Спустя час после того как мы разъехались, зазвонил телефон. Тэмми, всхлипывая, сообщила: «Отец ушел».
Я знала в сердце, что Господь послал отцу особый подарок… мама позволила ему уйти.
Самый восхитительный отпуск
Ведь смерть – это не что иное, как поворот от времени к вечности.
Когда отцу поставили диагноз «рак легких последней стадии», путь, который он прошел, борясь со своим недугом, был нелегким. Но он ни на минуту не оставался один: Бог, семья и друзья были с ним на протяжении всего этого периода. Химиотерапия могла бы, возможно, как-то замедлить распространение опухоли, но мы все знали, что эта болезнь чрезвычайно плохо поддается лечению, и прогноз о том, что ему осталось жить шесть месяцев, вполне мог стать реальностью.
Наблюдать за тем, как отец теряет волосы и страдает, было нестерпимо. Но помимо слез и боли было столько прекрасного, так много удивительных бесценных подарков, которыми мы – его семья и друзья – были осчастливлены. И пока месяцы складывались в года, мы все понимали, как ценен каждый день, проведенный с ним. Уроки, которые он преподал нам тогда, останутся навсегда в моем сердце.
В течение последних двух с половиной лет отец учил меня надежде: тому, как бороться и когда сдаваться. Он учил меня вере. Не только вере в Бога, но также тому удивительному доверию между мужем и женой. В течение последних нескольких недель его жизни мама большую часть ночей провела в больничной палате, сидя рядом с его постелью. Она в полном смысле слова казалась мне святой, постигшей все таинства брака и значение слов «в болезни и здравии». Отец верил в нее и в те обязательства, которые они дали друг другу сорок восемь лет назад. Я совершенно ясно видела во взгляде, которым он смотрел на нее, благодарность за любовь и служение.
Одним жарким и душным августовским днем казалось, мир все тот же и все идет своим чередом. Но для меня это было что угодно, только не обычный день – это был незабываемый момент времени. День, когда мне посчастливилось стать свидетелем одного из самых замечательных примеров преданности моих родителей друг другу. Семьдесят два часа назад у отца был приступ, чуть не приведший к смерти, когда он неожиданно перестал дышать. И вот теперь он лежал в реанимации, окруженный различными приборами и мониторами. Он выжил, но если этому суждено случиться снова, мы должны были знать, что он хочет.
Когда мама начала говорить с ним об этом, я не была уверена, что смогу сохранить самообладание. Ей было так непросто спрашивать его. Она начинала и останавливалась несколько раз, но в конце концов после глубоких вдохов и слез спросила, хочет ли он отказаться от реанимации, если это случится снова. Отец оставался безмолвным. Впервые за всю жизнь у него не было слов. Минуты казались часами, когда я сидела там, пытаясь заглушить рыдание, рвавшееся наружу. Я стала фокусировать взгляд на маленьком деревянном кресте, висевшем на стене. «Пожалуйста, Господи, помоги мне быть сильной». Я молча молилась, снова и снова. Затем отец нарушил тишину, и мы услышали его такой привычный, знакомый голос.
Слезы блестели в его глазах, когда он с любовью смотрел на маму. Он медленно сказал:
– Я не хочу быть ношей для тебя, но я не хочу и покидать тебя.
Мама мягко коснулась его руки и стала гладить отца по волосам.
– Джерри, давай подумаем об этом как о твоем самом восхитительном отпуске, и я догоню тебя чуть позже.
Одним простым кивком головы отец принял это, и, когда слезы заструились по нашим лицам, чувство умиротворения наполнило комнату.
В истории болезни были сделаны пометки, и отец надел повязку на запястье, означающую, что он отказывается от реанимации. Даже при этом в течение нескольких недель он усердно старался, пытаясь восстановить силы, чтобы вернуться домой. Он был очень возбужден и желал вернуться во вторник 6 сентября. Мы все были в нетерпении. Это была дата, которую назначили ему доктора. Он с гордостью объявлял своим многочисленным посетителям, что едет домой.
После совместной ночной молитвы, которая уже стала ритуалом для родителей, мама оставила больничную палату, чтобы поехать домой и сделать последние приготовления перед его возвращением. Вскоре после полуночи мама вздрогнула от телефонного звонка, внезапно разбудившего ее. Медсестра из больницы сообщила, что у отца снова возникли проблемы с дыханием и его забрали в реанимацию. С тревогой в голосе она сказала маме, что ей необходимо приехать в больницу прямо сейчас.
Когда мама вошла в реанимацию, глаза отца были открыты. Он звал Мэри – мою маму – снова и снова. Медсестры сообщили, что ему осталось недолго, может, несколько минут.
Господь спланировал их последнее прощание так совершенно. Мама откинула волосы с его лба в последний раз и с любовью в голосе произнесла:
– Джерри, все хорошо. Иди. Пришло время взять этот отпуск.
