На занятиях нас было четверо – все женщины в возрасте около тридцати пяти, и у каждой своя собственная цель. Сэнди из Лос-Анджелеса отчаянно орудовала лыжными палками, пронизывая своим криком холодный воздух:
– Надеюсь, мы зададим тут жару!
Я вздохнула, крепче сжав свои палки, и ответила:
– Я не катаюсь по «черным бриллиантам»[45]. Для меня это слишком.
– Не беспокойтесь, – раздался ободряющий голос. Мы обернулись и увидели Триш – нашего рыжеволосого инструктора по горным лыжам. – Это курсы для середнячков.
В первый раз мы спустились по учебной трассе, промчавшись мимо видеокамер. Снег хрустел под ногами, как попкорн, пока мы ехали «змейкой». Потом, когда мы смотрели запись, Триш попросила:
– Найдите то, за что можете себя похвалить.
Я попыталась, но в глаза бросилась лишь неуклюжая поза и руки, которыми я размахивала, словно лопастями ветряной мельницы.
Все мы – Сэнди, Пэтти, Роксанна и я – подбадривали друг друга, и это помогало. Пэтти проехала по маленьким могулам[46], ни разу не упав. Роксанна улучшила технику поворотов. Сэнди умудрялась оставаться невероятно грациозной, когда неслась вниз по трассе. С наших лыж сыпался снег, пока мы, как послушные утята, следовали за Триш, покоряя один склон за другим.
Потом настала очередь самого крутого склона из всех, на которых мы катались.
– Просто не забудьте присесть, – сказала Триш.
Она оттолкнулась так быстро, что у нас не осталось времени на раздумья. Мы поехали следом, палками отметая снег в стороны. Присесть, повернуть! Присесть, повернуть! Вниз, вниз – наконец я воскликнула:
– Я сделала это!
Триш расплылась в улыбке:
– Да, ты только что съехала по «черному бриллианту».
Моей улыбки хватило бы, чтобы осветить Нью-Йорк. Было ощущение, что это про меня Хеллен Редди пела: «Я могу все! Я сильная, я непобедимая, я – Женщина!»
Пока я напевала про себя, Триш направилась к другому «черному бриллианту». Первый был крутой, но широкий. А эта трасса представляла собой узенький желоб, с одной стороны которого деревья, а с другой – отвесный обрыв.
– Я… Я не смогу, – пробормотала я.
– Конечно, сможешь. Два, от силы три поворота, и ты внизу, – сказала Триш, проскользнув по краю.
Остальные последовали за ней. Я застыла на вершине.
– Спускайся «лесенкой», Барб!
Я неуклюже поехала по склону, едва держась на ногах.
Девочки активно меня поддерживали. «Мы все чего-то боимся», «Не сдавайся». Триш крикнула:
– Твоего мастерства хватит, чтобы съехать с любой трассы Аспена, Барб. Вся проблема – вот здесь. – Она показала на голову. – Наступает момент, когда нужно все отпустить и довериться себе. Не позволяй страху сковать тебя.
В оставшееся время своего отпуска я каталась на безопасных «голубых»[47] трассах и отрабатывала технику. Но все же в последний день меня потянуло к тому самому склону, который наводил на меня ужас. Я взглянула вниз с горы. Страх стянул желудок в тугой узел. Ели возвышались стеной, а скала обрывалась в пустоту. Надвигался шторм, стало темно, почти ничего не было видно.
– Я не катаюсь по «черным бриллиантам», – сказала я. Мой шепот прозвучал словно призрачное эхо моих прежних убеждений. – А еще я не развожусь с мужьями, – добавила я, но реальность доказывала обратное.
Я рванула вперед, вереща от страха.
– Я сейчас разобьюсь! – Повернула. – Скала! Мчусь по краю!
Пригнулась. Повернула. Неловко затормозила «плугом». Триш оказалась права. Два поворота, и я у цели. Я отдышалась и еще раз взглянула вверх на узкий выступ, нависающий над зияющей пропастью. Я вздохнула полной грудью.
И улыбнулась.
Ох уж эти лыжные инструкторы. Триш знала, что я смогу. Я пронеслась по краю обрыва и осталась в живых. До идеала мне далеко, но я сделала это и даже не упала. Если уж «черный бриллиант» оказался мне по плечу, то с разводом я точно справлюсь.
Нужно просто отпустить все страхи и поверить в себя – и, может быть, в какие-то высшие силы. Конечно, это был не последний мой спуск по «черному бриллианту».
Правило трех попыток
Пытайся, пытайся снова и снова. Никогда не переставай пробовать.
– Мне не нлавится. – Дочка скорчила рожицу и выплюнула шпинат обратно в тарелку.
Я была в отчаянии, но не собиралась потакать дурным привычкам своего привередливого чада, как это делают другие мамочки. Всегда есть способ приучить ребенка к здоровой еде, а вредную давать только по особым случаям, не каждый день.
– Мама старалась, чтобы приготовить тебе вкусный и здоровый ужин. Пожалуйста, попробуй еще кусочек, – умоляюще просила я, чувствуя, что мое терпение на пределе. Это был уже четвертый раз за неделю, когда я готовила еду, а дочка упрямо воротила нос.
