голове».
Я всегда хорошо училась, поэтому решила: раз у меня такая болезнь, я должна знать о ней все. Я начала изучать то, что написано о моей болезни, и кое-что изменила в своей жизни. Я нашла нового врача, который понял, как я ненавижу успокоительные (они к тому же мне совершенно не помогали). Доктор убедил меня, что физически я совершенно здорова, и это придало мне уверенности. Теперь я могла успокаивать себя: «Ты не умираешь, у тебя нет сердечного приступа».
Так я наконец поверила в себя и в свои силы.
Я начала посещать психоаналитика и сказала ей, что больше всего на свете боюсь сойти с ума. Она ответила: «Сумасшедшие люди не знают, что они сумасшедшие».
Эти слова меня успокоили.
Из литературы я многое узнала о расстройствах панического типа и о себе самой. Например, что главное в начале приступа – глубоко дышать. Когда на меня накатывает, я должна успокоиться и заняться каким-нибудь простым делом, чтобы сконцентрироваться на нем, а не на себе.
Я узнала о том, что расстройства панического типа могут быть наследственными, но это не обязательно.
Я поняла, что не могу умереть от панического приступа. Да, это неприятные и пугающие вещи. Но если я начну винить себя за то, что они у меня случаются, это делу не поможет, а только добавит негативных ощущений.
Человек, у которого никогда не бывало панической атаки, не в состоянии понять, что это такое.
От моего недуга не существует лекарств. Избавиться от него можно только одним способом – беречь свою психику и физическое здоровье, сохранять позитивный настрой и не перенапрягаться. Надо быть немного эгоистом, научиться отказывать людям и говорить им «нет».
Ну, и самое главное – причина панических приступов и волнений действительно в моей голове, в моей реакции на происходящие события. Это мой мозг сообщает телу: пора заняться своим здоровьем. Больше спать. Лучше есть. Заниматься спортом. Расслабляться и отдыхать.
Панические приступы и тревожность напоминают мне, что не обязательно быть во всем идеальной. Иногда лучшее – враг хорошего.
Сидни Логан
У него все хорошо
Счастье – это умение принимать все таким, как есть.
Может ли молодой человек достичь своей цели, если ему приходится передвигаться в инвалидной коляске? Может ли мать не впасть в глубочайшую депрессию, когда ее сын неожиданно становится парализованным? Может ли подруга успокоить эту мать, если ее сына нельзя вылечить?
Мы с Дэрис дружили давно и хвастались друг перед другом своими сыновьями. У Дэрис было три мальчика, и младший из них – Арон – ровесник моего единственного сына Иана. Арон и Иан в один год поступили в колледж, оба увлекались спортом и специализировались на терапии (Арон – на физической, а Иан – на музыкальной). Оба закончили учебу с красным дипломом. Я считала, что мы с подругой так и будем вечно гордиться успехами своих сыновей.
Увы, я ошибалась. Однажды утром, когда жена Арона уже ушла на работу, к ним в дом проник грабитель. Он застал Арона в кровати и приказал ему не двигаться. Арон попытался выхватить у парня пистолет. Грабитель выстрелил несколько раз, и одна из пуль застряла у Арона около позвоночника.
Операция продолжалась несколько часов. Следующие недели Дэрис не жила, а существовала. Вместе с другими родственниками она дежурила в палате Арона, периодически выходя в туалет, чтобы поплакать. Они говорили только о катетерах, рентгеновских снимках и операциях. В город приехали их родные, жившие в Калифорнии.
Когда случается трагедия, некоторые люди выражают свои соболезнования словами: «Я представляю себе, что вы чувствуете». По-моему, это неправда. Никто не знает, как чувствует себя другой человек. Я не могла знать, что переживает Дэрис, потому что мой собственный сын был здоров и невредим. Я могла только воображать, какое горе, грусть и ярость испытывает моя подруга. Если бы что-то подобное произошло с моим сыном, я бы, наверное, кричала от ужаса несколько недель подряд.
Я поддерживала связь с подругой по телефону, при помощи SMS и и-мейлов. К Арону никого не пускали, кроме членов семьи. Друзья Дэрис предлагали ей помощь, выслушивали от нее слова благодарности, но на самом деле мы ничем не могли ей помочь. Я чувствовала себя бесполезной.
Потом преступник, который стрелял в Арона, сдался полиции, и все мы вздохнули с облегчением. Полицейскую охрану в больнице сняли, и теперь все желающие могли посещать Арона. Его перевели в реабилитационный центр, где ему предстояло научиться жить с парализованными ногами. К нему приходили друзья по колледжу, смеялись и шутили, словно никакой трагедии не произошло. Арон разъезжал по палате в кресле на колесиках, как будто всю жизнь передвигался только так.
Когда суд над тем грабителем закончился, у меня было желание приехать в тюрьму и плюнуть ему в лицо. Он искалечил жизнь Арону и всей его семье. Им с женой пришлось продать дом, который они недавно купили и отремонтировали. Жить в этом месте было невозможно, потому что оно напоминало о трагедии.
