С этим надо было что-то делать.
И я решила вернуться к йоге. В конце концов, мне она понравилась, хотя я и не совсем усвоила то, чему меня учили. На этот раз меня ждало еще больше открытий.
Оказалось, что напряжение было не только в моей груди – оно перешло в суставы. Когда я пыталась сидеть в позе лотоса, одно колено не опускалось, а бедро сводила судорога. Мои плечи были скованы, спина словно одеревенела. Я едва могла держаться в планке и в конце урока вставала с коврика с огромным трудом. Но возвращалась в зал снова и снова.
Прошло некоторое время, и я стала более гибкой. Теперь я млела в позе ребенка, крепко держала позу воина и балансировала в позе дерева.
Но самое главное заключалось в том, что на этот раз я научилась дышать.
С каждой позой, как напоминание: вдох, выдох. Постепенно мое дыхание становилось глубже, хотя я все еще не могла представить, как воздух может выйти за пределы легких и спуститься ниже.
И вот в один прекрасный момент, положив одну руку на сердце, а другую – на живот, я стала следить за своим дыханием, пока оно текло через мой нос и горло. Я продолжала дышать все глубже и глубже, пока не почувствовала, как мой живот поднимается. Вот оно! Я дышала через преграду. С каждым последующим вдохом и долгим медленным выдохом происходило нечто неожиданное: давление в груди становилось все слабее, а затем и вовсе пропало.
Эффект физического освобождения был ощутимым. С моих плеч как будто свалился груз, который я носила с собой так долго.
Я не могу контролировать Вселенную, но вполне в состоянии справиться со своим дыханием. Теперь оно не ограничивается моими легкими. Я дышу не только грудью, а во всю длину своих ног, в кончики пальцев, в самую макушку.
В моей жизни происходит разное – плохое и хорошее. Мои тревоги не предотвратили одного и не помогли свершиться другому. Но теперь я знаю, что делать. Когда начинает подкрадываться беспокойство, я просто дышу.
Дон Мари Манн
Шесть месяцев
То, на что вы тратите свое время, должно зависеть от цели, которую вы преследуете.
Я смотрю в окно: первые в этом сезоне розы уже зацвели. Однако даже их изысканная красота не радует меня. Я в глубоком унынии.
Не так я представляла себе свой выход на пенсию. Мне казалось, что уж теперь-то у меня будет достаточно свободного времени, чтобы тратить его по собственному усмотрению. По правде говоря, я даже немного боялась этой неожиданной свободы. Поэтому с ходу взвалила на свои плечи непозволительно много дел.
В результате я постоянно чем-то занята, но при этом не успеваю пообедать с подругой, ответить на телефонный звонок или дочитать, в конце концов, роман, который начала два месяца назад. Все это вгоняет меня в депрессию, которая, может быть, сама по себе и не опасна для жизни, но все равно весьма неприятна. И самое печальное, что в обозримом будущем в моем графике не предвидится никаких изменений.
Куда уходит мое время? И кому я в конечном итоге отчитаюсь за всю свою кипучую деятельность?
И вот в один прекрасный день я сажусь за кухонный стол с листком бумаги и ручкой и задаю сама себе простой вопрос: чем я хотела бы заниматься, если бы знала, что мне осталось жить всего шесть месяцев? Понемногу перед моими глазами появляется список. В нем все свалено в одну кучу:
«Репетиторство
Присмотр за внуками
Церковный хор
Тестирование для коммерческого колледжа
Изучение Библии
Помощь в воскресной школе
Писательский кружок…»
Мой следующий вопрос к самой себе звучит так: «Что заставляет мое сердце петь?» Я должна понять, в чем мне нет равных? Для чего я особенно подхожу? Почему я делаю одни вещи и не делаю других?
Поразмыслив, я решаю, что важнее всего для меня дети – вернее, сочинение книг для детей. Я помечаю все строки, так или иначе связанные с детьми, буквой «Д», а занятия, связанные со взрослыми, – буквой «В». Картина понемногу начинает проясняться. Теперь сразу видно, какой из видов моей деятельности соответствует заявленному призванию.
Есть и другие нюансы, которые следует учитывать. Например, нужен ли мне доход? Или достаточно чистого удовольствия? Я замечаю, что некоторые литературные проекты отнимают у меня огромное количество времени, но их оплата несоизмерима с затраченными усилиями. Если я не буду писать очень быстро, то со ставкой по десять центов за слово не разбогатею.
Помогут ли эти дела поддерживать мою связь с близкими людьми или, наоборот, помешают нашим отношениям? Останется ли у меня время, чтобы сохранить любовь в браке?
Гармонирует ли данное конкретное дело с моими нынешними интересами или ведет меня в другую сторону? Недавно меня попросили собрать пожертвования и помочь с костюмами для церковного спектакля. Согласилась бы я, если бы мне осталось жить всего полгода?
Но самый важный вопрос, который я себе задаю, звучит так: «Какие из моих обязательств в случае необходимости могли бы выполнить другие? А что могу сделать только я?»
