– Пегги, у меня в кофе белка! – завопил я, истерически хохоча, пока моя жена со всех ног бежала в комнату. В одно мгновение Роки снова вскарабкался мне на голову и принялся вылизываться, заодно взбодрившись порцией кофеина.
Я было снова поднял к глазам газету, но вскоре в задумчивости опустил ее. У всех нас случаются такие моменты, когда внезапно все на свете становится кристально ясным и четким, сдобренным юмором и всепоглощающим чувством благодарности. На меня нахлынуло осознание того, что я – совершенно уникальное существо. Несомненно – абсолютно несомненно, – я был единственным человеком в мире, а может быть, и в целой вселенной, которому сказочно повезло заполучить этим утром в кофе белку-летягу.
К тому времени, как я все это осмыслил, Роки уже сладко дремал у меня под свитером. Не ведая о моих поразительных философских озарениях, он свернулся клубочком точно на большом шраме у основания шеи, откуда были хирургически удалены яремная вена, трапециевидная мышца и двести лимфатических узлов.
Роки и Бог снова творили свою исцеляющую магию.
Кто-то теряет, кто-то находит
Когда мои дочери подросли и пошли, соответственно, в третий и четвертый классы, я время от времени разрешала им ходить в школу и из школы самостоятельно, если позволяла погода. До школы было недалеко, поэтому я знала, что они в безопасности и с ними не случится никакой беды.
В один теплый весенний день на обратном пути за ними увязалась маленькая подружка. Но эта подружка отличалась от всех остальных, которых девочки порой приводили домой. У нее были коротенькие толстенькие лапки и длинные висячие уши, рыжевато-коричневая шубка и крохотные веснушки, рассыпанные по мордочке. Милее щенка я в жизни не видела.
Когда мой муж в тот вечер пришел домой, он распознал породу – это был щенок бигля, как предположил муж, не старше двенадцати недель от роду. Собачка сразу прониклась к нему доверием и после ужина забралась к мужу на колени, чтобы вместе смотреть телевизор. К этому времени обе дочки в один голос просили меня оставить щенка.
У нашей неожиданной гостьи не было ни ошейника, ни каких-либо идентификационных меток. Я не знала, что делать. Подумывала о том, чтобы дать объявление в газету, в раздел «потерянных и найденных», но на самом деле мне этого не хотелось. Если бы кто-то откликнулся на объявление, это разбило бы моим девочкам сердце. Кроме того, уговаривала я себя, ее владельцы сами виноваты: надо было лучше присматривать за своей собакой.
К концу недели она стала полноправным членом нашей семьи. Собачка оказалась очень смышленой и жила с нашими дочерьми душа в душу. Это была хорошая идея, радовалась я. Девочкам пора было принять на себя ответственность за жизнь другого существа, чтобы они могли научиться навыкам заботы о других, которые понадобятся им, когда они, став взрослыми, решат сами стать мамами.
На следующей неделе кто-то посоветовал мне проверить раздел «потеряшек» в местной газете. Одно объявление сразу бросилось мне в глаза, и, пока я его читала, мое сердце бешено забилось от страха. Кто-то умолял вернуть щенка бигля, потерянного в окрестностях нашей школы. В тоне объявления так и сквозило отчаяние. Моя рука задрожала. Я не могла заставить себя взяться за телефонную трубку.
В общем, притворилась, что не видела этого объявления. Торопливо сунула газету в чулан и продолжала заниматься уборкой, ни слова не сказав о ней ни дочерям, ни мужу.
К этому времени мы уже дали щенку имя. Собачка была с виду вылитая Молли, так мы ее и назвали. Она повсюду ходила тенью за девочками. Когда они шли гулять на улицу, она следовала за ними шаг в шаг. Когда занимались домашними делами, была рядом, чтобы предложить руку (или, следовало бы сказать, лапу) помощи.
В ее присутствии выполнение домашних заданий становилось настоящим испытанием. Не раз и не два учителя получали на проверку тетрадки, страницы которых пожевала собака. Педагоги проявляли понимание и не ругали девочек, позволяя переделать задание заново. Жизнь в доме Кэмпбелл определенно стала иной.
В этой идеальной в остальных отношениях картинке была только одна проблема: меня терзала совесть. Я понимала, что должна позвонить по указанному в объявлении номеру и проверить, не Молли ли тот щенок, которого так отчаянно хотели вернуть обратно.
Это был самый трудный поступок в моей жизни. Наконец, с колотящимся сердцем и потными ладонями, я подняла трубку и набрала номер. Втайне до последнего надеялась, что никто не ответит, но трубку сняли. Голос на другом конце провода принадлежал молодой женщине. После того как я подробно описала ей собаку, она выразила желание приехать немедленно.
Через считаные минуты ее машина была у нашего порога. Я сидела за кухонным столом, опустив лицо в ладони и моля Бога о чуде. Молли все это время просидела у моих ног, глядя на меня снизу вверх своими большими щенячьими глазами цвета молочного шоколада. Казалось, она понимала, что что-то не так.
