После десяти лет брака я перестала любить Рождество, потому что всегда повторялась одна и та же история.
– Что мы купим твоей семье на Рождество? – спрашивала я.
Чтобы соответствовать их стандартам празднования, нам каждый раз приходилось тратить больше, чем мы могли себе позволить.
Однажды вечером в середине октября я уложила мальчиков спать, достала все свои материалы для вышивки крестом и нашла идеальную картинку. На ней было два сердца со словами «Поцелуй повара»[23] посередине. И посчитала: мне нужно было вышить десять таких салфеток с рюшами по краю. К счастью, в заначке было достаточно ткани, чтобы каждому сделать вышивку своего цвета. И, конечно же, я собиралась испечь каждому хлеб из кабачков.
После того как мальчики ложились спать, у меня появлялось время для вышивки подарков. Я старалась сделать все остальные дела в течение дня, включая обучение Джереми, мытье посуды и стирку белья. Работая по несколько часов каждую ночь, я должна была успеть закончить подарки за два месяца – то есть в канун Рождества.
Но на что я точно не рассчитывала, так это на то, что оба мальчика заболеют ушной инфекцией и фарингитом. Приходилось постоянно водить их к врачу и покупать лекарства. Когда одному становилось получше, второму было хуже. Это был порочный круг. К концу ноября я поняла, что проект «Поцелуй повара», возможно, отменится, и родственникам придется довольствоваться лишь хлебом из кабачков. Я знала, что моя семья точно с пониманием отнесется к этому, а вот семья мужа – это совсем другая история. По их итальянской традиции, в канун Рождества они ужинали, открывали подарки и отправлялись в церковь. Я просто не могла явиться к ним с пустыми руками.
И все же я справилась, хотя последнюю неделю перед Рождеством почти не спала – доделывала рюши, украшавшие каждую салфетку, раскладывала их в коробки и упаковывала кабачковый хлеб в красно‐зеленые пакеты.
Пока Марк загружал «сани» детьми и подарками, я испекла еще один дополнительный кабачковый хлеб – с рецептом, прикрепленным к упаковке, – на случай, если я про кого‐то забыла. От самого Бэй-Бридж до Сан-Матео, где жили родители Марка, стояла одна большая пробка. Но стресс от поездки быстро забылся, когда мы подъехали к дому и учуяли запах Рождества семьи Помбо. Это была всевозможная рыба, коктейли из креветок, устрицы в раковине, крабовый суп и ассорти морепродуктов. Мама Марка специально делала заказ на итальянском рынке Петрини за несколько месяцев, чтобы к празднику стол ломился от яств.
Когда я увидела гору подарков, которая еле помещалась под елкой, у меня началась паника. Что, если мои подарки окажутся недостаточно хороши? Наверно, нам лучше уйти сразу после ужина, чтобы не видеть разочарования на лицах родных Марка.
Но было слишком поздно.
После ужина все собрались в гостиной, и по вековой традиции началось вручение подарков: зачитывание имен дарителя и получателя, затем ожидание, пока человек откроет свой подарок и скажет «спасибо». И это могло продолжаться часами, пока все коробки не будут открыты. Я сложила наши подарки у стены, подальше от елки, надеясь, что их не заметят.
Не тут‐то было.
– Маме и папе – с любовью. Конни, Марк и мальчики! – зачитал папа Помбо бирку на нашем подарке. Мама Помбо тепло улыбнулась и воскликнула:
– Ну‐ка, поглядим!
Мое сердце бешено стучало. Я взглянула на Марка и выдавила улыбку, пока все взгляды были прикованы к его маме.
Я завернула подарок для родителей мужа в самую красивую бумагу, которую смогла найти, и приложила открытку ручной работы. В ней были отпечатки ладоней мальчиков, усыпанные красными и зелеными блестками. А вышивку для мамы я сделала синего цвета – под цвет ее кухни. Я схватила руку Марка и крепко сжала ее, когда мама снимала упаковочную бумагу и открывала коробку. Взяв в руки «Поцелуй повара», мама прижала руку к сердцу и прослезилась.
– Ты это сама сделала? – осторожно спросила она.
Я кивнула и почувствовала внезапное облегчение. Мама Помбо встала со стула, подошла ко мне и поцеловала меня в щеку.
– Я точно знаю, куда это повесить, – сказала она, и на ее лице расцвела счастливая улыбка.
Вернувшись к своему стулу, она аккуратно положила «Поцелуй повара» обратно в коробку, словно это был кусок хрупкого фарфора. Я вытерла слезы, и от сердца отлегло. Ну и что, что другие надарили ей гору кашемировых свитеров, жемчужных украшений и стеклянных статуэток. Мой «Поцелуй повара» был ничем не хуже.
Спустя годы после того первого Рождества в Штатах и уже после того, как мы переехали в Пенсильванию, мы продолжали каждый год возвращаться на кухню мамы Помбо, где над плитой неизменно висел мой «Поцелуй повара». С обеих сторон мама прикрепила голубые ленточки с золотыми вилками и ложками. Это было единственное украшение на ее кухне, и оно провисело там еще три десятка лет, пока мы не поцеловали «повара» на прощание в последний раз.
