Через год мама нашла себе нового бойфренда. Он платил за нашу квартиру, купил ей новый автомобиль и следил, чтобы у нас было достаточно еды и всего необходимого. Он казался мне нормальным и порядочным человеком, но потом я узнала, что и он злоупотребляет таблетками. Мать и ее бойфренд хотели жить счастливой жизнью, и по каким-то непонятным мне соображениям считали, что отпускаемые по рецептам препараты им помогут. Они пребывали в постоянной полудреме. Поддерживать с ними разговор было практически невозможно. У них изо рта текли слюни, и они что-то бормотали про себя. Почти весь день они валялись, закатив глаза, и не вставали. Как только действие наркотика заканчивалось, они принимали новую дозу.
Моя мать стала сама на себя непохожа. Я не понимала, почему это происходит. Мне казалось, она обо мне забыла и моя судьба ее больше не волнует. Я приходила из школы и видела, что мама «отрубилась» на диване. Я подбегала к ней в слезах, испугавшись, что она умерла.
Потом мама вместе со своим бойфрендом стали продавать таблетки и получать от продаж определенный процент. Мать говорила, что это «быстрые деньги», которые помогут ей продержаться, пока она не найдет нормальную работу. В нашем доме в любое время дня и ночи появлялись незнакомые люди.
Вскоре мама и ее бойфренд начали ездить во Флориду, где ходили по врачам, получали рецепты и покупали в аптеках таблетки. Перевозка препаратов через границы штата считается противозаконной. В 2011 году шесть человек, среди которых была моя мать, разбились на две группы и поехали закупаться во Флориду. На обратном пути одну из машин остановила полиция. В той машине матери не было.
Не знаю точно, что там произошло, но их отпустили и все они вернулись в Кентукки. Однако через месяц подельников матери снова остановили и арестовали. Полиция предложила им выдать других участников группы, чтобы им «скостили» срок. Эти люди пошли на сделку и назвали имя матери и еще нескольких человек. 31 января 2012 года мою мать увели из дома полицейские. Я узнала об этом из SMS. Это был самый ужасный день моей жизни.
Примерно два раза в неделю я навещала мать в тюрьме. Посещение длилось ровно полчаса, и общались мы через стекло при помощи телефонных трубок, которые часто не работали. Чаще всего мои посещения заканчивались слезами и ссорами.
11 сентября 2012 года моя мать предстала перед судом и признала выдвинутые против нее обвинения. Вместе с бабушкой мы были в зале суда. Мы сидели в последнем ряду, и я увидела, как маму в наручниках и ножных кандалах ввели в зал из боковой двери, словно она была опасным преступником. Увидев меня в зале, мама начала плакать. Я тоже расплакалась. Судья спросил ее, хочет ли она что-нибудь добавить. Несмотря на то что маме не разрешили поворачиваться к публике, она посмотрела на меня. Слезы текли у нее по лицу. Мама громко попросила у меня прощения и сказала, что любит меня.
Судья приговорил ее к сроку от пятидесяти семи до семидесяти одного месяца лишения свободы. Вначале я не осознала, как это долго. Сейчас мама отсидела уже два года, и я понимаю, что это время мы уже никогда не вернем.
Раньше моя мама была независимой, сильной и красивой женщиной. Она была матерью-одиночкой, и у нее были работа и свой дом. Она даже подумывала начать учиться в колледже, чтобы расширить свои знания в области ухода за детьми. Сейчас она находится в тюрьме, расположенной в восьми часах езды от нашего дома. Мы общаемся по телефону раз в неделю в течение пяти минут. Я не видела ее уже больше года. Я не обнимала свою мать с 1 января 2012 года.
Иногда я думаю, как бы могла сложиться наша жизнь, если бы мама не принимала наркотики. Я видела, как она разрушала себя, и эти воспоминания останутся со мной навсегда. Матери не было рядом в самые важные моменты моей жизни. Она не смогла помочь мне советом в сложные подростковые годы. Она не провожала меня на выпускной бал. Она не видела, как я получаю диплом о среднем образовании в мае 2014 года. В августе того же года я пошла в колледж, и мама была далеко.
Бесспорно, ее судьба оказала на меня большое влияние. Тем не менее я справилась с ситуацией. В старших классах я училась по углубленной программе, одновременно работала на полставки и принимала активное участие в жизни школы и класса. Некоторые родственники говорили, что не представляют себе, как бы они выжили, если бы оказались на моем месте. На самом деле, когда человек переживает серьезные потрясения, его жизнь не останавливается. Рано или поздно любая ситуация выравнивается. Я нисколько себя не жалею и не жалуюсь на свою судьбу. Такой жизненный подход помогает добиться большего в жизни.
МакКензи Вот
Уроки клоуна
Те, кто несет свет, не могут заставить его светить только себе.
Я внимательно выслушала зачитанную мне информацию из карты моего нового пациента. Чем дальше, тем больше сомнений у меня возникало. Пациент страдал амиотрофическим склерозом, он был частично парализован, лишь правая рука и правая сторона торса обладали ограниченной подвижностью. Он не мог говорить, и у него стоял зонд для искусственного кормления. Чем я смогу помочь такому человеку? И с чего вообще начинать работу с ним? Что я ему скажу? Да и как?