Я спросила Дэрис, как ей удается сдерживать свой гнев по отношению к человеку, который покалечил ее сына. Она ответила: «Этот парень потерял свою молодость. Ему придется много лет провести за решеткой». Я удивилась – подруга жалела преступника, а не своего сына.
Арон по-прежнему остается самым обаятельным молодым человеком из всех, кого я знаю. У него такая же искренняя улыбка, и с ним так же приятно поболтать. Он окончил магистратуру и для получения диплома выезжал на сцену в инвалидном кресле. Его жизнь продолжается. Он ищет работу и помогает другим парализованным людям. Он по-прежнему играет в баскетбол, теперь уже в команде людей на инвалидных колясках. Они с женой купили новый дом и долго перестраивали подвал, чтобы Арон мог подъезжать к стиральной машине. Вместе с родственниками и друзьями по церкви и колледжу они перестелили пол, перестроили душевую кабинку и переделали кухню так, что Арон может сам в ней готовить. Сам он принимал в ремонте активное участие.
Когда я спрашиваю Дэрис, как дела у Арона, она улыбается и отвечает: «У него все хорошо».
Арон и вся его семья движутся вперед. Да, траектория их жизни немного изменилась, но это их не остановило.
Су Рославски
Надежда на чудо
В жизни есть два пути: жить, зная, что чудес не бывает, и жить так, будто все вокруг нас – чудо.
Мое детство уходило. Я собиралась окончить школу, отплясать на выпускном балу и подать документы в колледж. Мне было семнадцать лет, я была совершенно здорова – вся жизнь впереди.
Но вдруг у меня начались головные боли и поднялась температура. Все думали, что это обычная простуда, пока однажды я не взяла в руки книгу и не поняла, что не в состоянии прочитать ни строчки.
– Что происходит? – озабоченно спросила меня мать.
– Я не могу читать, – ответила я сквозь слезы. Я начала паниковать. Я смотрела на открытую страницу и не узнавала букв, словно они были написаны на незнакомом языке.
Мама убедилась, что я не шучу, и позвонила моей тете, которая работала терапевтом. Потом она передала мне трубку.
– Назови свое имя, – попросила меня тетя.
– Челси… дальше не помню, – ответила я.
– Сосчитай до десяти.
– Один, два… четыре…
Тетя велела немедленно отвезти меня в больницу.
По дороге мне стало хуже. Я помню, что машина остановилась, и меня перенесли в «Скорую».
В ту ночь я впала в кому и целый месяц пролежала в отделении интенсивной терапии. Врачи не могли понять, чем я больна. Результаты анализов ничего не показывали, но мое состояние постоянно ухудшалось. Я не могла самостоятельно дышать, и на меня надели кислородную маску. Доктора морально готовили моих родителей к худшему. Они говорили, что мои шансы не больше десяти процентов, и даже если я выживу, то превращусь в овощ.
Тетя прилетела поддержать мою семью. В надежде найти то, что просмотрели врачи, она читала разные научные статьи и нашла информацию о редком детском заболевании под названием аллергический васкулит нервной системы. При нем иммунная система поражает кровеносные сосуды головного и спинного мозга и вызывает их воспаление. Тетя настояла на том, чтобы у меня взяли биопсию мозга. Когда диагноз подтвердился, мне назначили химиотерапию и стероиды.
В общей сложности я пролежала в коме тридцать два дня.
Я открыла глаза и увидела незнакомые лица. Я не могла двигаться и не понимала, где я. Несколько недель меня осматривали самые разные врачи, мне делали снимки мозга, и посетители спрашивали, узнаю я их или нет. К счастью, химиотерапия помогла, и болезнь больше не прогрессировала. Через неделю я начала говорить законченными фразами. Потом обнаружила, что могу читать пожелания скорейшего выздоровления на открытках, и заплакала от радости.
Мой мозг и мускулы забыли, как надо ходить, поэтому ко мне ежедневно приходил физиотерапевт, который учил меня садиться в кровати и стоять на полу. Казалось, ноги превратились в тяжелые и неповоротливые колонны, которые я не могла сдвинуть с места. Но когда через два с половиной месяца меня выписали, я сама маленькими шажками вышла из больницы.
Из-за стероидов я набрала лишние двадцать килограммов. Волосы на голове были наполовину выбриты после биопсии мозга. Мой голос изменился, потому что горло повредила трубка для подачи кислорода.
Мне говорили, что я чудом осталась в живых, но я была не особенно рада.
Однажды я услышала по радио песню Тима Макгро[16] о том, как жизнь человека изменилась после того, как ему поставили диагноз серьезного заболевания. Я запомнила из нее две строчки: «Я надеюсь, когда-нибудь ты начнешь жить так, словно умираешь».
Эти слова помогли мне по-новому взглянуть на свое состояние и изменить отношение к жизни. Я стала воспринимать случившееся со мной не как страшную неудачу, а как возможность начать новую жизнь. Многие забывают, что такое любовь, надежда и радость. Болезнь показала мне, как сильно меня любят мои близкие и друзья. Я поняла, как важна в жизни даже самая слабая надежда. И когда я перестала злиться и искать виноватых в том, что моя жизнь сложилась так, а не иначе, ко мне вернулась радость.