Конни К. Помбо
Венок
Воспоминания – это вечные сокровища сердца.
Ранним зимним утром мой шестилетний сын забрался ко мне в постель и прижался ко мне. Через несколько минут он уснул. Я тоже заснула, чувствуя его теплое дыхание на своей шее. Потом моя десятилетняя дочь перебралась к нам. Они всегда так делали, когда мой муж уезжал в длительную командировку.
Когда солнце заглянуло сквозь шторы спальни, дети завозились, просыпаясь и позевывая, а потом, наконец, открыли глаза. Эндрю первым поцеловал меня, пожелал доброго утра и спросил, какие у меня планы на день. Мишель моргнула, потерла глаза, села и сказала:
– Доброе утро, мама. Что мы будем сегодня делать?
Это были первые выходные декабря, и мы проводили их без мужа. Он как раз закончил работу в Германии и по пути домой заехал проведать своих родителей в Шотландии.
Я обняла детей и напомнила им о сосновых шишках, которые мы собрали во время лесных вылазок в прошлом году. Мы их высушили и сложили в корзину на полке в кладовой. У меня уже была куплена форма для венка и другие материалы для поделок, поэтому я предложила после завтрака смастерить рождественский венок.
Мы испекли блинчики и поговорили о том, каким будет наш венок. Помыв посуду и прибравшись, я положила на кухонный пол большой кусок картона и поместила по центру пенопластовую форму для венка. Мишель и Эндрю начали сортировать сосновые шишки по размеру и отобрали двадцать штук, чтобы окрасить их в белый цвет и сделать венок «заснеженным». Для этой операции мы перебрались в гараж. Застелили пол пленкой и я побрызгала шишки белой краской из баллончика. А потом, пока краска окончательно не высохла, Мишель посыпала их серебряными блестками. Затем мы приклеили шишки к венку, добавив искусственные веточки остролиста и бантик из шотландки.
Весь процесс занял несколько часов, и дети остались в восторге от своего прекрасного творения. И мы торжественно повесили его на нашу входную дверь.
Каждый год в начале декабря я достаю из кладовки этот венок и мысленно возвращаюсь к тому дню, когда дети его сделали. С тех пор прошло уже больше тридцати лет. Бант пришлось несколько раз поменять, а некоторые шишки подклеить, но я продолжаю вывешивать этот венок на нашу входную дверь. Это ценная память о том дне, когда мои дети с радостью занялись творчеством и получили удовольствие от хорошо проделанной работы.
Кэти Дикки
Сиять в моей памяти ярче всех
Даже вселенская тьма не может поглотить сияние свечи.
У моей мамы была классическая латунная менора U-образной формы, которая выглядела так, будто ее привезли прямо с исторической родины. А вот менора моего отца была прямоугольной и позолоченной, в элегантном стиле ар‐деко[24]. Мы каждый год ставили их обе, пока я не добавил к этому ансамблю третью.
Я ходил в детский сад Молодежной еврейской ассоциации. Там мы своими руками сделали дрейдели[25], а из остатков глины слепили меноры. Все остальные дети делали свои подсвечники высокими и ветвистыми, а я выбрал совсем другой стиль – овальную чашу с девятью углублениями для свечей. Ханука[26] длится восемь ночей, и каждую ночь нужно зажигать по одной свече. Девятая свеча называется «шамаш», или «помощник» – ею зажигают все остальные свечи.
Когда наши меноры достали из печи для обжига, было пролито много слез. Многие из самых красивых менор моих друзей не выдержали жара и раскололись, но моя была в полном порядке. Правда, родителей немного смутил ее дизайн, и мне пришлось объяснять, куда ставить свечи. Но в любом случае они по достоинству оценили мой творческий подход.
В ту Хануку мы впервые воспользовались моей менорой. В отличие от менор мамы и папы, воск из моей не капал наружу, а собирался в разноцветную лужицу внутри чаши. Нам не хотелось его откалывать – мы боялись, что менора разобьется. Поэтому мы решили, что разумнее будет оставить все как есть и просто топить новые свечи поверх старого воска. Чтобы пережить восемь ночей, потребовалось сорок четыре свечи, и когда настала последняя ночь, воск уже был готов перелиться через край. Ручейки красного, желтого, синего и белого цветов расплавились и закрутились вместе, так что было похоже на большой леденец на палочке.
Мы согласились, что моя менора сделала свое дело и заслужила выхода на пенсию. С тех пор моя семья приобрела множество менор – стеклянных, пластиковых, всяких, – но моя маленькая глиняная менора всегда будет сиять в моей памяти ярче всех.
Максвелл Бауман
Глава 7Праздничные причуды
Стыд‐то какой!
Скорость, с которой человек взрослеет, прямо пропорциональна стыду, который он готов терпеть.