Орео колебалась, не зная, что делать. Она хотела есть, но не желала расставаться со своим сокровищем. Наконец очень осторожно она положила предмет, который держала во рту, рядом со своей тарелкой и принялась за еду.
Я посмотрела вниз. На полу, плотно завернувшись в панцирь, лежала перепуганная черепаха.
Я знала, что нужно держаться подальше, но испытала невероятное облегчение, узнав, что Орео не ранена.
Между тем Орео закончила есть и осторожно подняла черепаху. Все еще держа ее во рту, она поскреблась в дверь, чтобы выйти. Во дворе она справила все свои дела, снова поскреблась, чтобы войти, и вернулась под обеденный стол.
В начале вечера, убедившись, что мы согласны держаться на расстоянии, Орео уже была готова продемонстрировать своего нового «щенка». Она расхаживала по дому с черепахой во рту, к большому удовольствию девочек.
– Можем мы оставить себе черепаху? – спросила Энди.
Девочки неохотно поднялись наверх, чтобы приготовиться ко сну. Орео вернулась на свое место под столом.
После того как все улеглись спать, я заглянула в столовую. Орео крепко спала, и, должно быть, прошло уже некоторое время, потому что черепаха высунула голову и все четыре лапы. Я наблюдала. Черепаха медленно перебралась через передние лапы Орео. Еще несколько минут, и она была достаточно далеко, чтобы я могла схватить ее, не разбудив собаку.
Наконец-то, успех! Взяв черепаху в руки, я отнесла ее к соседнему пруду в надежде, что она будет держаться в стороне от нашего двора и от греха подальше.
Время шло. Не стало Орео. В нашей семье появился второй далматин, Дотс. Мы перебрались из Джорджии в Коннектикут.
Новый штат. Новый дом. Новая собака.
Тот же самый ковер в столовой. Тот же обеденный стол.
И новая черепаха!
Прошло почти десять лет с момента первого приключения с черепахой. Я не могла поверить своим глазам, когда Дотс проскользнула в дом, изо всех сил стараясь быть незаметной, и направилась прямо к обеденному столу.
Но на этот раз я знала, что нужно оставить ее в покое, позволить ей насладиться своим «щенком» и спасти перепуганную черепаху при первой возможности.
До сих пор не могу поверить, что обе мои собаки сделали это!
Кэрол А. Боас
Пассивный Патч
Самое важное в общении – слышать то, чего не говорят.
Мы купили нашего пса Патча в окружном приюте за пятнадцать долларов. Он был самым маленьким в помете, и в тот момент, когда мы впервые увидели его, его братья и сестры как раз отгрызали ему хвост. А Патч просто стоял на месте, не сопротивляясь и не издавая ни единого звука.
Со временем его пассивность только выросла. Собаки забредали к нам во двор и крали его миски с едой и водой, в то время как Патч тихо сидел и наблюдал за происходящим. Птицы садились ему на спину, а он не лаял и даже не шевелился. Почтальон, ежедневно доставлявший почту к нам домой, был вынужден признать, что Патч – самая безжизненная собака, которую он когда-либо видел. Я отнесла Патча к ветеринару, опасаясь, что у него гормональный дисбаланс или ларингит. Но врач сказал, что с ним все в порядке, просто у него спокойный характер.
Однажды я пришла домой с работы и обнаружила, что двое незнакомых мужчин играют в нашем дворе в баскетбол, в то время как Патч молча лежит на подъездной дорожке, наблюдая за ними. Когда мужчины ушли, я встала на четвереньки и попыталась научить Патча лаять на проезжающие мимо машины, как это делают все нормальные собаки. Соседи закрыли жалюзи: вид лающей снаружи взрослой женщины и правда был неприятным. Они боялись, что в следующий раз я продемонстрирую надлежащий этикет у пожарного гидранта.
Мы догадывались, что Патч был просто застенчивым псом, сдержанным и не склонным к большим эмоциям, но он никогда не доставлял нам никаких проблем и оставался любящим и послушным. В конце концов, мы смирились с его натурой, как и с его полнейшей неспособностью издавать хоть какие-нибудь звуки.
Потом мы переехали ближе к пляжу. Мы представляли себе, как играем с ним в догонялки в волнах и как они мягко накрывают наши ноги. Мы мечтали о прогулках по песчаным берегам с нашей любимой собакой. Но у Патча была другая точка зрения.
Ему было пятнадцать лет, когда он впервые увидел пляж. И вот, при виде волн и чаек, Патч вдруг залаял. И лаял, и лаял, и лаял, и лаял. Мы не могли заставить его замолчать. Как будто он всю свою жизнь берег весь свой лай именно для пляжа.
Лай на океан вернул Патча к жизни. Он стоял на песке, уверенный в себе и гордый, сильный и сюрреалистичный, издавая низкие повелительные звуки, приказывая волнам прекратить пениться и требуя спокойствия от ветра и птиц, кружащих над ним. Он лаял так громко, как только могла лаять собака, даже немного выл.
Услышав лай Патча в первый раз, я рассмеялась. Я была поражена. Залаяла моя собака. Какое удовольствие слышать, как он лает, знать, что у него есть сила оберегать и защищать нас.
