Я ненавидела южное лицемерие, но я привыкла с ним жить. Билл полностью контролировал семейные финансы и принимал все важные решения. Он завтракал и обедал в городе. Часто после работы он шел в клуб и возвращался поздно. Я занималась домом и детьми и чувствовала себя очень одинокой. У него была любовница, и я смотрела на это сквозь пальцы. Он приказывал, я подчинялась. Он говорил, что счастлив, я же совсем не считала себя счастливой.
Наконец настал момент, когда мое собственное выживание стало для меня важнее, чем сохранение брака. Я попала в ловушку и не могла из нее выбраться. Я была связана по рукам и ногам. Если бы Билл исчез, моя жизнь стала бы прекрасной.
Поэтому я попыталась жить так, как будто его нет. Наши дети начали учиться в колледже, и я восстановила старые отношения с друзьями, а также завела новых знакомых. Я начала выезжать в соседний город, ужинала с приятелями, ходила в театр и занималась шопингом. Когда Билла не было рядом, я могла говорить то, что думаю, и быть собой. Сложилась ситуация, в которой я получала больше, чем он. Теперь я была счастлива, а он – нет.
Однажды на двадцать втором году нашего замужества, когда я проводила время с друзьями, Билл тихо собрал свои вещи и уехал.
Я осталась одна, и одиночество было ужасным. По ночам я бродила по дому в поисках злодея, который испортил мою жизнь. Я не могла уснуть, а утром ехала на работу, на которой у меня не было времени горевать и жаловаться на свою судьбу.
Когда дети приезжали из колледжа, часть времени они проводили у меня в старом доме, а часть – на квартире, которую снял их отец. Все в городе считали меня неполноценной, потому что меня бросил муж. Меня перестали приглашать в гости и на разные мероприятия, разве что в чисто женские компании. Среди жителей города я могла бы насчитать с десяток кандидатов на роль злодея моей жизни, и главным среди них было само место, где я жила.
Я решила уехать из ненавистного города и поселилась на склонах Голубого хребта[40]. Там я нашла убежище, где могла спрятаться и залечить свои раны, и работу официантки в отеле для горнолыжников.
Летом я гуляю по альпийским лугам по колено в цветах, а зимой катаюсь на горных лыжах по трассам, вдоль которых растут вечнозеленые ели. В отеле я знакомлюсь с риелторами, строителями, ковбоями и водителями автобусов. Все эти люди любят природу, радуются короткому лету и не жалуются на длинные зимы. Общение с ними вернуло меня к жизни. Я полюбила все, что связано с ковбоями и покорением Запада.
Из моего окна открывается вид на горную долину, поросшую осинами и вечнозелеными хвойными деревьями. Летом я выращиваю на веранде герань, и у меня есть две кошки. Постепенно я обрела спокойствие. Я поняла, что одиночество – это подарок, хотя иногда с этим утверждением трудно согласиться. Именно одиночество помогает забыть ошибки прошлого. Мы с Биллом так и не смогли найти устраивающий обоих баланс в наших отношениях. Мы оба становимся лучше, когда живем отдельно.
Я скучала по сыновьям и друзьям, которые остались на Юге. Когда у меня родилась первая внучка, я вернулась на Юг, помня, как говорил Генри Миллер, что конечный пункт путешествия – это не место, а новый взгляд на жизнь. Я снова пересекла долины и, оглядываясь на высокие горы, благодарила их за то, что они приютили меня, дали возможность прийти в себя и залечить раны.
Так кто же злодей в этом рассказе? Мой муж? Я сама? Общество? Кто виноват в том, что я испытала так много боли? Этого злодея нет… Когда некого винить, остается только грусть. Я пережила трагедию, от которой у меня остались трое прекрасных сыновей и двадцать два года воспоминаний, среди которых встречаются и не такие уж плохие. Мне не нужен злодей, который омрачает эти картины прошлого.
Бриджет Фокс Хакаби
Восстать из пепла
Я знаю, что Господь не даст мне того, с чем я не могу справиться. Но мне хотелось бы, чтобы Он не так сильно на меня полагался.
Я аккуратно протерла журнальный столик и отошла посмотреть, как блестит стекло. Лестница вела на второй этаж с площадкой, где стояла наша новая дубовая книжная полка. Она была заставлена книгами, а на самом ее верху красовался молодой и густой цветок-«паучник». На первом этаже стояла высокая, почти двухметровая драцена. У нас был прекрасный дом общей площадью около 1500 квадратных метров, расположенный на склоне горы. Мне нравилось его украшать и что-то менять в интерьере. Мы прожили здесь почти семь лет.
Деревья за окном светились странным желтым светом. Горели леса под Сан-Диего. Пожарные не могли сдержать огонь, и в нашу сторону шла стена пламени высотой восемь метров и протяженностью более двадцати километров. Мы готовились покинуть дом в любую минуту.
У меня выдалось свободное время, и я решила прибраться перед тем, как мы на несколько дней отсюда уедем. Согласитесь, всегда приятно возвращаться в чистый дом.
