Майкла направили в наш лагерь прошлым летом из приюта для мальчиков, где он тогда жил. Майклу было двенадцать лет, и на его долю выпало много невзгод. Его мама умерла, и отец привез его в США из страны, охваченной войной. Он сделал это, чтобы подарить мальчику «хорошую жизнь». К сожалению, ребенок остался под опекой тети, которая унижала его морально и физически. Майкл был стойким маленьким мальчиком, никому не доверявшим и считавшим, что его нельзя полюбить.
Я поблагодарила Бога за любовь, которая может возникнуть между мамой и сыном, даже всего лишь на один день.
Он проводил время в компании других мальчишек, таких же хмурых, ожесточенных и черствых. Эта «банда» терроризировала вожатых, но мы упорно продолжали любить их, несмотря ни на что. Мы решили, что они ведут себя вызывающе из-за того, что их очень сильно обидели.
Где-то на пятую ночь нашей недельной смены мы повели детей на ночную вылазку с ночевкой в палатке под звездным небом. Когда Майкл узнал об этом мероприятии, он сказал, что это глупо, и заявил, что не пойдет. Мы не стали с ним спорить и продолжили заниматься вечерними делами.
Когда в небе взошла сияющая луна, и вечер почти склонился к ночи, дети начали укладывать свои спальные мешки в большую стопку у озера.
Я увидела, что Майкл ходит один, повесив нос. Он увидел меня и быстро подошел. Я решила не реагировать на его понурый вид и сказала:
– Ну что, Майкл, давай возьмем твой спальник и найдем тебе и твоим друзьям хорошее местечко.
– У меня нет спальника, – тихо пробормотал он.
– Ну, это не проблема, – воскликнула я. – Мы просто уложим сумки в ряд и дадим тебе несколько пледов.
Майкл был стойким маленьким мальчиком, никому не доверявшим и с читавшим, что его нельзя полюбить.
Решив, что дилемма решена, я собралась уходить. Но Майкл потянул меня за футболку и оттащил подальше от толпы детей.
– Энн, мне надо тебе кое-что сказать.
Я увидела, как этот не по годам взрослый и суровый мальчишка сгорает со стыда.
Он еле слышно прошептал:
– Понимаешь, у меня проблема. Я… я… Я мочусь в постель каждую ночь.
Хорошо, что Майкл шептал мне на ухо и не заметил моего пораженного вида. Я даже не подозревала, что именно поэтому он может вести себя так враждебно. Я поблагодарила его за то, что он поделился со мной своей бедой, и сказала, что понимаю, почему он переживает из-за ночевки. Мы договорились, что он поспит в своем домике, незаметно ускользнув от отряда.
Я ушла в лагерь вместе с ним и по дороге к его домику спросила, не страшно ли ему спать одному. Он убедил меня, что в его жизни бывали вещи и пострашнее. Застилая его постель свежим бельем, мы обсудили, как тяжело ему дались эти двенадцать лет, и он сказал, что хочет, чтобы в будущем у него все было по-другому. Я ответила, что ему хватит сил сделать свою жизнь намного лучше. Впервые за всю неделю он не притворялся и выглядел ранимым и милым.
Майкл запрыгнул под одеяло, и я предложила укутать его.
– Что такое «укутать»? – с интересом спросил он.
Со слезами на глазах я укрыла его, подоткнула одеяло ему под подбородок и поцеловала в лоб.
– Спокойной ночи, Майкл. Я думаю, что ты классный! – пробормотала я.
– Спокойной ночи и, э-э-э, спасибо за то, что побыли мне типа мамой, ладно? – серьезно ответил он.
– Не за что, милый, – сказала я, обняв его.
Когда я уходила, по моим щекам катились слезы. Я поблагодарила Бога за любовь, которая может возникнуть между мамой и сыном, даже всего лишь на один день.
Папина дочка
Яприехала в гости к родителям со своим месячным сыном. Я ночевала в своей старой детской комнате и в первую ночь услышала, как мой отец встал и вышел в коридор. Мама сказала ему:
– Холодно. Проверь, укрыт ли ребенок.
Я притворилась спящей, чтобы посмотреть, что сделает новоиспеченный дед. Войдя в комнату, он даже не подошел к кроватке моего малыша. Зато проверил, укрыта ли я как следует одеялом. И тогда я поняла, что всегда буду папиной дочкой.
Глава 2. Мамины наставления
Господь не может быть повсюду, поэтому он создал матерей.
Читать в одиночестве
Мне было тринадцать лет. Год назад моя семья переехала в Южную Калифорнию из Северной Флориды. А у меня начался тяжелый подростковый период. Я бесился, бунтовал и почти не слушал, что говорят родители, особенно если это касалось меня. Как и многие другие подростки, я отвергал все, что не соответствовало моей картине мира. Я был «гением, не нуждающимся в назидании» и избегал любого открытого проявления любви. Я даже приходил в ярость, если слышал слово «любовь».
