ась на меня. Но и наши четверо детей готовы были помогать бабушке. Они ее любили и считали, что присматривать за ней им будет нетрудно. Одна только я тяготилась предстоящими обязанностями.
Я настраивала себя на мучительное служение, на то, что придется подстраиваться под несносный характер свекрови, мириться с ее капризами и требованиями! Однако для меня стало неожиданностью, что Деб за время болезни невероятно изменилась. Переезжая в ее дом, я и не подозревала, что мне предстоит стать свидетелем ее великой трансформации!
На пороге смерти душа Деб захотела помириться со всеми людьми, которых она обидела и к кому была несправедлива и жестока. Деб захотела попросить у всех прощения! Она начала обзванивать своих друзей, коллег, соседей и просто знакомых, приглашая заглянуть к ней в гости. И когда эти люди приходили к ней, она обращалась к ним с искренней просьбой отпустить все ее грехи. Она говорила своим гостям о том, как любит их и как благодарна им за их добрые дела, и выражала надежду, что они будут помнить о том, как много они значили для нее. Деб была так искренна со своими гостями, что они с трудом сдерживали слезы!
И вот настал день, когда Деб захотела поговорить по душам и со мной. Я боялась этого разговора и любой ценой пыталась его избежать. Но это случилось неожиданно. Мы сидели в гостиной. Деб – в кресле-каталке, я рядом с ней, на диване. Дети играли во дворе. Деб позвала моего мужа (своего сына) и попросила, чтобы мы повторили перед ней наши клятвы верности. Она хотела, чтобы этот торжественный миг запечатлелся в нашей памяти и стал для нас чем-то особенным и запоминающимся. И когда мы это сделали, она попросила у меня прощения за то, что раньше была несправедлива ко мне, критиковала меня и придиралась по мелочам. Она хотела, чтобы я знала, как она сожалеет обо всех своих недобрых поступках по отношению ко мне. И еще сказала, что гордится мной и рада, что у ее сына такая хорошая, добрая, милосердная и отзывчивая жена.
В тот день моя свекровь открылась мне с совершенно новой стороны. Я увидела, сколько в ней душевного тепла, глубокого раскаяния и сожаления. Я влюбилась в нее! И мгновенно забыла обиды прошлого. И конечно же простила!
С этого момента мне стало очень легко… И последние месяцы жизни Деб я с любовью ухаживала за ней – и эта забота больше не была мне в тягость.
Кофе и шоколадные брауни
Не бывает любви без прощения, как и не бывает прощения без любви.
В тот вечер ресторан «Юниверсити Инн» был переполнен. Официантка поставила на наш стол две тарелки с шоколадными брауни и поспешила прочь. Я взглянула на Стива, сидевшего напротив меня, и в который раз подумала, что мне очень комфортно в его обществе. Стив всегда мне казался симпатичным парнем – высокий, сильный, эрудированный, он выгодно выделялся на фоне остальных ребят нашего университетского потока. Но в тот вечер Стив в основном молчал. И его молчание меня беспокоило.
Пододвинув к себе тарелку с пирожным, я произнесла:
– Спасибо, что ответил на мой звонок. Я уже начала думать, что ты больше никогда не захочешь со мной общаться. Но я рада, что ты согласился встретиться.
– Ну… ты сказала, что хочешь поговорить. – Стив помешал кофе и, постучав ложечкой по краю чашки, положил ложечку на блюдце, а затем откинулся на спинку кресла и скрестил руки на груди.
Его закрытая поза меня смутила. Я видела, что Стив настроен немного недоверчиво – вероятно, я и в самом деле обидела его. Я хотела все исправить и, собственно, за этим и позвала его на встречу.
Сейчас, когда с того вечера в «Юниверсити Инн» прошло более двадцати семи лет, я очень хорошо понимаю, как много зависело от нашего разговора и от той встречи – это был поворотный момент моей жизни. С тех пор прошла целая эпоха! Позади были двадцать с лишним лет счастливого брака, а в числе приобретенных ценностей я имела трех прекрасных детей, четырех золотистых ретриверов, двенадцать кошек, семь ипотечных кредитов на двух побережьях страны, две глобальные перемены в карьере и надежного, как скала, партнера на всю жизнь.
Теперь-то я точно знаю, что Стив меня любит, несмотря на все мои недостатки. Но в тот вечер в «Юниверсити Инн» я совсем не была в этом уверена.