Тысяча мыслей промелькнуло в моей голове, прежде чем та женщина позвонила в дверь. Я могла бы притвориться, что меня нет дома, или сказать ей: «Прошу прощения, вы ошиблись адресом». Но было слишком поздно, звонок прозвенел, и Молли залаяла. Я открыла дверь, заставив себя встретиться со своими страхами лицом к лицу.
Один взгляд на Молли – и женщина засияла, как рождественская елка.
– Сюда, Люси! – позвала она. – Иди к маме, девочка.
Молли (она же Люси) тут же повиновалась, выражая хвостиком восторг от того, что слышит знакомый голос женщины. Та явно была ее хозяйкой.
Слезы уже жалили мне веки и грозили хлынуть потоком в любой момент. Было такое ощущение, будто у меня из груди заживо вырывают сердце. Мне хотелось схватить Молли в охапку и спасаться бегством. Вместо этого я натянуто улыбнулась и пригласила женщину в дом.
Женщина уже успела наклониться и подхватить Молли на руки. Она со смущенным видом раскрыла сумочку и протягивала мне двадцатидолларовую банкноту.
– Это вам за беспокойство, – предложила она.
– О нет, я не могу их взять! – протестующе замотала я головой. – Она доставила нам столько радости, что это мне следовало бы заплатить вам.
Услышав эти слова, женщина рассмеялась и крепче прижала Молли к груди, словно та была потерянным ребенком, а не собакой.
Молли облизывала ее лицо и извивалась от радости. Я понимала, что им пора домой. Открыв дверь, чтобы выпустить их, я заметила маленькую девочку на переднем пассажирском сиденье машины. Когда малышка увидела щенка, на лице ее расцвела улыбка, яркая, как ракета праздничного фейерверка 4 июля.
Мой взгляд уперся в маленькую инвалидную кресло-коляску, привязанную ремнями к багажнику микроавтобуса. Женщина увидела, куда я смотрю, и пустилась в объяснения, не дожидаясь моего вопроса. Молли (то есть Люси) подарили девочке, чтобы щенок способствовал эмоциональному исцелению малышки после автомобильной аварии, которая искалечила ее на всю жизнь.
Когда щенок исчез, малышка впала в глубокую депрессию, отказываясь выходить из своей «раковины». Молли-Люси была единственной надеждой родителей на то, что их дочь сможет достаточно оправиться эмоционально и психически.
– У нее сложились особые отношения с этим щенком, Люси давала нашей дочке причину жить, – объяснила ее мать.
Внезапно на меня обрушились ощущения вины и собственного эгоизма. Бог благословил меня столь многими дарами, думала я. Мое сердце защемило от сочувствия к этой семье, переживавшей такие трудные времена. Когда они выезжали с подъездной дорожки, улыбка на моем лице была вполне искренней. Я знала, что поступила правильно: теперь эта собака была именно там, где ей и место.
Зрение и видение
Любовь – язык, который могут видеть слепые и слышать глухие[3].
Баркли достался мне, когда ему было три года, от семьи, которой пес попросту оказался больше не нужен. Этот большой золотистый ретривер был в чудовищно запущенном состоянии, и его здоровье оставляло желать лучшего. Занявшись физическими проблемами Баркли и наладив с ним кое-какой контакт, я заметила, что у него очень милый характер. Он отличался умом и желанием угодить, так что мы начали с чистого листа и прошли курсы послушания для собак и семинар по общественной терапии, стараясь усвоить все необходимое для того, чтобы Баркли мог стать сертифицированной терапевтической собакой.
Через пару месяцев мы начали регулярно ездить в местный медицинский центр. Я поначалу не знала, чего ожидать от этой работы, но нам обоим она нравилась. После того как я удостоверялась, что пациент не против визита Баркли, он подходил к койке и вставал рядом, ожидая, пока человек, лежащий на ней, потянется к нему. Люди крепко обнимали пса или просто гладили его, а он спокойно стоял, виляя хвостом, и выражение его морды было очень похоже на широкую смешливую улыбку. Кротость нрава сделала его любимцем персонала, пациентов и даже других волонтеров.
Каждую неделю я одевала Баркли по-разному. У него были соответствующие костюмы для каждого праздника: в свой день рождения он ходил в именинном колпачке, в День св. Патрика – в зеленом галстуке-бабочке, а на Хеллоуин – в костюме Зорро. На Рождество Баркли щеголял шапкой Санты или рожками северного оленя. Особенный восторг у всех вызвало его пасхальное одеяние: заячьи ушки и хвостик, который я прицепила ему сзади. Пациенты всегда горели желанием посмотреть, в чем Баркли будет красоваться на этой неделе.
Примерно через год после начала нашей работы я стала замечать, что у Баркли возникли проблемы со зрением: он иногда натыкался на препятствия. Ветеринар выяснил, что болезнь глаз отчасти вызвана отсутствием ухода в те времена, ког