Я училась по-новому общаться с отцом. Я держала его за руку, смотрела ему в глаза, улыбалась в ответ на его улыбку – я не хотела видеть в его взгляде печаль и страх. Я болтала с ним преувеличенно бодро и оптимистично. И порой понимала, что перебарщиваю, когда чувствовала, что отец, сжимает мне пальцы, словно желая сказать: «А теперь потише».
Порой мы надолго погружались в тишину, которая сначала ощущалась как небольшой дискомфорт, но потом становилась приятной и необходимой. В эти минуты мы думали каждый о своем. И это, как ни странно, нас объединяло. Отец гладил мои пальцы, ловил мой взгляд… Я помогала ему есть, поддерживая трясущуюся руку, сжимавшую ложку, и направляла ее к его рту. Когда он ел с аппетитом – это меня радовало! И сердце мое переполнялось благодарностью за то, что отец все еще жив. Солнце за окном жарко припекало. Солнечные зайчики скакали по белой салфетке на груди отца. Он щурился на солнечный свет, потом привлекал мое внимание, крепко сжимая мою ладонь, и, глядя мне в глаза, едва заметно шевелил губами: «Прости меня. Мне очень жаль».
И я отвечала:
– Я знаю. И мне жаль. Я люблю тебя, папа. И прощаю тебя.
Всего лишь человек
Простить – значит освободиться от негатива, который удерживает внутри нас боль.
Сколько себя помню, пока я росла, мы с мамой наслаждались обществом друг друга и были словно подружки – обожали посмеяться, поболтать о всякой всячине, провести день в торговом центре или позагорать на пляже. Мы могли развлекаться как угодно, но при одном условии – если мама хорошо себя чувствовала.
Всю жизнь она страдала от тяжелой формы бронхиальной астмы. Задыхалась и кашляла почти все время. Весной, когда цвели деревья, летом, когда воздух был перенасыщен пыльцой или тополиным пухом, осенью, когда от влажности в помещениях активизировалась плесень, зимой, когда легкие раздражал холодный морозный воздух. Мама чувствовала себя хорошо в очень редкие моменты – если погода была более-менее благоприятной. Вот тогда-то мы и отрывались на полную катушку – радовались жизни, пока эту радость снова не обрывала астма.
Когда мне исполнилось двадцать, мама стала чувствовать себя чуть легче. Промежуток между приступами начал увеличиваться, и, казалось, болезнь ненадолго стала отступать. Огромную помощь приносили некоторые новые лекарства и рекомендации диетолога, благодаря которым мамины легкие начали лучше справляться с нагрузкой и ее выносливость повысилась. Вскоре она почувствовала себя еще лучше. И все чаще я стала видеть ее энергичной и полной сил. Меня радовало то, что мама перестала зависеть от своей болезни, и теперь мы могли чаще встречаться и устраивать совместные путешествия и прогулки в любое время. Иногда даже ездили вместе в отпуск. Нам было очень весело в те времена!
Но вскоре я забеспокоилась, заметив, что с мамой творится что-то не то: уж очень она стала энергичной для хронического астматика. Как-то в одной из поездок я обнаружила, что не поспеваю за ней на экскурсии. Она была просто неутомима! «Что-то здесь не так», – подумала я. Мне было двадцать, я не жаловалась на здоровье (могла пройти за день несколько миль), но мамин энтузиазм заставил меня заподозрить неладное.
– Откуда у тебя столько энергии? – спросила я в шутку, когда мы вернулись в отель. – Ты сегодня практически пробежала весь маршрут.
Вынув из своей дорожной сумки пузырек с таблетками, мама потрясла им, точно погремушкой, и, смеясь, ответила:
– Это все благодаря им! – Она имела в виду стероидные препараты, которые врач назначил ей от приступов астмы. – Я просто принимаю чуть больше обычной дозы. Энергии в разы прибавляется.
«Так вот в чем дело!» – призадумалась я.
– Ты уверена, что не навредишь себе? Мне кажется, раумнее все-таки придерживаться точной дозировки, – заметила я, стараясь не показать тревогу.
– Доктор сказал, я могу при необходимости чуть увеличивать дозу, – ответила мама, беззаботно махнув рукой. – Он сказал: ничего страшного в этом нет. Просто, когда почувствую себя лучше, нужно сразу вернуться к прежнему количеству таблеток.
– Ну хорошо, – кивнула я (мне очень хотелось ей верить). – Раз доктор так говорит, значит, вероятно, знает, что делает…
Но все равно у меня появилось какое-то неспокойное чувство и мучительно засосало под ложечкой. Я была не уверена в разумности маминых действий и разумности врача, который дал такой совет.
Шли годы, а мама продолжала следовать своей, казалось бы, такой безобидной привычке принимать лекарство в соответствии со своими потребностями. Теперь мы жили в разных местах – я переехала в собственный дом и вышла замуж. Мы стали видеться реже, хотя по-прежнему оставались близки. У меня была своя семья, за мамино здоровье я волновалась теперь намного меньше, потому что мне казалось, что она с каждым годом чувствует себя лучше, хотя иногда и жалуется на усталость.
