– Спасибо, Боб, я рад быть здесь.
– Как вы знаете, Терри, наша игра целиком посвящена тому, насколько вы готовы унизиться, чтобы заработать денег. Итак, участник номер один, что бы вы сделали за один бакс?
– Что угодно, Боб. Я готов сделать что угодно, чтобы позаботиться о своей семье. Я встану задолго до восхода солнца зимой и поеду на границу штата устанавливать картонные фигурки актеров «Сайнфелда» на территории колледжа, чтобы добыть еду на стол. Затем я возьму два ящика пива, три дюжины лакричных веревок и большую сумку, набитую арахисом, и буду разносить все это вверх и вниз по крутым ступенькам футбольного стадиона, бейсбольного стадиона, по площадке шоу родео и двум концертным павильонам, если только это поможет мне заплатить ипотеку. Я изучу исследования рынка о потребительских продуктах и политических течениях. Я буду тайным покупателем в сетях закусочных и парикмахерских. Боб, я даже оденусь шестифутовым гекконом и проеду по гоночному треку на гольфмобиле. Я сделаю что угодно за один бакс!
Реальный победитель этого шоу – я. Я выиграла главный приз: мужа, которым горжусь. Того, кто готов не только сделать что угодно за бакс, но и бороться за нашу любовь и нашу семью. Как я могу не уважать это?
Дважды за жизнь
Прошлое позади нас, любовь впереди и вокруг нас.
«Мы не смогли его спасти», – с дрожью в голосе произнес доктор. Эти слова эхом отдавались в моей голове, когда я спускалась на этаж реанимации, отказываясь верить в случившееся. Моя родная душа, мой пятидесятишестилетний муж Сид, с которым мы прожили почти тридцать восемь лет, умер от внезапного сердечного приступа.
Справившись с первым шоком от его смерти, я прошла через многочисленные этапы горя, включая депрессию, гнев и смятение. Консультации психолога помогли невероятно, особенно в том, что касалось совершенно неожиданной для меня темы – чувства вины за собственное счастье.
Позднее встретив Тома и влюбившись в него, я ликовала и в то же время чувствовала какое-то замешательство. Как могла я полюбить кого-то кроме Сида? Я чувствовала себя лгуньей. Я осознавала, что Сид был бы рад моему счастью, но сердцу принять этот факт было нелегко, и для этого требовалось много времени и усилий.
В конце концов мне помогло справиться с этим чувством вины осознание, что я по-настоящему удачливая женщина. Многим ни разу за всю жизнь не удается встретить настоящую любовь, мне же посчастливилось любить и быть любимой двумя прекрасными и такими разными мужчинами. Сид был идеален для молодой, наивной невесты, Том же подходил для шестидесятилетней, более уверенной в себе, независимой женщины, какой я стала с тех пор, как мой муж преждевременно умер.
Почти два года спустя после смерти Сида Том и я посетили его могилу. Я была в объятиях мужчины, которого любила, рыдая по другому мужчине, которого тоже любила. Но как это ни странно, это не казалось таким уж немыслимым. Вокруг была полная тишина и покой. Мне было очень уютно в любящих объятиях Тома, но то, что я чувствовала, было чем-то гораздо бо́льшим.
В тот промозглый ноябрьский день ветер был таким же холодным, как и длинная бетонная скамья, величественно возвышающаяся рядом с семейным склепом. Вдруг легкий теплый ветерок поцеловал мне лицо и приласкал волосы. Я знала, что это был Сид, говорящий мне, что он счастлив за меня и что он рядом, – эдакая улыбка издалека. В моем сердце навсегда останутся воспоминания о прошлой любви. Но у меня еще достаточно любви в сердце, чтобы поделиться ей с кем-то другим. Я чувствовала, как последние остатки вины утекают прочь и сливаются с пушистыми облаками над нами.
Я вздохнула и положила голову на плечо Тома. «Какая же я счастливая, – подумалось мне, – я испытала настоящую любовь дважды в жизни».
Чего ты не знаешь
Любите друг друга, и будете счастливы. Это так же легко, как и трудно.
Когда ты молода и ничего не смыслишь в игре под названием жизнь и выбор спутника жизни – особенно если ты молодая глупая христианка и пытаешься повиноваться Богу, – тебе, чтобы выйти замуж, вероятно, достаточного того факта, что ты влюблена и твои гормоны взбесились. Год совместной жизни кажется невыносимо долгим, тринадцать лет представляются довольно смутно, а вся жизнь выглядит просто непостижимой.
Ты еще не знаешь, что эти тринадцать лет пройдут, не успеешь и глазом моргнуть.
Когда ты надеваешь белое платье и даешь клятву «…в горе и радости», ты не знаешь, насколько ужасным может быть это «горе». Ты не знаешь, как тяжело страдать три года от бесплодия, затем защищать свое решение усыновить ребенка перед людьми, которые считают, что тебе лучше потратить свои силы на лечение, и потом еще три года страдать послеродовой депрессией. Ты не знаешь, когда даешь обет «в богатстве и бедности», что значит настоящая бедность. Ты не знаешь, что те сто долларов, на которые ты жила в колледже, будут выглядеть как манна небесная после тринадцати месяцев безденежья.