Я позвонила мужу, чтобы он услышал, как Патч лает по телефону. Это было так, как если бы наш первенец произнес свои первые слова. Мы вместе посмеялись и отпраздновали обретенный Патчем голос.
Патч по-прежнему не хочет гулять с нами по берегу океана или играть в догонялки в волнах. Но ему нравится ходить на пляж, чтобы полаять. Как будто он так рассказывает воде о своих проблемах, выражает свои чувства и показывает нам, что умел это делать всегда.
Малинда Данлэп Филлингим
Зов природы
Встреча двух личностей подобна контакту двух химических веществ: если происходит какая-либо реакция, оба преображаются.
Предчувствие весны витало в воздухе, когда мы припарковали свой выцветший красный грузовичок перед деревенским домиком моего друга во Флагстаффе, штат Аризона. Растаявший снег обнажил клочья грязной земли.
Моя пятилетняя дочь Кимберли тут же помчалась на задний двор, чтобы выбрать обещанного щенка. Хорошенько порывшись в картонной коробке, она извлекла на свет девочку – несомненно, лучшую в помете – резвую и милую. Хозяин отдал щенка на руки Кимми. Это была любовь с первого взгляда.
Кимми обняла свою вновь обретенную подругу, раскачивая ее взад-вперед. Вместе мы гладили ее мягкую шерсть. Щенок был цвета ванильного мороженого. Красноватые отметины на хвосте и ушах только подчеркивали кремовый мех. Глядя в глаза щенку, я заметила необычайно длинные ресницы. Незадолго до этого я рассталась с отцом Кимми, и нам обеим нужно было срочно заполнить пустоту.
В то время я читала «Укрощение строптивой» Шекспира, поэтому назвала щенка Кэти в честь героини романа, строптивицы Катерины. И возложила на Кимми ответственность за воспитание этого пушистого комочка. Сегодня взрослая дочь утверждает, что именно тогда было положено начало ее желанию стать ветеринаром. А тогда две мои девочки проводили вместе каждую свободную минуту. После долгого рабочего дня я часто заставала неразлучную парочку крепко спящей, прижавшись друг к другу на диване.
Когда Кэти была щенком, она любила жевать мягкие игрушки Кимми. Из гостиной я слышала, как трещат швы, и видела летающие в воздухе куски набивки – это Кэти трапезничала очередным из пушистых компаньонов Ким. Она была начитанной собакой – на углах большинства моих книг тоже имелись следы ее зубов. Мы заботились о ней непрестанно, и Кэти выросла в существо, близкое к совершенству.
Когда мы переехали из Флагстаффа в более теплый климат Римрока, нам всем пришлось приспосабливаться к погоде и местоположению. Кэти быстро адаптировалась, почувствовав свободу. Ее больше не нужно было пристегивать к шлейке и поводку каждый раз, когда она хотела выйти на улицу. Ей больше не приходилось проводить часы в тесной квартире. Она была по-настоящему свободна! Мы все были по-настоящему свободны!
Мы совершали долгие утренние прогулки по дикой местности. Резкий запах ларреи и душистого люпина наполнял воздух, когда мы выходили на открытую площадку за нашим домом. Избегая колючек, мы пробирались сквозь высокую пустынную растительность. Кэти возглавляла шествие, высоко подняв хвост. Иногда она убегала далеко вперед, но затем возвращалась, чтобы проверить, сколько мы прошли. По нашим подсчетам, расстояние, которое она пробегала, было раз в двадцать больше того, что проходили мы.
Издалека мы наблюдали, как Кэти скачет по окрестностям, поросшим скудной травой. Заметив зайца, она мчалась за ним, петляя зигзагами по пустыне, и в конце концов хватала-таки бедное извивающееся животное. Улыбаясь пастью, набитой мехом, она клала трофей к нашим ногам. На обратном пути Кэти снова удивляла нас: притаскивала найденную в кустах изодранную, гниющую лосиную ногу.
По вечерам Кэти часами исследовала природу. Оказавшись снаружи, она чувствовала свободу животного, не обремененного человеческой дисциплиной. Я открывала дверь, и она мчалась на улицу, готовая к приключениям. Через несколько часов я светила фонариком в темноту. Свет отражался в золотистых глазах Кэти и действовал на нее гипнотически. Кэти спешила домой. От ее шкуры исходил мускусный запах. Листья и грязь липли к ее бокам.
Долгие вечера на свежем воздухе привели, в конце концов, к знакомству с кланом койотов. Мы представляли себе, как Кэти присоединяется к охоте всклоченной банды, и ее дикий дух переплетается с природой. Тем не менее она всегда возвращалась, чтобы подарить нам ласку и провести остаток вечера у камина. Она была членом семьи, готовым угодить, но неизменно стремящимся к бегству.
Было очевидно, что у Кэти сложились особые отношения с койотами. Она научилась тявкать и выть, как они. Однажды теплым летним вечером, когда мы все отдыхали на веранде, Кэти вдруг запрокинула голову и начала петь. Мелодичные созвучия вырывались из ее горла. Песня напомнила мне трель малиновки, вьющей гнездо. Мы с дочерью уставились друг на друга, разинув рты, пораженные красотой музыки, которую создавала Кэти. Наша пустота была заполнена. Мы возродились.