– Господи, неужели ты не можешь сделать хоть что-нибудь, чтобы мне стало легче?
Мне отчаянно хотелось, чтобы ко мне спустился ангел на облаке и спас меня. Но никто не пришел… кроме Джулии, которая заглянула в щелку и сказала тоненьким голоском четырехлетнего ребенка, что накрыла стол к ужину. Я услышала, как в гостиной шестилетняя Джин раскладывает белье в две кучки: «очень грязное» и «вроде бы чистое». Трехлетний Майкл вбежал в мою комнату – он только что нарисовал первый снег.
И знаете что? В этот момент я увидела не одного, а целых трех ангелов. Трех маленьких херувимчиков, вечных оптимистов, снова и снова вытаскивающих меня из мрака депрессии в мир, где «завтра все будет хорошо, мам».
То Рождество было поистине волшебным. Нас окружала любовь и радость от простых вещей, которые мы делали вместе.
Одно несомненно: хуже того дня, когда вся моя стирка вывалилась в грязную лужу, уже не было. С того момента жизнь матери-одиночки перестала казаться мне такой ужасающей и гнетущей, как прежде. Три рождественских ангела не дали мне впасть в уныние, и по сей день, 20 лет спустя, когда я смотрю на них, я знаю, что Бог рядом.
Уроки моего отца
Мой отец был одним из тех старомодных деревенских пасторов, которые так вдохновенно читают Писание с кафедры маленькой баптистской церкви, что прихожан охватывает благоговейный трепет. Он зачитывал наизусть целые главы из Евангелия от Иоанна, даже не подглядывая в зажатую в руках Библию.
Однажды вечером после школы мы с отцом ехали в машине к одной старенькой прихожанке. Я только что получила хрестоматию для третьего класса. Это была первая в моей жизни книга в твердой обложке, и я этим очень гордилась. Одну из историй я уже прочла отцу и начала другую, как вдруг мне встретилось незнакомое слово. Я подняла книгу так, чтобы отец увидел, и спросила его, что это за слово. Он пробурчал, что не может вести машину и читать одновременно, и я медленно прочла слово по буквам: «о-с-е-н-ь». Отец молча продолжал рулить.
– Ты что, читать не умеешь? – яростно закричала я на него.
Отец свернул на обочину и выключил мотор.
– Нет, Кэти, не умею, – прошептал он. – Я не умею читать.
Он взял у меня книгу.
– Я не могу прочесть ни слова, – сказал он с такой горечью, что даже я, восьмилетний ребенок, ее почувствовала.
Затем, очень тихо, отец принялся рассказывать о своем детстве. О большой семье, где все кормились физическим трудом. Когда приходила пора собирать урожай, книги и школа могли подождать. Надо было пропалывать хлопок летом и собирать его осенью. Надо было заниматься живностью: забивать и готовить к зиме. Надо было кормить множество ртов, и каждый должен был вносить посильную лепту. И, будто этого мало, двое из отцовских братьев росли инвалидами, поэтому остальным приходилось делать работу за них.
Отец часто пропускал школу и в итоге отстал на несколько классов. Желание учиться пропало, и в 16 лет он и вовсе ее бросил. Никогда не забуду, с какой печалью он об этом говорил. Казалось, ему было невероятно стыдно и грустно оттого, что он не может помогать своим пятерым детям делать уроки.
– Но папа, как же ты читаешь наизусть целые главы из Библии, не пропуская ни слова? – спросила я.
Он объяснил, что просто запомнил отрывки, которые ему не раз читала мама. Услышав это, я полюбила отца сильнее прежнего. Он был выдающимся человеком, и именно в тот момент я поклялась себе, что научу его читать.
С тех пор все уроки, которые мне задавали, я делала вместе с отцом. Я учила звуки и словосочетания и объясняла ему. Прочтя какой-нибудь рассказ в школе, я приходила домой и учила отца читать его. Вместе мы пытались разобраться в каком-нибудь новом определении. В свою очередь, он помогал мне запоминать материал, чтобы подготовиться к контрольным.
Вскоре он научился писать простые рассказы и стихи. Затем стал выписывать цитаты и делать пометки, необходимые для проповедей. Величайшую гордость в своей жизни я испытала, когда на одной из своих воскресных проповедей отец прочел Писание – по-настоящему прочел!
В 1977 году врачи нашли у отца рак легких в последней стадии, и через девять месяцев он умер. В эти последние девять месяцев он прочел всю Библию, от Сотворения мира до Откровений. Он испытал истинную гордость, когда закрыл Библию, зная, что может прочесть все, что в ней написано.
Перед смертью отец поблагодарил меня за этот дар, не понимая, что по-настоящему это он одарил меня. Я знала: его призвание – проповедовать, а мое – быть учителем чтения. Отец помог мне понять важную вещь: если я избавлю хотя бы одного ребенка от стыда и страданий, связанных с неумением читать, значит, я не зря ступила на этот путь. Спасибо тебе, отец.
Кому верить?
Врачи говорили, что я никогда больше не смогу ходить. А мама сказала, что смогу. Я поверила маме.