Закончив работу, я еще долго сижу над заполненным листком. Теперь я знаю, что в моей жизни самое важное.
Итак. Если бы я узнала, что мне осталось жить всего шесть месяцев, вот что я бы выбрала:
1. Проводить еще больше времени с внуками. Мы вместе делаем тесто для печенья, сидя на пляжном полотенце на кухонном полу. Мы лепим из пластилина еду для кукол, сгребаем домики из листьев и прокладываем дорожки в грязи. У нас взаимная любовь.
2. Заниматься репетиторством. Мои ученики из коррекционного класса полюбили чтение. Конечно, их мог бы учить кто-то другой, но никто не даст им того, что даю я. Наше взаимодействие уникально, поэтому я буду продолжать его так долго, как только смогу.
3. Посещать занятия по изучению Библии. Думаю, в последние шесть месяцев жизни мне понадобится молитвенная поддержка других людей.
4. Писать книги, потому что не могу без этого. Я обожаю библейские истории и мечтаю записать их простыми словами для маленьких детей. Это страсть всей моей жизни.
Получается, что в свои последние шесть месяцев я готова делать всего четыре вещи. Их за меня не закончит никто.
Я откладываю ручку и медленно покачиваюсь в кресле, обдумывая свои следующие шаги. Надо довести некоторые начатые дела до логического завершения, другие – оставить без сожаления. А прямо сейчас – выйти на солнце и полюбоваться первыми розами сезона.
Полин Юд
Глава 7. Дарите любовь
Чуть больше тепла
Истинный смысл жизни состоит в том, чтобы сажать деревья, под тенью которых ты, возможно, не будешь сидеть.
– Сколько одеял у тебя готово? – спросил мой муж сразу после завтрака.
Сегодня он не был занят. За окном стояло прохладное февральское утро, дороги уже очистили от недавнего снега. Мужу надоело сидеть дома взаперти, и он задумал совершить автомобильную поездку на целый день, чтобы посмотреть на оленей и белоголовых орланов.
«При чем тут одеяла?» – спросите вы. Дело в том, что олени и прочая живность в изобилии водилась примерно в сотне километров от нашего дома. Там же была расположена детская больница, для которой я регулярно шила лоскутные одеяла. Мы могли бы совместить оба эти дела.
– Двенадцать, – ответила я.
Через пару часов я уже стояла в приемной родильного отделения с ворохом одеял в руках. Дежурная медсестра не скрывала удивления:
– У меня как раз осталось всего одно одеяло, – сказала она. – И я не знала, где мне достать еще.
Позже мы с мужем съели по большой тарелке куриного супа в больничной столовой и подивились тому, как вовремя отправились в путь.
Десять лет назад я начала раздавать сшитые вручную детские одеяла в рамках благотворительной акции моей церкви. Мы ходили по городу и делали добрые дела. Пропалывали клумбы, закрашивали граффити, старикам и инвалидам помогали с ремонтом или работой по дому, чинили машины матерям-одиночкам.
Проблема в том, что у меня астма, а значит, я не могу работать ни в пыльных помещениях, ни на открытом воздухе. Я не знаю, как обращаться с молотком и ремонтировать автомобили. Но зато я умею шить, а наша местная больница нуждается в детских одеялах для бедных семей.
Когда я впервые передала готовые одеяла благодарным медсестрам, внутри что-то щелкнуло. Мне понравилось.
За год я привезла в больницу 175 одеял. За десять лет – 1200. Даже когда события моей собственной жизни заставляли меня чувствовать себя эмоционально истощенной, я находила в своем рукоделии радость.
Не только друзья, но и совершенно незнакомые люди начали делиться со мной своими швейными принадлежностями. Ткани я покупала в комиссионных магазинах и на дворовых распродажах. Когда на одной такой распродаже я рассказала продавщице, что собираюсь делать с ее тканью, она попросила:
– Дайте мне свой номер телефона. У меня есть еще.
Через неделю она привезла мне целую коробку ярких тканей из своих запасов. Когда я спросила, сколько я ей должна, она ответила:
– Нисколько. Я знаю, вы найдете им хорошее применение.
Ткани хватило на двадцать шесть одеял.
Примерно такая же история случилась и в другой день. Женщине потребовалось время, чтобы собрать для меня все необходимое. Вернувшись, она вытащила из машины несколько огромных мешков, которые были доверху набиты лоскутами фланели, оставшимися от ее бизнеса по пошиву пижамных штанов. Та женщина выглядела очень усталой, и внутренний голос подсказывал мне, что надо сшить фланелевые одеяла как можно быстрее. Через несколько недель я отправила ей благодарственное письмо с фотографией пятнадцати детских одеял, сделанных из ее обрезков. А еще пару месяцев спустя увидела в местной газете ее некролог. Она умерла от рака. Возможно, в тот день, когда мы встретились, она уже знала, что жить ей осталось недолго.