Когда мы с мужем поженились, две наши семьи слились в одну. У меня уже была своя восьмилетняя дочь, а теперь появилась еще одна, двенадцатилетняя – дочка мужа, которая стала жить вместе с нами. С приходом Рождества я стала часто слышать от мужа одну фразу: «Раньше мы…»
– Раньше мы пекли и украшали сахарное печенье на Рождество, – сказал мне он.
Я приготовила тесто для печенья – такое, которое нужно убрать в холодильник на несколько часов, а потом раскатать и нарезать формочками. Но у меня ничего не вышло. Оно растаяло от скалки и стало ужасно липким. Муж попытался утешить меня, сказав:
– Я помню, как мы готовили их в первый раз. У нас тоже не получилось.
Я почувствовала укол ревности.
– Раньше мы на рождественский завтрак готовили пиццу и картошку с сыром, – сказал он мне как‐то раз в продуктовом магазине.
Мое горло сжалось. Мне казалось, будто я – лишь замена для кого‐то, кто был у него давно и не имел ко мне никакого отношения.
Дома я положила продукты в холодильник и услышала очередное «Раньше мы…», но не дала мужу договорить.
– Если ты пытаешься воссоздать то, что было с кем‐то другим до меня, тогда зачем я тебе вообще? – спросила я.
Я долго не могла решиться сказать ему это. Но как он не может понять, что мне хочется создавать новые счастливые воспоминания вместе с любимым мужчиной и нашей семьей. И меньше всего мне хочется нести в наш дом традиции из его прежнего неудачного брака.
Он перестал доставать продукты из пакета и посмотрел на меня.
– Надеюсь, ты понимаешь, что это все не ради меня.
Узел внутри меня разжался. В его лице я увидела тревогу, которую мог испытывать только отец. Он просил это не ради своих капризов. Как я могла не понять этого?
Позже я принесла из подвала коробку с рождественскими украшениями.
– Как здорово! – сказала мне двенадцатилетняя дочь.
Улыбаясь, она открыла ее, осмотрела игрушки и стала доставать их по одной. Там были вязаные крючком разные предметы, которые моя мама делала своими руками, когда я была еще маленькой. Там даже был связанный крючком чулок, который мама подарила мне. А еще в коробке было множество украшений, которые я сама мастерила в школе, и игрушки, сделанные моей восьмилетней дочкой на занятиях рукоделием.
Моя старшая дочь притихла, и ее радость потихоньку угасла. В этой коробке украшений не было ничего, что принадлежало ей. Ее детские игрушки и праздничные воспоминания находились где‐то в другом месте.
Я хорошо понимала, почему она грустит. Ведь каждый предмет в той коробке кричал: «Раньше мы… без тебя».
– Отлично, – сказала она. – Значит, всем есть что повесить, кроме меня.
Она развернулась, чтобы уйти.
– Подожди, – сказала я. Потом крикнула мужу, находившемуся в другой комнате:
– Мы едем в магазин!
Пока мы ехали в машине, я пыталась подобрать слова. У меня перед глазами стояло встревоженное лицо мужа, который пытался воссоздать хоть какие‐то приятные воспоминания из прошлого ради своей дочки – нашей дочки. А она сидела со мной на пассажирском сиденье и обиженно молчала. Мы подъехали к супермаркету. Я заглушила мотор.
– Слушай, – сказала я с тяжелым вздохом. – Я не могу вернуть прошлое или воссоздать ваши традиции. У меня нет коробки с твоими игрушками. Мне очень жаль, но я ничего не могу с этим поделать.
Она глядела прямо в лобовое стекло и не моргала. Она и так все это знала.
– Вот что я могу сделать, – продолжила я. – Могу пообещать тебе, что мы создадим наши новые традиции. И сделаем это вместе: ты, я, папа и твоя сестра.
Она посмотрела на меня с сомнением.
– Пошли, – сказала я.
Мы вышли из машины и отправились в отдел супермаркета, где продавались рождественские украшения.
– Выбирай все, что тебе нравится, – сказала я.
Она посмотрела на меня, и я поняла, что этого недостаточно. Но нам нужно было с чего‐то начать. Она прошлась по отделу и выбрала пачку синих и серебряных елочных игрушек разных форм и размеров.
Дома я достала свою швейную машинку и сшила всем по чулку с вышивкой, чтобы повесить над камином. Старшей дочке я вышила пингвинов, младшей – печенье, а мужу – медведей.
Пока у нас гостила моя мама, мы вместе делали украшения из соленого теста, которые готовятся почти так же, как печенье. Из‐за соли в составе они хранятся почти вечность. Их ничто не возьмет… разве что собака стянет с елки.
Затем мы со старшей дочкой пошли в местную мастерскую по росписи и обжигу керамики. Мы слепили и раскрасили елочные игрушки в подарок для всей семьи.
С тех пор каждый год я делаю девочкам рождественские украшения с датой и их именами. Иногда я вышиваю их крестиком, иногда рисую на них.
– Сколько еще лет я буду получать эти украшения? – спросила однажды старшая дочь.
– Пока у тебя не родятся свои дети, – сказала я ей. – Тогда я начну делать украшения для них.
