькая тыквочка,/ Ты превратишься в розочку».
Когда я пошла в детский сад, мама сказала мне, что, если вдруг я почувствую себя одиноко, все, что надо сделать, – это послать ей воздушный поцелуй, она его поймает и вернет обратно. Я действительно верила, что мама получает все мои поцелуи, и чувствовала ее поцелуи в ответ. Я до сих пор в это верю. Каким-то чудом телефон всегда звонил, когда она нужна была мне как никогда.
Где бы я ни находилась и что бы ни случалось в моей жизни, я первым делом делилась всем с ней. Это наводило на мысли, что я буду делать, однажды оставшись без нее, но со временем пришло понимание, что мама будет со мной