– Нет! – визжала она. – Я ХОЧУ НАГГЕТСЫ! Все мои длузья из садика едят на ужин то, что хотят. Ненавижу тебя! – Она кричала, выплевывая еду на пол. Я в отчаянии опустила голову, чувствуя себя никчемным родителем, но потом глубоко вздохнула и попыталась остыть. Сурово взглянув на дочку, я дала ей понять, что не стоит испытывать мое терпение.
– Ну, давай, ты же знаешь правило.
– Да, нужно всегда плобовать тли лаза, – ответила она, закатив глаза.
– Правильно, – сказала я как можно ласковее. – Осталось еще два.
Когда я была маленькой, моя мама не заставляла меня доедать все, что было в тарелке. Бабушка считала, что еду нельзя оставлять, а мама была уверена, что именно это правило стало причиной ее лишнего веса.
Нужно всегда пробовать еду три раза – вот что я слышала от своей мамы. Доводы были следующими: первый раз – чтобы попробовать, второй – чтобы прочувствовать, что ты только что съел, а третий – чтобы точно убедиться, что еда не по вкусу. Если после трех попыток мне все еще не нравилось, мама никогда не заставляла меня есть. Этот разумный и ненавязчивый метод срабатывал почти всегда – если не считать печени и бананов (которых я до сих пор на дух не переношу).
Я применяла это разумное правило и к воспитанию своей дочери, потому что оно отлично работает. На моем лице появилась едва заметная улыбка, когда я увидела, как дочка проглотила вторую ложку шпината и открыла рот для третьей. Наконец она прожевала последнюю положенную ложку, а я вспомнила, как «правило трех попыток» повлияло на мою жизнь.
Став старше, я начала применять его везде. Я боялась прыгать с вышки в бассейне, но все-таки совершила этот ужасный первый прыжок. Пока я барахталась в воде, моя мама тоже прыгнула в бассейн, чтобы прийти мне на помощь. Но она не успела даже доплыть до меня, как я уже вылезла из воды и снова направилась к вышке. Во второй раз я прыгнула уже с удовольствием, почти без промедления. Закашлялась еще больше, чем в первый раз, но решила, что преодолею этот страх. Когда я выбралась из бассейна, мама попыталась укрыть меня полотенцем и отвести домой. Но я скинула полотенце и завершила начатое.
В третий раз у меня уже не было ни страха, ни воды в носу. В бассейне послышались одобрительные возгласы. С того момента я пропала. Летом я вылезала из бассейна только для того, чтобы снова туда плюхнуться. С тех пор стоило мне только увидеть воду, как у меня возникало жгучее желание прыгнуть в нее.
Каждый раз, сталкиваясь с чем-то за пределами своей зоны комфорта, я говорила себе, что нужно всегда пробовать три раза, и это давало мне силы идти дальше. Американские горки, полеты, смена работы, свидания… Все мои самые большие страхи чудесным образом улетучились благодаря простому способу, с помощью которого мама пыталась накормить меня овощами. Подумаешь, первое свидание прошло не очень удачно – второе или третье наверняка будут лучше. И они были лучше, ведь я счастливо вышла замуж.
– Мама? – Голос моей дочки вернул меня к реальности. – Думаю, я смогу это есть, – сказала она, справившись со всей тарелкой шпината.
Все мы боимся неизвестного. Но как мы можем быть уверены в том, что нам не понравится, пока не попробуем? В конце концов, если бы я не пробовала все три раза, вы бы не читали эти строки. Я бы прозябала на нелюбимой работе, утопая в бесплодных грезах. Примерно в тридцать пять я поменяла успешную, но не приносящую мне радости работу на карьеру писателя, о которой всегда мечтала. Она тоже сложилась не сразу: получив два отказа от издательств, я собрала всю свою волю в кулак и отправила рукопись первой книги в третий раз, мысленно представляя ту вышку в бассейне. С тех пор я живу счастливой жизнью писателя.
А моей привередливой дочке сегодня уже шестнадцать лет, и она вегетарианка. Шпинат – один из ее любимых продуктов, хотя она до сих пор любит наггетсы, но только соевые – и только по особым случаям.
Бог его знает
Отношения бабушек с внуками предельно просты. Бабушки почти никогда не ругаются и всегда любят.
Моя бабушка Виктория знала меня лучше, чем я сам. Когда мне было примерно семь лет, я хотел стать пастором. Бабушка, которая всю жизнь принадлежала к пятидесятникам[48], поддержала мое стремление. Она даже купила мне голубой костюмчик, чтобы я хорошо смотрелся, когда читал в нашей гостиной стихи из Библии. Мы называли его «облачением пастора».
Я обожал бабушку и больше всего на свете боялся ее расстроить. Когда мне было шестнадцать, моя нетрадиционная сексуальная ориентация перестала быть секретом, но я знал, что единственным человеком, которому я никогда не скажу об этом, была бабушка. Она бы просто не пережила этого, а я не пережил бы нашей с ней ссоры.