Я тридцать лет работала медицинской сестрой и встречалась с подобными пациентами. Но сейчас я была волонтером, желающим помочь больным. Я должна была оказывать помощь на дому у пациента и на месте решать, что я могу сделать для него и его семьи. Дипломированной медсестре попадаются и более сложные случаи. Но этот случай был достаточно сложным даже для профессионала.
На следующей неделе я поехала к этому больному. Я несколько раз неправильно повернула на пыльных сельских дорогах, но все же наконец добралась до места. Мне пришлось долго ждать, пока мне открыла седовласая женщина, одетая во все джинсовое. Женщина вела себя очень радушно. Она объяснила, что я позвонила в ту дверь, куда звонят только незнакомые люди и курьеры UPS. Возможно, мое первое появление было не слишком эффектным.
Женщину звали Мэри, и она была матерью больного. Она приветливо улыбалась, глаза ее блестели, и я вскоре забыла о своей ошибке, которую совершила по незнанию.
Я не очень понимала, почему я так нервничаю.
Мэри провела меня в гостиную и стала перекладывать своего сына на кресло с откидывающейся спинкой при помощи подъёмника Хойера[25]. Ее действия были уверенными и быстрыми. В информации о пациенте промелькнул факт, что сестра больного умерла от бокового амиотрофического склероза. Получается, что Мэри сначала ухаживала за дочерью, а теперь за сыном, наблюдая, как болезнь постепенно убивает плоть от плоти ее. У меня мурашки побежали по коже.
Потом я увидела самого пациента. Это был красивый, очень высокий мужчина, с трудом помещавшийся на своем длинном кресле. В его глазах был такой же огонек, как у матери, волосы аккуратно причесаны. В правой руке он сжимал красный носовой платок, и все его тело было немного перекошено на левую сторону. Но самое большое впечатление на меня произвели его ноги. Они были такими длинными, что их не закрывал накинутый плед, и на них были штаны в полоску красного, желтого, синего и неоново-зеленого цветов.
Я перевела взгляд на его ухмыляющееся лицо и улыбнулась. Этот больной своим поведением определенно давал понять, что рад моему появлению. Так я познакомилась с Вулви, который раньше работал профессиональным клоуном.
Мы быстро выяснили, что у нас много общего. Мы оба любим и умеем работать, выросли в провинции, верующие, оба писатели и оба пытаемся жить с хроническим заболеванием. Только у меня – рассеянный склероз.
Однажды мы с ним обсуждали, как жалеем о том, что потеряли. Вулви спокойно сказал: «Я очень скучаю по прогулкам в лесу и по тому, что не могу вслух поговорить с человеком рядом со мной».
– А я скучаю по времени, когда я была медсестрой, – сказала я.
Мой пациент Вулви стал для меня учителем и наставником. Он научил меня разговаривать с тем, кто не в состоянии говорить. Главное в этом искусстве – внимательно смотреть и слушать. Вулви мог выразить очень многое кивком, ухмылкой, взглядом, подергиванием плеча и указательного пальца. Когда этого оказывалось мало, он писал на iPad’е, который механическим голосом читал его записи. Вскоре я поняла, что не стоит прерывать его, когда он пишет свое сообщение. Это было бы так же невежливо, как перебивать человека на полуслове.
Болезнь постепенно отнимала у него все новые и новые возможности, но он продолжал писать указательным пальцем. Во время нашего общения он закончил книгу под названием «Воздушные шары и все такое» и начал автобиографию.
Я подшучивала над ним: «Ты любишь выпендриваться, поэтому пишешь так быстро». В тот год вышла моя первая книга, и за следующие восемь месяцев я успела написать три главы новой книги.
– А ты медленная, как улитка, – показал он движением плеча. Все было так хорошо понятно, что писать на iPad’е не имело смысла.
Мы обсуждали книги и искусство клоунады. Вулви был мастером, обучал других клоунов и регулярно получал за это грамоты и награды. Его выступления и скульптуры из шаров нравились детям и взрослым. Книга продолжала его миссию – нести радость людям. Очень жаль, что он не дожил до ее выхода в свет.
Однажды, когда я приехала его навестить, он сказал: «У меня сегодня праздник, отмечаем».
– А что отмечаем? – поинтересовалась я.
– Двухлетнюю годовщину моего бокового амиотрофического склероза, – ухмыльнулся он.
«Ага, – подумала я, – отмечаем то, что через два года он все еще жив. Замечательный повод. Интересно, смогу ли я быть такой сильной?»
Вулви многому меня научил. Главное из этого – делать то, что ты можешь, и радоваться каждому новому дню. Да, я работала с клоуном, настоящее имя которого было Дейвид Ритцерт, но, увы, это продолжалось недолго. Дейвид и его жена Ви (она же клоун Мешковатая Джинса) много говорили об искусстве веселить людей и о смерти. В чем тут секрет? Только в том, что не бывает какого-либо четкого плана. Нет чудес. Есть только жизнь, день за днем, до того момента, когда ты не можешь больше жить.