– Тогда я не стану заводить детей, пусть все достанется мне! – ответила она, и мы рассмеялись.
В прошлом году я вышила крестиком дополнительное украшение для старшей дочки, которой уже исполнилось восемнадцать. На нем был указан год ее рождения и ее имя. Я вручила его ей в канун Рождества со словами:
– Каждый ребенок должен иметь свое первое рождественское украшение, – сказала я ей. Если бы я могла повернуть время вспять, я бы сделала это для нее в первый же год.
А еще я все‐таки научилась готовить сахарное печенье, хоть и по‐своему. Подруга дала мне рецепт, по которому тесто не обязательно остужать в холодильнике. Такое у меня получается. Теперь мы с дочками каждый год готовим это печенье. А еще я стала печь картошку с сыром. И, оказывается, это очень вкусно.
Бонни Джин Фельдкамп
Мамины шедевры
Из дома в дом, от сердца к сердцу, из одного места в другое тепло и радость Рождества сближают нас.
– Как ты думаешь, какая светлая идея пришла маме в голову на это Рождество? – спросила я своего брата Майка, пока мы в гостиной дожидались маминых подарков ручной работы.
Я специально назвала идею «светлой» – в прошлом году мама смастерила лампы высотой в полметра из ветвей деревьев. Она сама их распилила, просверлила и протянула провода сквозь отверстия. Каждый из нас получил по одной такой лампе, чтобы украсить свой дом.
Мамины лампы шатались и постоянно ломались. Темные тени от них качались из стороны в сторону. Казалось, что я каждую ночь посылаю сигнал бедствия.
Но мы с Майком ни слова не сказали маме, что светильники… Ну, скажем так: не совсем удались. Она так старалась!
Я уже давно переехала в Индиану, а Майк поселился в Миссури, недалеко от мамы. Она сама жила одна, папа ушел из жизни много лет назад. Мама все еще работала сторожем в местной школе, хотя кто угодно другой уже вышел бы на пенсию. Мы все восхищались ее щедростью, а также кулинарным и садоводческим талантами. Она была веселым и творческим человеком, который мастерил необычные подарки. И, конечно, нам не хотелось ранить ее чувства или препятствовать ее самовыражению.
Мамина традиция делать рождественские подарки своими руками появилась десять лет назад. Когда мы собрались в ее доме на праздник, мама сказала:
– Я приготовила кое‐что особенное для каждого из вас.
Потом она исчезла в своей комнате. Мы с Майком переглянулись, не зная, чего ожидать. Мама вернулась с незапакованным подарком и протянула его Майку, а потом ушла за моим.
Майк показал мне свой подарок. Это был половик из синей джинсы. Такой же тяжелый коврик мама положила мне на колени. Широко улыбаясь, она в деталях рассказала нам про свой проект, занявший три месяца, – покупка синих джинсов на распродажах, раскрой, плетение и сшивание.
После Рождества я сложила коврик в машину и поехала домой. С заднего сиденья доносился довольно неприятный запах. Остановившись, я нашла его источник – это был голубой джинсовый половик. Дома я достала его из машины и положила на улице. Он служил мне придверным ковриком, пока на нем не разошлись швы.
Я не говорила ни маме, ни Майку, какое применение нашла половику. Но приехав к брату в гости, первым делом пустилась на поиски коврика из синих джинсов. Майк положил его у себя в гараже, под собачью лежанку. Мама не стала возражать – она любила его собаку.
С тех пор мама каждое Рождество дарила нам какую‐нибудь поделку в придачу к другим подаркам. Она делала лоскутные одеяла, расшитые скатерти и декоративные подушки. Мастерила настенные ковры с нашими портретами из школьных выпускных альбомов, хотя нам с Майком было уже за пятьдесят. Поскольку мама часто навещала моего брата, ему пришлось повесить панно на стену. Мое хранилось в ящике стола. Я вешала его только в случае маминых визитов.
Четыре Рождества назад мама научилась пользоваться ленточной пилой. Тогда она и начала делать подарки из дерева. Так в наших с Майком домах появились самодельные рамы для картин, обклеенные разными безделушками. Правда, меньше через месяц они отвалились. Потом мама сделала кормушки для птиц и скворечники, которые не смогли противостоять ветру и дождю и развалились.
В это Рождество мы с Майком не знали, чего и ожидать. Мы уже развернули все остальные подарки, и мама ушла в другую комнату. Мы с братом переглянулись, собираясь с духом перед очередным сюрпризом.
Мама вернулась не с двумя, а с тремя запакованными предметами. Она сказала:
– Два вам, а один мне. Этот проект занял весь год.
Мы начали разворачивать подарки. Я тянула время, чтобы Майк развернул свой первым. Это оказалась стеклянная коробка с деревянным основанием. Удивившись, я поскорее развернула свою. Внутри моей коробки была детская одежда – старенькое зеленое пальто и чепчик с войлочными туфлями в цвет. Рядом в коробке лежала черно‐белая фотография меня в полтора года в этой самой одежде.
К этому времени и Майк открыл свою коробку. В ней тоже была его детская одежда и фотография.