Когда вы собираете вещи и переезжаете в ваш новый дом, ты не понимаешь, что та пара трусов, которые он, скомкав, кидает на пол, всегда будет там и что посуда, которую он оставляет в раковине, – тоже. И даже несмотря на то, что ты не собиралась оглядываться ни на отца, ни на мать, ты вовлечешь их в ссору, чтобы доказать свою позицию, что посуду не следует оставлять в раковине, а трусы не должны валяться на полу, будто там им и место, если их намереваются надеть снова.
Ты не знаешь, что те соглашения, к которым вы пришли в первую неделю медового месяца, не будут выполнены, и не важно, насколько ты это ненавидишь, и не важно, сколько раз ты напоминаешь о них. Грязная посуда будет по-прежнему в раковине, а ржавчина – в туалете (пока свекровь не придет нас навестить).
Ты понятия не имеешь о том, что он по-прежнему будет хотеть тебя с этими складками на животе и отвисшими грудями. Ты не знаешь, как это прекрасно – смотреть в маленькие голубые глазки ребенка и видеть своего супруга. Ты не знаешь, что, глядя на темнокожее лицо своего сына, ты увидишь в нем своего мужа, потому что воспитание может обмануть природу. Ты не знаешь, что, когда в итоге забеременеешь после усыновления и родится белый ребенок, твой муж скажет, что ты обманула его, потому что его дети темнокожие.
Ты не знаешь, что, когда тебя посетит дикая мысль стать писателем или создать свою собственную компанию, твой супруг станет твоим самым лучшим другом. Ты не знаешь, что, даже когда твоя семья решит, что твой муж чокнутый, ты уцепишься за него еще крепче. Ты и не подозреваешь о том счастье, которое почувствуешь в этот момент.
Согласитесь, когда вы молоды и глупы, вы не понимаете, во что ввязываетесь.
Не понимаете.
Но я рада, что ввязалась.
Он сделал меня королевой
Любовь уж не любовь, когда меняет цвет в малейшем измененье.
Джин, мой жених, крепко прижимал меня к себе, когда мы выходили из кабинета врача.
– Ничего не случится с твоими глазами. – Он поднял мой подбородок кончиками пальцев и смахнул слезинку с моей щеки. – У нас впереди свадьба.
Я купалась в его нежности, но в моих мыслях все еще эхом отдавались слова доктора, сказанные несколькими минутами раньше. Он посветил ярким светом в мои расширенные зрачки и произнес:
– Хм… сетчатка повреждена.
Ладони у меня вспотели, а сердце бешено заколотилось.
– Вам нужно быть готовой, – сказал он. – Никто не знает, как долго еще вы будете видеть.
Я оперлась на Джина, на его сильные и нежные руки, пытаясь избавиться от безрадостных мыслей. Ну же, на данный момент мое зрение в норме, я влюблена, и моя мечта о замужестве вот-вот станет реальностью.
Прошло несколько месяцев, и наконец наступил день моей свадьбы! Одетая в белое, я готовилась пройти по церковному коридору и встретить своего принца.
– Ты готова? – прошептал мой отец.
Я кивнула и положила свою дрожащую руку в его ладонь. Наши шаги были медленными, когда мы двигались по проходу между рядами под звуки королевской изысканной музыки. Украшения из свежих ярких цветов по сторонам создавали невидимый купол легкого аромата. Солнце сияло сквозь витражные окна, рисуя разноцветные фигуры на мраморном полу, добавляя волшебства этому моменту.
«В радости и горе…»
Настал день, когда я проснулась, и мир вокруг меня исчез.
Эти слова касались чего-то очень далекого, так казалось в тот счастливый момент, а мое сердце пьянело от мечты об этой «радости». Но девять лет спустя мой мир погас, пришел черед «горя» – слова, некогда сказанные офтальмологом, обернулись отрезвляющей правдой. Мое периферийное зрение стало ухудшаться, и происходило это очень быстро. Я села рядом с Джином на диван.
– Мне надо сказать тебе кое-что.
Он нажал кнопку на пульте, убавив звук телевизора, и повернулся ко мне:
– Что случилось?
– Я думаю, что не смогу больше водить. Что-то не так с моими глазами.
Рассказ о том, что я часто натыкаюсь на детей и открытые двери шкафа, и даже пропускаю ступеньки, не удивил его. Он знал это, как и я. Но разговор об этом сделал ситуацию до боли реальной.
С каждым месяцем мое поле зрения уменьшалось. Начались отчаянные поиски лечения и визиты к специалистам, но все ответы не давали нам надежды. Наши мучения все возрастали.
Пролетели еще несколько месяцев. Теперь я смотрела на мир словно сквозь замочную скважину. И потом настал этот день – я проснулась, и мир вокруг меня исчез. Горечь и гнев заполнили мои дни. Несправедливо, что это несчастье коснулось нас обоих. То, чего мы страшились, стало незваным гостем в нашем браке.