Недавно я сама стала мамой. Мое путешествие в мир материнства проходило негладко – я столкнулась со многими проблемами, в том числе и с послеродовой депрессией.
С появлением у меня своего собственного ребенка я стала лучше понимать, что родителем быть не просто – мы не всегда можем знать, в чем нуждаются наши дети и что для них хорошо, а что плохо. Мы узнаем это в течение жизни, а жизнь показывает нам, на что мы способны. Осознать мне это помог один случай с моей дочерью, который произошел сразу, как только я привезла ее из роддома.
– Думаю, нам надо оставлять малышку на ночь в своей детской – пусть привыкает к самостоятельности, – заявила я своему мужу, прислушиваясь к рекомендациям модных педиатров, которые призывали родителей приучать детей с пеленок обходиться без родителей и проводить время в одиночестве, в их уютных спаленках.
Я совсем не слушала свое сердце, свой материнский инстинкт (а может, этот инстинкт у меня тогда еще не включился из-за депрессии.)
Мой муж оказался намного мудрее. В первый же день, после того как наша малышка около часа спала одна в своей детской и я ни разу о ней не вспомнила, он сказал:
– Пойду посмотрю, как там наша дочурка. Вдруг ей что-нибудь нужно.
С этими его словами я словно прозрела! Я осознала, что далеко не идеальная мать, какой себя вообразила. И поняла, что никогда раньше не задумывалась о том, что родители не всегда сразу становятся мудрыми, а растут вместе с детьми. Только время, ошибки и прощение делают нас более совершенными.
Прощение помогает нам взглянуть на своих отцов и матерей с других позиций. И, повзрослев, мы начинаем понимать, что они тоже проходят в течение жизни свои уроки, а мы помогаем им эти уроки усваивать.
К тому времени, как родилась моя дочь, моя мама уже вылечилась от алкоголизма, и мы с ней успели сблизиться. Она была первым человеком, с которым я поделилась своим неудачным опытом материнства.
– Я совсем забыла про дочку! – пожаловалась я ей, рыдая в трубку. – Я худшая мать в мире!
– Со временем ты будешь лучше понимать, что хорошо, а что плохо. Ты будешь очень хорошей матерью, – сказала мне на это мама.
Она успокоила меня, как никто другой, и сняла все мои тревоги, без колебаний поддержав меня и подобрав нужные слова, чтобы убедить меня в том, что одно недоразумение – это еще не приговор, а лишь показатель моей неопытности.
Недавно я встречалась с мамой за кофе. Несмотря на то, что на ней были очки, мое сердце не забилось в тревоге, как это бывало в детстве. Оно забилось от радости. Мама улыбнулась мне, поставив на стол чашку со свежесваренным ароматным кофе (теперь кофе – был ее единственным допингом, от алкоголя она навсегда отказалась), и произнесла:
– Привет, милая.
Мы обе были рады нашей встрече. Забрав из моих рук мою дочку, мама ласково спросила у нее:
– Ну, как прошел твой день?
Безотцовщина
Благодарность – самая здоровая из человеческих эмоций. Чем чаще ты благодаришь за то, что имеешь, тем больше у тебя будет новых поводов выразить благодарность.
Уже ребенком я знала, что не нужна отцу. Он меня бросил, когда я еще не родилась. Я была безотцовщиной. И с этой данностью мне нелегко было примириться. По мере того как становилась взрослее, я все тяжелее и тяжелее переживала то, что со мной рядом нет человека, который называл бы Маленькой Принцессой, с кем я могла бы потанцевать и у кого на плече могла поплакать. Осознание этого причиняло мне постоянную боль.
В конце концов я дошла до того, что стала считать себя недостойной отца. Вероятно, я так ничтожна и так никчемна, так неинтересна, что просто он не испытывает нужду во мне, думала я.
В подростковом возрасте я буквально места себе не находила! Я спрашивала себя: что во мне не так, неужели я настолько заурядна, что ему со мной не о чем поговорить? Почему ему не интересно, как я живу, чем живу?! Из-за этого я постоянно плакала. Меня тянуло к отцу, мне его не хватало. Даже его родная мать не сумела внушить ему, что я жду от него проявления отцовских чувств, что скучаю и нуждаюсь в нем. Она умоляла его вести себя достойно по отношению ко мне, но он и слушать не хотел! Никакие доводы не могли вывести его из алкогольного угара.
В какой-то момент я по-настоящему разозлилась на него. Я была еще подростком тогда, и моя внутренняя ярость породила во мне огромные амбиции. Я была полна решимости использовать свой гнев по отношению к отцу в качестве движущей силы. «Оʼкей, – сказала я себе. – Он считает, что я пустое место? Но я докажу ему, что я кое-что значу! Он еще услышит обо мне! Посмотрим, как он поведет себя, когда я стану знаменитостью, заявлю о себе во весь голос, совершу что-нибудь исключительное, обзаведусь такой толпой поклонников, что он не сможет ко мне пробиться! Посмотрим, что он почувствует, когда увидит меня в центре всеобщего внимания, если я буду получать какую-нибудь большую награду и в благодарственной речи не упомяну его имя!»