Но скоро я снова начала замечать, что мама то и дело хватается за ингалятор. Когда я однажды спросила ее, все ли хорошо, она бодро ответила:
– Все нормально. Это просто возраст. Ты же знаешь, с годами я не становлюсь моложе.
Однако через пару месяцев после этого разговора я по-настоящему испугалась, когда случайно увидела мамины руки, сплошь покрытые фиолетовыми синяками.
– Что это?! – воскликнула я.
– Это побочный эффект от лекарств, – призналась она и объяснила, что после многих лет неправильного употребления стероиды начали атаковать ее организм. Лекарства, от которых она зависела ради сохранения здоровья, теперь начали убивать ее.
В жизни мне не раз приходилось наблюдать, как некоторые мои друзья, знакомые или члены семьи борются с серьезными болезнями. Кое для кого (в том числе и для мамы) эта борьба обернулась долгим, печальным путешествием к финишу. Мы пропустили момент, когда мамино здоровье постепенно стало разрушаться. Слабея, мама год от года делалась все более немощной, пока в конце концов полностью не начала зависеть от меня. Я сопровождала ее на каждом шагу: возила на приемы к врачам, ухаживала за ней, когда она лежала в больницах, катала на прогулки в инвалидном кресле, купала и кормила. Я была с мамой до самого горького конца, пока она не умерла.
Все эти годы, в течение которых я ходила за ней, я подавляла свою досаду. И в конце концов в какой-то момент обнаружила, что моя сдерживаемая злость сильнее меня, и я уже не могла ею управлять. Я думала тогда, что имею полное право злиться на маму за то, что она так безответственно распорядилась своей жизнью и в результате погубила не только себя, но и угробила меня.
Я состарилась и даже не заметила, как это произошло! Когда я смотрела на себя в зеркало, то видела седые волосы, осунувшееся лицо, угрюмый взгляд, опущенные уголки губ. Конечно же, это меня не радовало, а злило! Я пропустила огромный отрезок жизни, ухаживая за мамой и выполняя для нее роль сиделки! Я бросила все и всех, чтобы заботиться о ней. Мои друзья больше не приглашали нас с мужем в гости, потому что знали, что у меня не найдется времени для них. Да и с мужем мы почти перестали куда-то выезжать, гулять вместе – все мое время было отдано маме.
И все из-за того, что она так сильно хотела жить, но все равно умерла раньше времени из-за своего легкомысленного отношения к собственному здоровью!
Долгое время мне было трудно примириться с тем, как сложилась моя жизнь. Я была разочарована и очень зла. Дошло до того, что я не могла без гнева видеть мамины фотографии, если они попадались мне на глаза. Мне хотелось разорвать их в клочья! Все, что напоминало мне о ней, приводило меня в ярость. Я даже отказалась готовить ее любимые блюда, потому что от них обострялась моя боль. Я выбросила ее одежду, а украшения раздала родственникам. Я не хотела, чтобы в моем доме хоть что-то напоминало о ней.
Как-то раз, просматривая старые папки, я наткнулась на нашу общую фотографию, сделанную в один из совместных отпусков. Мы стояли рядом и улыбались. За нашими спинами расстилалась гладь океана. Это был чудесный солнечный день, я очень хорошо его помнила! За несколько часов до того, как был сделан этот снимок, мы с мамой смеялись до коликов в местном магазинчике, когда примеряли откровенные купальники, надеть которые на публике у нас никогда бы не хватило смелости. А позже мы также весело провели время в ресторане, в котором угощались креветками на гриле и свежей зеленью. Это был один из самых лучших дней нашей общей жизни! И, возможно, он бы никогда не случился, если бы не мамино безрассудство – не ее злоупотребление лекарствами.
И тут я словно прозрела!
Взяв эту фотографию, я написала внизу: «Я прощаю». А вслух сказала:
– Я прощаю тебя, мама! Я прощаю тебя за то, что ты так сильно хотела наслаждаться жизнью и делала единственное, что тебе было доступно, чтобы достичь этой цели. Ты была всего лишь человеком, который очень хотел жить. Я прощаю тебя.
А после этого я простила и себя за все пережитые мною месяцы гнева и горечи. Я простила себя за то, что тоже была всего лишь человеком…
Чудо, сотворенное верой
Самые красивые люди, которых я знал, – это те, кто прошел через испытания, борьбу и потери и нашел свой путь к свету.
Дрожа от холода я дожидалась, когда мой ученик откроет мне дверь, и я смогу войти в подъезд. Сегодня было очень холодно – для начала ноября погода была необычайно ветреная и морозная. Наконец Джозеф впустил меня, и мы направились через вестибюль к лифту.
– Пожалуйста, называйте меня Джо или Джозеф, – серьезным тоном сказал мне мой новый ученик, пока мы поднимались с ним в лифте к его квартире. – Когда меня называют Джоуи… я дискомфортно себя чувствую. И обычно не откликаюсь на это имя. Думаю, мне оно не очень подходит.