Нет сомнений в том, что я приняла лучшее решение. Никогда нельзя упускать возможность открыться любви, даже если за ней последует потеря.
Кэрол Э. Айер
День, когда я выпустила кота из мешка
Нет любви более искренней, чем любовь к еде.
Больше всего на свете я люблю возвращаться домой. Я знаю, что у двери меня поджидают две мои кошки – Фогги и Сторми, и буквально считаю минуты, оставшиеся до момента, когда смогу заключить их в объятья.
Однако не всегда все происходит так радужно. Помню, как в один из дней кошки не вышли ко мне навстречу. Я шла по подъездной дорожке и чувствовала, как страх охватывает мое сердце. Интуиция меня не подвела: через стеклянную дверь я увидела Фогги, лежащую на нижней ступеньке лестницы, которая ведет на второй этаж. Ее голова была плотно обернута белым пластиком.
Несколько секунд я не могла дышать. Мой разум лихорадочно работал, пытаясь осмыслить увиденное. Что произошло? Кто это сделал?
Потом я стряхнула с себя шок и дрожащей рукой вставила ключ в замок, не сводя глаз с неподвижного тельца. Обычно звук поворачиваемого ключа поднимал на ноги обеих кошек, но на этот раз безвольное тело на лестнице даже не пошевелилось. Сторми тоже не подавала голоса.
О нет! Они ОБЕ были мертвы!
Я открыла дверь, шагнула внутрь, медленно приблизилась к Фогги и позвала ее по имени. С моему неописуемому облегчению, она ошеломленно подняла голову, словно разбуженная каким‐то отдаленным звуком, который точно не могла определить. Она была жива!
Я опустилась на колени и увидела, что голова кошки полностью заключена в маленький непрозрачный пакет из прочного белого пластика. Оставалось только догадываться, как долго она была в таком состоянии. Пакет слабо прижимался к мордочке Фогги, когда она пыталась дышать. Он показался мне смутно знакомым. Резким движением я сдернула его.
Голова и шея бедняжки были мокрыми от пота – думаю, я выгляжу примерно так же, когда выныриваю из воды. Я подняла Фогги и прижала к себе, и только тогда ощутила смесь исходивших от нее отвратительных резких запахов: страха, мочи и… индейки? Потом разглядела за дверью кухни перевернутое мусорное ведро. Все понятно.
Фогги всегда была страшной обжорой. В младенчестве она отталкивала от матери братьев и сестер, а повзрослев – быстро опустошала свою миску и принималась за порцию Сторми.
Каждое утро Фогги приветствовала меня воплями. Смысл был ясен: почему я так медленно насыпала корм? Разве непонятно, что она умирает с голоду? Она подчеркивала свое нетерпение, вырывая и пожирая кусочки коврика в ванной.
Ужин проходил почти так же. Даже насытившись, эта негодяйка запрыгивала на кухонный стол и пыталась съесть и мою еду тоже: не только мясо или рыбу, но и салат, макароны, печенье, сок – неважно что. Я всегда боялась, что всеядность однажды ее убьет… и это почти случилось.
Сопоставив улики, оставленные на кухонном полу, я предположила, что Фогги удалось обойти мои меры безопасности и найти пустую пластиковую упаковку из-под фаршированной индейки. Должно быть, она сунула мордочку внутрь, чтобы слизать остатки, все глубже зарываясь носом внутрь пакета, а потом не смогла снять его с головы. Слава богу, в пакете были микроскопические отверстия, так что она могла дышать, хотя и с трудом.
Моя радость от чудесного спасения Фогги была так велика, что я простила ей описанный пол под ступенькой и оставленные там домашние меховые тапочки. Думаю, что в тот день эта маленькая обжора израсходовала по крайней мере одну из своих девяти жизней. И одну из моих – тоже.
Сьюзан Янгуас
Как приручить человека
Любовь заставляет душу выползать из своего укрытия.
В мастерской Тома было тесно. Поджав ноги, я с трудом примостилась на складном стуле.
Мы говорили о моем ржавом спортивном автомобиле «Остин Хили», но, похоже, Том поддерживал тему, не слишком вникая в слова. Невооруженным глазом было видно, что он со мной флиртовал. Думаю, именно этого и добивался наш общий друг Стив, когда отправлял меня в мастерскую Тома: свести двух одиноких людей.
– У вас есть дети? – спросил Том.
– Нет. У меня есть коты.
– Коты? – Он выплюнул это слово, будто простоквашу.
О-о-о… Он не любит кошек? Я подвинулась на краешек стула, готовая в любую секунду сорваться с места.
Том немного смягчился:
– Сколько?
– Двое, коты в смокингах. Брат и сестра, Себастьян и Пискетт.
– Что такое «коты в смокингах»?
– Они черные с белыми отметинами на груди и лапках, что напоминает смокинг, отсюда и название.
Он кивнул, поджав губы.
Я снова откинулась на спинку стула. Ладно, может быть, мне все же удастся научить его терпимо относиться к кошкам?