Я поставила себе цель сделаться знаменитой не ради себя, не потому что внутренне стремилась к этому, а потому что хотела досадить отцу. Мною двигало не стремление к самосовершенствованию, а желание заставить его сожалеть о своем пренебрежении ко мне, я хотела, чтобы он почувствовал такую же сильную боль, какую чувствовала я, когда он меня отвергал и когда я нуждалась в нем.
С этими внутренними целями я жила несколько лет. Даже когда понимала, что гонка за славой ничего мне не даст, и то, к чему я стремлюсь, мне самой давно перестало нравиться, я все равно продолжала идти, хотя осознавала бессмысленность этих потуг. Я все еще удерживала в голове образ отца, которому хотела доказать свою значимость и с которым вела скрытую битву. Я представляла себе его лицо, когда в конце концов, достигнув вершины успеха, увижу, как он сокрушен моей победой и сожалеет обо всем, что упустил. Я все еще была уверена, что если заставлю его сожалеть о пролитых мной слезах, то наконец-то почувствую себя лучше.
Я мечтала о том, что когда-нибудь настанет моя очередь причинить ему боль. Я представляла себе, как прогоню его, едва он только нарисуется на моем горизонте и начнет лить слезы раскаяния. Я хотела его заставить чувствовать то же самое, что чувствовала сама всю свою жизнь. Такая месть наверняка исцелила бы мое сердце.
Возможно, все бы это и случилось. Но я не стала знаменитой. Не удостоилась почестей и наград, к которым стремилась, лелея в душе планы мести. Однако я осуществила другие заветные мечты: в девятнадцать лет победила рак, позже вышла замуж и родила двух чудесных детей (после многочисленных выкидышей и длительного бесплодия), основала благотворительную организацию в помощь бесплодным матерям, мечтающим о детях. И после всего этого наконец поняла, чего на самом деле хотела от жизни. Истинные цели, заставлявшие воспарять мое сердце, были связаны не с мечтами о сатисфакции, а с мечтами о чистом счастье. И двигаясь к этим целям, я научилась ценить жизнь и все те дары, которыми владела, – а их помимо отца было очень много!
Именно тогда я поняла, что, цепляясь за гнев, желая мести, я ограничивала свою жизнь и причиняла себе еще большую боль. Мне потребовались десятилетия, чтобы усвоить этот важный урок. Я внутренне изменилась, когда научилась ставить цели ради собственного счастья, а не ради мести. Мне пришлось заглянуть внутрь себя и понять, что́ я действительно люблю. Да, я заслуживала хорошего отца. Но еще больше я заслуживала, чтобы любовь была моей движущей силой, а не гнев.
Когда я стала старше, я поняла, что не всем предназначено быть родителями. Я проанализировала все, что мне было известно об отце, и осознала, насколько плохой могла стать моя жизнь, если бы он не бросил меня. Была ли в глубине моей души какая-то часть меня, которой все еще было грустно, что я выросла, чувствуя себя ненужной? Да, конечно. Но зрелость показала мне, что иногда отсутствие человека может стать подарком. Отец ушел не потому, что я была посредственностью и не представляла для него интереса. Он ушел потому, что был слишком ущербным и эгоистичным, чтобы стать хорошим родителем. Мне было намного лучше без него. Как только я поняла, что его отсутствие никак не связано с моей ценностью и значимостью, я смогла избавиться от своего гнева.
Иногда я все еще мечтаю о том, чтобы добиться успеха. Но теперь, когда я представляю себя на сцене, я не думаю об отце. Я думаю о всех тех людях, которые помогли мне стать такой, какая я есть, и которые оказали положительное влияние на мою жизнь.
Теперь мне мечтается гораздо легче. Позволив прощению обезоружить мой гнев, я по-новому взглянула на жизнь и по достоинству оценила мужчину, которого выбрала на роль отца моих детей. Для меня нет большей радости, чем знать, что я выбрала для них самого лучшего человека. Я усвоила важный урок относительно того, как не ошибиться с выбором, чтобы моим собственным детям никогда не пришлось проходить через то, через что пришлось пройти мне.
Мать, не знавшая материнской заботы
Отпустить человека – не значит проявить равнодушие к нему. Отпустить – значит осознать, что единственный человек, которого вы на самом деле можете контролировать, – вы сами.
Когда я узнала о смерти матери, я ровным счетом ничего не почувствовала. Ей было шестьдесят два. И она прожила короткую, тяжелую жизнь – рак забрал ее раньше, чем она успела состариться.
Внутри меня была пустота. Словно белый холст – полное отсутствие эмоций. Я не ощутила ни горя, ни жалости, ни утраты – я не чувствовала ничего. В какой-то момент я даже спросила себя: «У тебя что, нет сердца?»
Однако сердце у меня было. Только оно зачерствело за те сорок лет, пока я знала свою мать. Все сорок лет, что мы были рядом, я снова и снова возобновляла попытки простить ее и полюбить. Или хотя бы примириться с ней. Но у меня не получалось примириться с человеком, который сознательно разрушал себя наркотиками и алкоголем.