Казалось, что этот так называемый «пожар кедрового леса»[41] – почти одушевленное существо, которое живет и развивается по своим законам. Этот огромный монстр пожирал все на своем пути, и ему было не важно, лес это или пустынная местность без деревьев. Я уже слышала о людях, которым приходилось собираться за десять минут и оставлять огню все, что они не успевали взять. Некоторые объясняли это тем, что из-за густого дыма не было видно пламени.
Я перешла в гостиную и осмотрелась. Возможно, я больше никогда не увижу все эти вещи. Так что же мне взять с собой? Конечно, семейные фото и видео. Мой муж Джерри уже снимал со стен фотографии в рамках и клал их в корзины для белья. Я бормотала про себя: «Бог ты мой, сколько времени понадобится, чтобы все это повесить на место!»
Я собрала два чемодана одежды и обуви. Пришлось оставить рисунки и поделки нашей дочки Селы и несколько коробок с вещами из моего детства. Джип Джерри был забит его рабочим оборудованием. У меня была небольшая машина, в которой поедут Села, три наши собаки, кошка в «перевозке», хомяк дочери и ровно столько личных вещей, сколько мы сможем впихнуть в оставшееся пространство.
Как только мы закончили укладывать вещи в автомобиль, раздался звонок от соседей, которые жили неподалеку от нас. «У нас сильное задымление, мы уезжаем».
Через несколько минут и у нас все покрылось густым дымом, и я сказала Джерри, что пора двигаться. Оставив включенным генератор, чтобы холодильники не разморозились, мы присоединились к потоку машин, ехавших в сторону пустыни. Это было единственное направление, не охваченное огнем.
Там, где мы остановились, телевизор не работал, и мы не смотрели новости, но друзья часто звонили и рассказывали о продвижении пожара. В среду около полудня моя подруга Карен сообщила: «Прямо сейчас показывают, как пытаются спасти твой дом». Вертолеты департамента лесоводства два часа сбрасывали на него воду и специальные жидкости для тушения огня.
Пока мы, затаив дыхание, ждали очередных новостей, наша семилетняя дочь Села заставила нас улыбнуться своим заявлением: «Мам, если наш дом сгорит, то ты мне будешь дарить меньше игрушек, чтобы не нужно было так часто убираться в комнате». У Селы определенно философский склад ума!
Потом снова позвонила Карен: «Прости, что мне приходится тебе это говорить, но у вас только что провалилась крыша». Она продолжала смотреть телевизор и чуть позже добавила, что вход в дом охвачен пламенем.
Произошло то, о чем я боялась и думать. Я прислонилась к Джерри и заплакала.
На следующее утро я проснулась раньше всех и взяла в руки Библию. Я, не думая, открыла книгу на строчках из Книги пророка Исаии: «Пойдешь ли через огонь, не обожжешься, и пламя не опалит тебя» (Исаия 43:2). Чуть ниже я прочитала следующее: «Вот, Я делаю новое; ныне же оно явится; неужели вы и этого не хотите знать? Я проложу дорогу в степи, реки в пустыне» (Исаия 43:19). Казалось, что Господь говорит это лично мне.
Через неделю после пожара мы в первый раз приехали на развалины дома. Зрелище было печальным. Из кучи обломов торчали куски исковерканного железа. Я узнала металлический каркас кровати Селы. В этой кровати я каждый вечер накрывала ее, целовала и желала спокойной ночи. А вот и пружины дивана, на котором я сидела, смотрела в окно на деревья и молилась.
Я обошла пепелище, чувствуя в душе сосущую пустоту. «Боже, – молила я, – прошу Тебя, покажи мне что-нибудь уцелевшее». В груде золы и мусора я увидела остатки елочных игрушек. Обычно мне надо было подниматься за ними в чулан под самой крышей. Новогодние украшения превращали наш дом в самое уютное место на земле.
Из золы торчало еще что-то, имеющее свою изначальную форму, не уничтоженную пожаром. Это была глиняная фигурка из набора сцены Рождества Христова – пастух. Я покопалась рядом и обнаружила трех мудрецов, Иосифа, ангела, а также младенца Иисуса.
Все они не пострадали. Огонь только сжег краски, которыми были вручную расписаны фигурки, и теперь они стали абсолютно белыми. Когда я собрала их все, то поняла значение своей находки. Господь послал нам Свой очищающий огонь, который мы пережили и выстояли. Так же как и эти фигурки, пройдя через пламя, изменились и мы сами.
Держа в руке фигурку младенца Иисуса и глядя на руины того, что раньше было нашим домом, я поняла еще одну вещь. В нашей жизни могут происходить любые катаклизмы, но младенец, родившийся 2000 лет назад в хлеву, неизменно остается с нами. Он будет утешать сотни семей, которые потеряли в огне все, Он не покинет нас в час горя, согреет нас Своим теплом и придаст нам сил. И вместе с нами Он войдет в нашу новую жизнь.
Сандра Сладкей
День Независимости
Свобода – это кислород для души.
Я помню наизусть слова песни, которая звучала по радио в тот день, когда мы колесили по улочкам нашего городка по делам и за покупками. Мама держала руль правой рукой, а левой размахивала в такт мелодии и громко пела. Казалось, она сама превратилась в героиню песни, которая обрела свободу.