Дело было во время вечернего рейса из штата Нью-Йорк в Огайо. Я ехала вместе со своими друзьями из школы-интерната, где училась. Были каникулы, и мне поскорее хотелось увидеться с семьей.
Мы сели на места и приготовились к длинной поездке: запаслись конфетами и парой удобных подушек. Состав пассажиров был довольно разношерстный – словно наша великая, неоднородная нация в миниатюре. Постепенно надвигалась ночь, и все старались устроиться поудобнее. Большинство пассажиров пытались найти удобное положение для сна, и наш неповоротливый автобус погрузился в тишину.
Вдруг ее пронзил душераздирающий жалобный крик. Это был ребенок, он заливался слезами. Громко. Отец отчаянно пытался его успокоить, но усилия были тщетны. Казалось, бедняга не знает, как справиться с этим драгоценным комочком в своих руках. Рядом никого не было.
Я подумала о том, почему столь молодой человек путешествовал один с младенцем. Мне стало жаль его. Казалось, он уже и сам готов заплакать. У меня сердце кровью обливалось, когда я смотрела на эту парочку.
Поэтому я повернулась к друзьям и неожиданно для себя решительно заявила: «Я иду к ребенку!»
Они вытаращились на меня так, будто я спятила, а потом сказали, что это и в самом деле так. Я охотно им поверила. Моя зона комфорта осталась настолько далеко позади, что я не смогла бы рассмотреть ее даже в бинокль.
Но там был младенец, и он плакал. Остальное было не важно.
Я подошла к этому горе-отцу.
– Давайте я попробую, – предложила я.
Он посмотрел на меня почти так же, как и мои друзья, но его взгляд был полон отчаяния. Молодой человек огляделся, словно желая убедиться, что он ничем не рискует, вручая своего ребенка незнакомке. Пожав плечами и не произнеся ни слова, парень передал ребенка мне.
Я взяла плачущего мальчика к себе и начала медленно укачивать его на руках. Колыбельная, под которую я постоянно засыпала в детстве, должна была его успокоить.
Это надо было видеть – я, православная молодая девушка, пела старую еврейскую колыбельную афроамериканскому младенцу. Пассажиры подняли головы, глазея на нас. Кто-то улыбнулся, обрадовавшись тому, что теперь можно будет спокойно спать, а кто-то безразлично пожал плечами – это была всего лишь очередная ночь в автобусе.
Через какое-то время малыш у меня на руках успокоился и начал постепенно закрывать глазки, а потом наконец уснул.
Я отдал его обратно отцу, который аккуратно переложил его в детское кресло.
– Спасибо вам, – прошептал он.
– Нет, это вам спасибо, – ответила я.
Утреннее вторжение
Силу, отвагу и уверенность мы обретаем с каждым опытом, когда смотрим страху прямо в глаза… мы должны делать то, чего, как нам кажется, мы сделать не можем.
Бледный свет зари просачивался сквозь занавески с цветочным узором. Я тихо лежала в кровати рядом со своей маленькой дочерью. Накануне вечером был снегопад, и в это утро не хотелось вставать раньше, чем включится котел отопления. Я лежала и размышляла о последних нескольких месяцах. «Наверное, я просто не гожусь для отцовства», – объяснил Джон, пакуя свои пожитки.
Неоплаченные ипотечные счета копились на моем столе – счета за дом, который никак не получалось продать. Я не видела способа изменить свою жизнь.
Потом, несмотря на уже привычное шуршание крыс в стенах, я снова уплыла в сон и дремала, пока меня не разбудил какой-то новый шум. Это точно были не крысы. Наверное, кот чудит.
Я подтянула повыше одеяло, наслаждаясь этими моментами полусна, полубодрствования. Показалось, где-то скрежетнул металл. Что бы это могло быть? Этот кот получит у меня, когда я встану.
Я позволила дремоте на мгновение снова убаюкать себя. А потом мое тело словно обдало ледяным холодом. Я села в постели. И сбросила с себя дрему со скоростью света. Кот все это время спал в изножье моей кровати! Я повернулась к открытой двери. В коридоре показался пляшущий лучик фонарика. В моем доме кто-то был.
Какую-то долю секунды я сомневалась, хватит ли у меня сил справиться. Потом оценила возможные варианты событий и решила: была не была! Вскочила с кровати и ринулась к двери.
– Кто посмел войти в мой дом?! – рявкнула я и прямо на пороге спальни наткнулась на незваного гостя.
– Убирайся вон! – заорала я и замолотила по его груди кулаками, – ВОН ОТСЮДА!!! – я орала и пихала его что есть силы.
Взломщик оторопел. Каким-то образом мне удалось сохранить достаточное присутствие духа, чтобы составить его мысленный портрет – он понадобился бы мне потом, чтобы указать приметы преступника полиции. Темно-голубое клетчатое шерстяное пальто. Объемное на вид. Должно быть, под ним не один слой одежды. Это понятно: вчера вечером шел снег. Темно-синяя вязаная шапка. Белый мужчина, плотного телосложения. Латексные перчатки поверх вязаных. Я осознала невероятную опасность, которая угрожала нам с дочкой, и во мне проснулась новая энергия.