Я уверен, что любовь – бесконечная, терпеливая, безусловная любовь – меняет жизнь.
Однажды вечером особенно трудного дня я ворвался в свою комнату, захлопнул дверь и бросился на постель. Лежа в тишине, я сунул руки под подушку. Там лежал какой-то конверт. Я вытащил его наружу и увидел слова: «Читать в одиночестве».
Я действительно был один; никто не узнал бы, прочитаю я это письмо или нет. И я открыл его. Там говорилось: «Майк, я знаю, что жить сейчас трудно. Я знаю, что ты сердишься и мы, наверное, делаем что-то не так. А еще я знаю, что безумно люблю тебя, и ты не изменишь этого никакими словами или поступками. Если захочешь поговорить, приходи ко мне. А если не придешь – ничего страшного. Просто знай, где бы ты ни был и что бы ни делал, я всегда буду любить тебя и гордиться тем, что ты – мой сын. Я с тобой, и я люблю тебя – так будет всегда. Твоя мама».
Это было первое из нескольких писем, которые нужно было «читать в одиночестве». Мы никогда не обсуждали их, пока я не вырос.
Сегодня я путешествую по миру, помогая людям. Однажды я вел семинар в Сарасоте, штат Флорида, и после занятия ко мне подошла одна женщина. Она печалилась, что ей никак не удается наладить отношения с сыном. Мы пошли на пляж, и я рассказал ей о неугасимой любви моей матери, а еще о ее секретных письмах. Несколько недель спустя она прислала мне открытку с рассказом о том, что написала сыну письмо и оставила под его подушкой.
В тот вечер перед сном я сам засунул руки под подушку и вспомнил, какое облегчение чувствовал, обнаруживая каждое из маминых писем. В эпицентре моего ураганного отрочества те письма успокаивали и напоминали о том, что меня можно любить, несмотря ни на что. Перед сном я поблагодарил Бога за то, что моя мама знала, в чем нуждается ее агрессивный подросток. Теперь, когда в моей жизни начинается темная полоса, я уверен: у меня под рукой всегда будет напоминание о том, что любовь – бесконечная, терпеливая, безусловная любовь – меняет жизнь.
А моя мама сказала…
Любовь матери – это энергия, которая позволяет обычному человеку делать невозможное.
Выпустившись из Вест-Пойнта и получив звание офицера армии США, я несколько недель провел на ферме нашей семьи в Мистике, Коннектикут. Однажды за ужином я рассказал родителям о своем желании следующей зимой пойти в школу рейнджеров.
Армия отправляет на этот изнурительный курс только своих лучших солдат. Курсанты там получают питание всего раз в день, спят ночью по два-три часа и ходят в патрули на тридцать километров с рюкзаками, полными личной и отрядной экипировки. Они учатся выживать за линией врага и проводить рейды, устраивать засады и организовывать разведывательные миссии. В среднем только один из трех курсантов способен окончить этот курс.
Меня удивила реакция мамы на мой рассказ. Вместо того чтобы поддержать меня, она заупрямилась. Она стала выяснять, какова вероятность того, что я получу травму. Она попросила меня объяснить, зачем мне это нужно. Мама знала, что в прошлом некоторые курсанты погибали во время обучения.
Я сказал, что мне так захотелось. Для моей офицерской карьеры необязательно проходить подготовку в школе рейнджеров. Но я хотел испытать свои силы. Мама тихо слушала меня. Она больше не задавала вопросов. Я понял, что она чувствует. Или только подумал, что понял.
Вскоре после этого разговора я покинул родительский дом и отправился на базовый курс офицеров инженерных войск (БКОИВ) в Форт-Леонард-Вуд, штат Миссури. После этого курса я должен был отправиться в строительный батальон в Германии. На второй неделе курса я посетил ориентировку школы рейнджеров. Там дежурный офицер поделился с нами неутешительными новостями. Поступление в школу оказалось непосильной задачей: из шестидесяти лейтенантов, собравшихся в комнате, только шесть получат место в школе. Следующие три месяца мы будем соревноваться по пяти направлениям: физической подготовке, наземной навигации, вязанию узлов, плаванию и академической подготовке. Шестеро солдат, показавших лучшие результаты, отправятся в школу рейнджеров.
Я был «гением, не нуждающимся в назидании» и избегал любого открытого проявления любви.
В тот вечер я позвонил родителям.
– У меня почти нет шансов попасть в школу рейнджеров, – сказал я и объяснил, сколько человек претендуют на место.
Я был уверен, что маме станет легче от моих слов. Но я ошибался. Мама решила, что мне грозит нечто более опасное, чем школа рейнджеров. Я мог лишиться своей мечты. И мама инстинктивно попыталась вернуть мне ее.
– Ты справишься, – сказала она. – Ты так сильно хотел пойти в школу рейнджеров, и я знаю, ты туда попадешь. У тебя все получится. И ты сможешь ее успешно окончить.
Мамины слова развеяли мои сомнения и наполнили меня силой и решимостью.