Я расскажу вам о маленькой девочке, которая родилась в очень бедной семье, в лачуге в глубинке Теннесси. Она была двадцатой из двадцати двух детей, родилась раньше срока и часто болела. Сама жизнь ее была под вопросом. В четыре года она подхватила двустороннее воспаление легких и скарлатину – смертельное сочетание, из-за которого ее левая нога осталась парализованной. Девочке приходилось носить железный фиксатор. И все же ей повезло: у нее была мать, которая во всем ее поддерживала.
Однажды мама сказала, что, несмотря на больную ногу и фиксатор, девочка сможет заниматься всем, чем только захочет. Нужно лишь верить, быть храброй, упорной и никогда не унывать. И вот, когда девочке исполнилось девять лет, она сняла фиксатор и сделала тот самый шаг, который, как считали врачи, никогда не смогла бы сделать.
Через четыре года она научилась ровно ходить, что само по себе было медицинским чудом. А потом у нее появилась совершенно невероятная идея: стать величайшей бегуньей мира.
Но разве можно стать бегуньей с парализованной ногой? В 13 лет она приняла участие в соревнованиях по бегу – и пришла последней. В старшей школе девочка участвовала во всех забегах на скорость – и всегда проигрывала. Все уговаривали ее бросить это занятие. Но однажды она пришла предпоследней. А в один прекрасный день выиграла гонку. С тех пор Вилма Рудольф побеждала во всех забегах, в которых участвовала.
Вилма поступила в Государственный Университет Теннесси, где познакомилась с тренером по имени Эд Темпл. Тренер Темпл заметил упорство девушки, ее веру и природный дар. Благодаря его тренировкам она в 1960 году отправилась на Олимпийские игры в Риме. Там ее соперницей стала величайшая бегунья тех времен, немка Ютта Хайне. Никому еще не удавалось обогнать Ютту. Но в 100-метровом забеге победила Вилма Рудольф. И на 200-метровом она снова оставила Ютту позади, завоевав две золотые медали.
Наконец пришел черед 400-метрового забега, и снова Вилма должна была состязаться с Юттой. Первые две спортсменки из команды Вилмы великолепно стартовали в эстафете, но когда третья передала эстафетную палочку Вилме, та от волнения выронила ее – и увидела, как Ютта унеслась вперед. Никто не смог бы догнать эту быструю, как молния, девушку. Но Вилме это удалось!
Так Вилма Рудольф завоевала третью золотую олимпийскую медаль. В тот день она вошла в историю как первая женщина, награжденная тремя золотыми медалями на одной и той же Олимпиаде. А ведь врачи говорили, что она никогда не сможет ходить…
Отметины жизни
Мои партнеры по Disabled Ski Team[12] частенько подтрунивали надо мной: мол, настоящая моя проблема – не отсутствие ноги, а маленькая грудь. Они и не подозревали, насколько окажутся правы. В тот год я узнала, что во второй раз заболела раком – на этот раз он поразил обе молочные железы. Мне поставили диагноз двусторонней мастэктомии.
Услышав, что необходима операция, я поначалу не придала этому большого значения. В конце концов, мне ведь уже удалили ногу в ходе моей первой борьбы с раком в 12 лет – а потом я стала чемпионом мира по лыжным гонкам. У всех членов Disabled Ski Team не хватало какой-нибудь части тела. Более того, я убедилась, что даже в инвалидной коляске встречаются очень сексуальные мужчины, а женщина без рук может вести себя так, будто бы у нее все в порядке. Цельность никак не связана с наличием всех частей тела – это состояние души.
Но даже это понимание не помогало мне смириться с новыми шрамами. Придя в себя после операции, я начала судорожно всхлипывать и задыхаться. Я чувствовала, что больше не хочу терять части тела и проходить химиотерапию, не хочу быть храброй и сильной и ходить с намертво приклеенной к лицу улыбкой. Я вообще не хочу просыпаться. Дыхание мое так участилось, что анестезиологу пришлось дать мне дозу кислорода, а потом, к счастью, ему удалось меня усыпить.
Иногда во время спринта на подъеме – когда сердце, легкие и мускулы разгорячены, – меня вдруг охватывало ощущение, что в теле не осталось сил, чтобы идти дальше. Тогда я думала о предстоящей гонке, – о том, как пройду ее на пределе своих возможностей и какое удовлетворение испытаю, преодолев собственные ограничения. Это помогало мне дойти до финала.
То же упорство пригодилось мне в повторной борьбе с раком. После мастэктомии я знала, что единственный способ прийти в себя – вновь начать заниматься. Я отправилась в бассейн и в общем душе впервые обратила внимание на груди других женщин – большие и маленькие, обвислые и дерзко торчащие. Внезапно, спустя много лет после удаления ноги, мне стало неловко за мое тело. Я не могла заставить себя раздеться.
С этим нужно разобраться, решила я. Дома я разделась и долго разглядывала женщину в зеркале. Это было существо без пола. Взять хотя бы мое лицо – без макияжа я похожа на хорошенького мальчика. Плечи и руки сильные и накачанные, ведь мне постоянно приходится пользоваться костылями. Груди нет – вместо нее два выпуклых шрама на грудной клетке. Пресс сексуальный и плоский, ягодицы упругие, бедра четко очерчены – спасибо многолетним лыжным тренировкам. Правая нога заканчивалась еще одним длинным ш