В мое тело потоком хлынула сила – сила, какой я никогда не знала. Мне показалось, что я рассыпаю во все стороны радужно-золотые искры. Я была богиней, мстительным божеством. Я колотила его и выталкивала вон. Он пятился от меня задом. Я удвоила напор. Незваный гость был выше меня, но я словно возвышалась над ним. На фут, на два, потом на три. Я стала огромной.
– Убирайся вон из моего дома!
Я наконец вытолкнула его за порог входной двери. Захлопнула ее и заперла, а потом побежала к дочке, которая испуганно сидела на постели.
Я позвонила в полицию. Полицейские прибыли через считаные минуты после вызова вместе со служебными собаками. Но ни в то утро, ни месяцы спустя того человека так и не удалось найти.
Зато я нашла кое-что другое – внутреннюю силу, о которой не подозревала раньше, и уверенность, что смогу со всем справиться. Я до сих пор не могу объяснить феномен того золотого сияния, не могу понять, как это я стала такой высокой, что смотрела на этого человека сверху вниз. Я не переживала ничего подобного никогда прежде, да и потом тоже. Но теперь я просыпаюсь по утрам с благодарностью за то, что встречаю новый день.
Женщины вроде меня не носят платья в обтяжку
Каждому требуется зеркало, чтобы напомнить, кто он, и ты не исключение.
– Это будет слишком сильно вас обтягивать, – заявила консультант, увидев у меня в руках безупречно красивое синее платье. – Для какого повода ищете наряд?
– Для свадьбы шурина, – ответила я.
– Тогда лучше примерьте вот эти.
С видом «Поверь, я знаю гораздо лучше тебя» консультант пару минут порхала между рядами с вешалками и вернулась с пятью платьями бордовых, перламутровых и лиловых расцветок. Вместе мы отправились в свободную примерочную, но я все же захватила то самое синее платье.
Шелковое, ласкающее кожу платье струилось, облегая фигуру и подчеркивая бедра. Застегивая молнию, я чувствовала, как ткань все больше и больше сдавливает меня. В примерочной стало невыносимо жарко. Мне удалось застегнуть молнию настолько, чтобы платье не спадало, и я подумала, что нет ничего стыдного в том, чтобы выйти и попросить помощи.
– Я же говорила, оно для вас слишком тесное, а размера побольше нет, – сказала та самая девушка-консультант, застегнув молнию, с которой я не смогла справиться сама. – Вы не сможете в нем сесть.
– Думаете? – переспросила я, хотя меня на самом деле не интересовало ее мнение.
Девушки уже не оказалось рядом. Она пошла обратно на свой пост, где решала, кто может входить в примерочную и сколько вещей может мерить.
– Не забудьте повесить платье обратно, – бросила она мне, уже повернувшись спиной.
Может быть, это и было разумным решением, но я зашла обратно в примерочную и закрыла за собой дверь. Волнуясь, как девочка, которая разворачивает свою первую любовную записку, я повернулась к пуфику, который стоял прямо напротив входа, и решительно села. Поняв, что я могу вполне свободно двигаться в этом платье, я взглянула на светящуюся улыбку, которая отражалась в зеркале, и поняла, что здесь что-то не так.
Может быть, все дело в освещении, подумала я, потому что женщина, которую я видела в зеркале, была совсем не похожа на меня. Я стояла и смотрела на нее, а она улыбалась и держала спину прямо. Когда я пошевелилась, она тоже пошевелилась; когда я покрутилась, она сделала то же самое. Так пролетело несколько минут, и я ощутила беспредельную радость.
Эмоции вдохновили меня открыть дверь, чтобы посмотреть, нет ли кого поблизости, и пройти к зеркалу в конце коридора. При каждом моем шаге платье громко шуршало, как будто заявляя о том, что его обладательница – особа королевской крови. Немного погодя появилась женщина средних лет вместе с дочкой, которой было лет двадцать. Они обсуждали вещи, которые примеряла девушка. Я спросила:
– Простите, мне нужен взгляд со стороны. Продавец сказала, что это платье меня слишком сильно обтягивает. Как вы думаете?
Мать и дочь окинули меня взглядом и кивнули в знак одобрения.
– Нет, – сказала мама. – Оно сидит на вас идеально. Вы выглядите шикарно.
Я бы покраснела, но на моем месте была та, другая, уверенная в себе женщина. Она не покраснела. Вместо этого я вернулась в примерочную и снова уставилась в зеркало.
Смогу ли я его снять? Смогу ли я носить это красивое платье? Дело вот в чем: платье было соблазнительным, в хорошем смысле этого слова. А я совсем не была похожа на роковую красотку. Подушечки моих пальцев часто пахнут едой, ведь я постоянно добавляю лук и чеснок, когда готовлю ужин для своей семьи. От женщины в зеркале могло пахнуть только духами. Я работаю учителем начальной школы и часто произношу фразы вроде: «Стройтесь молча» или «Не ковыряй в носу». Но той даме в примерочной, пожалуй, было не под стать произносить такие слова.