Я приходила каждый день, чтобы проверить, как продвигаются дела. За эти три месяца мы с Томом подружились. Тонкий флирт вполне ожидаемо закончился тем, что я предложила ему устроить маленькую вечеринку в честь возвращения «Остин Хили» домой. В назначенный день Том доставил мне готовую машину. Себастьян, застенчивый кот, вместо того чтобы по своему обыкновению спрятаться под кроватью, сам подошел к нему, чтобы познакомиться.
С каждым последующим визитом их связь крепла. Кот ходил за Томом по пятам, на его морде было написано: «Давай займемся мужскими делами». Хорошо, что Том не курил сигар, иначе Себастьян давно бы уже глотал дым вместе с ним.
В свою очередь, Пискетт тоже опробовала свою магию на Томе. Теперь ему нравилось наблюдать, как она прыгает, словно скунс, через папоротники на заднем дворе.
– У настоящих мужчин не бывает кошек, – сказал он как‐то вечером, поглаживая Себастьяна по спине.
– Правда? – ответила я ехидной улыбкой. У моего «настоящего мужчины» на коленях сидел кот.
По мере того, как неприязнь Тома к моим питомцам ослабевала, он все реже выплевывал презрительное «коты». Вместо этого он раз или два употребил слово «котятки».
Два года спустя мы с Томом поженились и купили старое бунгало в Южной Тампе. В этом доме было в два раза больше окон, чем в моем старом, что давало Себастьяну и Пискетт панорамный вид на окрестности. А нам – дополнительные проблемы с ремонтом.
Однажды в древней проводке произошло короткое замыкание. Том установил двухметровую лестницу, чтобы забраться под потолок.
Покончив с проводами, он вошел в кухню, изумленно качая головой.
– Я лежал на животе на карнизе и вдруг услышал странный хруст, а затем – маленькие шаги позади меня, – сказал он. – Я оглянулся через плечо, ожидая увидеть крысу. Но увидел Себастьяна.
– Правда? И как же он туда забрался?
– Так же, как и я, – Том указал на лестницу. – Когда придет время снова менять проводку, Себастьян нам поможет. Во всяком случае, он следил за каждым моим движением.
Той же ночью я проснулась от прикосновения чьих‐то лап. В бледном лунном свете я увидела, как Пискетт подкрадывается к Тому.
Мой муж, не просыпаясь, откинул простыню. Пискетт уютно устроилась у него под мышкой, замурлыкала и принялась месить его руку, как тесто для бисквита. Том пошевелился раз или два, но продолжал храпеть, закинув руку за голову. Неужели она научила его делать это во сне?
На следующее утро я нашла Тома перед зеркалом. Он пристально разглядывал свою руку.
– Время от времени у меня появляется эта странная колючая сыпь. Как ты думаешь, что это такое?
Я подавила смешок:
– Не знаю. Попробуй немного алоэ.
Мы были женаты уже семь лет, когда Себастьян скончался. Пискетт пережила его всего на четырнадцать месяцев. Том оплакивал эту потерю вместе со мной.
Поначалу я думала, что ему понравится жизнь без комочков кошачьей шерсти, разбросанных по всему дому. Однако уже к Рождеству он притащил из зоомагазина двух десятинедельных полосатых котят. Одну девочку я назвала Пикси. Другая получила имя Перышко.
– Она такая мягкая, – объяснил Том. – Это все равно что гладить перьевую метелку.
Мой бедный муж не знал, что с того момента, как ты даешь кошке имя, ты принадлежишь ей.
Однажды я пришла домой с работы и увидела Тома с измерительной лентой на заднем дворе.
– Что ты делаешь?
– Я собираюсь построить Кошачий домик. Тогда девочки смогут безопасно выходить на улицу.
Девочки? Он только что назвал кошек «девочками»?
Кошачий домик воплотился в круглую крытую веранду с плиточным полом и жестяной крышей, пристроенную к задней части кухни. Нет ничего слишком хорошего для «девочек Тома».
Пять лет спустя Том начал ремонт кухни. Он не подпускал Пикси и Перышко близко к этой комнате.
– Это слишком опасно, – говорил он. – И знаешь, из-за этого проекта мне придется убрать Домик.
Моя нижняя губа оттопырилась.
– Но ты так усердно трудился, чтобы построить его.
– Все в порядке. – он отряхнул пыль с колен. – Я построю для девочек Домик получше.
– Получше?
Том кивнул.
– С двумя уровнями.
И запер дверь на кухню.
Перышко царапнула дверь и громко мяукнула.
Том бросил на меня обеспокоенный взгляд:
– Бедная кошечка. Как ты думаешь, ей нужна помощь?
Что случилось с мужчиной, за которого я вышла замуж?
Джанет Рэмсделл Роки
Ухо наизнанку
Если бы кошачье мурлыканье продавалось в таблетках, человечество получило бы идеальное средство от депрессии.
Помню, как впервые увидела Эмбер: крошечного котенка с белыми лапками и оранжевым пятном на лбу. Она пряталась в глубине вольера, сжавшись в комок и изо всех сил пытаясь слиться со стеной. Ее более общительные братья и сестры один за другим находили дом, и в итоге она осталась совсем одна. Никто не хотел забирать испуганного котенка-затворника, но я почему‐то сразу почувствовала, что эта девочка создана для меня. Оставалось убедить в этом саму Эмбер.