Слеза упала на его щеку, и он закрыл глаза. Пришло время сдаться. Его борьба была кончена. Он так тщательно подготовился к своему возвращению домой. В свой вечный дом, где сейчас ждет свою любимую, чтобы воссоединиться с ней и провести самый восхитительный отпуск с нашим Господом Иисусом.
Смена парадигмы
Ради чего мы живем, если не для того, чтобы облегчить жизнь друг друга?
Пэг лежала ничком на деревянном полу, будучи не в состоянии поднять голову или пошевелить телом. Прошло пять минут… десять… пятнадцать. Все потому, что она пыталась достать их свадебную фотографию и упала со своего инвалидного кресла.
«Самый подходящий день, чтобы Джон пришел поздно», – думала Пэг, в то время как ее бездвижная поза становилась все более неудобной. Прошло уже много лет с тех пор, как Пэг могла вспомнить, каково это было – контролировать свое тело. Рассеянный склероз наступал медленно, но в последние несколько лет он атаковал ее беспощадно.
Уголком глаза она увидела фото, упавшее рядом с ней на пол, – на нем были жених и невеста, оба голубоглазые и темноволосые. Друзья говорили ей, что, вырастив троих детей, ни он, ни она ничуть не состарились, что она оставалась все так же красива, а Джон так же обаятелен.
Колеса машины Джона зашуршали по снежной дорожке. Ее сердце заколотилось, когда она услышала, как ее любимый скачет по ступенькам их дома с разными уровнями, перепрыгивая через одну, в нетерпении увидеть свою жену. Потрясенный увиденным, Джон бросился к жене, упал на колени, накрыл ее своими руками, прижался щекой к ее щеке и заплакал вместе с ней.
Нет, не из жалости. Острый язык Пэг безжалостно уничтожал любое подобное проявление сентиментальности. А из любви, самой искренней и глубокой.
И почти в тот же самый священный момент вторглась я.
– О, простите, – сказала я, стоя у полураскрытой двери и заглядывая сквозь лестничные перила.
Как физиотерапевт Пэг, я обычно стучала в дверь и входила. Я прошла вперед и встала рядом с ними, не зная, что сказать. Беспокойство о благополучии Пэг занимало все мои мысли, но в моем сердце горела рана после недавнего развода, и я чувствовала себя неуютно при таком явном выражении супружеской преданности.
Джон вытер слезы, приподнял хрупкое парализованное тело Пэг и отвез ее в ванну. Это было его привычной обязанностью, которую он охотно выполнял каждый обеденный час.
– Я бы сделала то же самое для тебя, если бы все было наоборот, – сказала ему Пэг, смелость вернулась к ней. Она широко улыбалась и подмигнула мне через его плечо.
– Нет, не сделала бы, я слишком огромный для тебя, – ответил Джон с такой же широкой улыбкой.
Он приготовил обед для Пэг и вернулся на работу в телефонную компанию. Пока она ела терапевтической ложкой, стянутой ремнем на ее запястье, я села за кухонный стол, мой рот был открыт от удивления тем, что только что произошло на моих глазах.
Как я могла развестись, не испытав и малой толики тех трудностей, что выпали на долю Пэг и Джона? Давая клятву «в горе и в радости», они и понятия не имели, что с ними приключится. И все же они казались по-настоящему счастливыми, любили друг друга и свою жизнь. Что было не так со мной?
– Ты не ушиблась во время падения? – спросила я Пэг, желая переменить ход своих мыслей.
– Нет, я просто неуклюжая. Давай делать упражнения, – сказала Пэг, прибавив. – Я была на консультации вчера.
Пэг любила поболтать.
– И как все прошло? – Я вытянула ее руку.
– Хорошо, пока он не спросил: «Как ваша интимная жизнь?» На что я ответила: «Отлично, а как ваша?» Он тут же притих. – В ее глазах прыгали знакомые озорные огоньки.
Я посмеялась про себя. Ничто не могло нарушить личную жизнь этой женщины или, если уж на то пошло, ее готовность настойчиво продолжать свой путь. Когда терапия была завершена, Пэг попросила меня разложить пазлы на коленном подносе, чтобы она могла их собирать. Она знала, что пальцы никуда не годились но, эй, почему бы не попробовать?
Я покачала головой в удивлении. Моя жизнь в браке была спокойной: двое прелестных детей и никаких больших сложностей – за исключением поисков счастья. Я всегда думала, что это ответственность мужа – сделать свою жену счастливой. Когда он не оправдывал мои ожидания, я становилась невероятно раздраженной, пока в конце концов все не разрушилось окончательно. Правда о счастье в браке ускользала от меня, пока я не оказалась рядом с Пэг и Джоном и что-то теплое, прекрасное и загадочное не зашевелилось в моем сердце.
Однажды вечером, почувствовав себя одинокой, я решила встретиться с ними. Я испекла печенье, не по обыкновению, а просто желая иметь повод побыть в окружении тех, кто понимал толк в любви, попытаться раскрыть их секрет. Мы с одним моим другом подъехали к их дому, и я, заглянув в окно, увидела Пэг, сидящую напротив телевизора. Джон стоял рядом, похожий на высокого и строгого часового.