Откуда мне было знать, что нас ждет? И разве я могла предположить тогда, что однажды январским днем мы поклянемся перед Богом и людьми любить друг друга и хранить верность. Никто нас не предупредил, через что нам придется пройти рука об руку, с чем мы научимся мириться, за что будем прощать друг друга и какие недостатки друг друга станем воспринимать как достоинства. Тем январским днем, когда мы стояли перед алтарем в окружении родных и близких, мы не произносили клятв типа: «Будь верен своей жене и люби ее несмотря ни на что, даже если она, разозлившись на тебя, скормит кошкам твою порцию форели; почитай ее и восхваляй, даже если она просыпается по утрам со следами подушки на лице и с волосами, больше напоминающими птичье гнездо; лелей ее и превозноси даже после того, как она выбросит в мусор твою игровую приставку «Супер Нинтендо», проиграв тебе в «Монополию» четыре раунда подряд.
За два последних десятилетия нам обоим пришлось извиняться не по одному разу. И мы оба научились прощать.
Человеку свойственно совершать ошибки. Но умение прощать говорит об истинной любви. Умение прощать несмотря ни на что, даже если обида застряла занозой в сердце, – это огромный дар, и не каждый им владеет.
Мой муж Стив – точно владеет этим даром.
Но до того как мы поженились, у нас не было никаких гарантий, что наша дружба предвещает нам счастье и долгую семейную жизнь. Прежде чем нам соединиться в пару, нам нужно было научиться прощать друг друга – и просить прощения друг у друга.
В тот вечер, в ресторане «Юниверсити Инн», Стиву предстояло впервые определиться, готов он прощать или нет. Он мог меня простить – или навсегда выбросить из своей жизни. И он выбрал первое – и вышел победителем в схватке между обидой и любовью.
В тот вечер в ресторане я чувствовала себя пристыженной.
– Мне очень неловко, что я написала ту записку и ты ее прочел… – произнесла я поникшим голосом, боясь взглянуть Стиву в глаза. – Я не хотела, чтобы это выглядело так, как это выглядело. Я совсем не хотела тебя обидеть… – добавила я и, опустив от смущения голову, принялась поправлять салфетку у себя на коленях.
На самом деле – если уж быть совершенно честной – мое «преступление» было просто глупым проступком, случайной оплошностью.
Вот как это произошло: мы с моей подругой Ларой и еще несколькими девчонками с курса готовились в общежитский комнате отдыха к экзаменам по психологии. В это время туда же заглянул Стив и, посчитав, что мы не заняты ничем серьезным, сел чуть поодаль от нас с книгой.
Лара, толкнув меня локтем, написала на стикере, приклеенном к моему блокноту: «Стив заявился. Он тебе не мешает?»
Смутившись, я написала: «Пока он не пристает ко мне со своими заумными разговорами – все в порядке» и, поставив смайлик на полях, показала ответ Ларе.
Все знали, что Стив большой любитель порассуждать на разные философские темы. Он мог завести беседу на целый час, и остановить его порой бывало невозможно. Он был прямо как Фил Донахью, вечно искавший (и находивший) какие-нибудь новые темы для дискуссий. Он мог говорить о чем угодно – о компьютерах и падении Древнего Рима, о доме своей мечты и гибели цивилизации.
– Я не думала, что ты заметишь нашу переписку, – подняв голову и взглянув Стиву в глаза, произнесла я. – Я написала просто потому, что… мне нужно было много чего прочитать в тот вечер. Я не хотела, чтобы меня кто-то отвлекал… Ты же знаешь, я всегда тебе рада! Но в тот вечер я готовилась к экзаменам! Я просто подумала, что если ты подойдешь и заговоришь – то все, пропал мой экзамен!
Я снова опустила голову и принялась нервно вскрывать пакетик с сахаром. Высыпав сахар в кофе, я стала медленно размешивать его, прислушиваясь к звону ложечки по стенкам фарфоровой чашки. Фоном в зале приглушенно играл джаз, за моей спиной и вокруг нас собравшиеся в ресторане люди о чем-то разговаривали. Обстановка вокруг была уютная и спокойная, но на сердце у меня было тревожно. Я не знала, как объяснить Стиву, что сожалею о той глупой переписке с Ларой. Мои щеки горели. Мне было стыдно, и я готова была провалиться сквозь землю.
Стив, подперев рукой подбородок, внимательно смотрел на меня и молчал, что было странно при его любви поболтать.
– Прости, Стив, если я тебя обидела… – повторила я и снова принялась разглаживать салфетку на коленях. – Ты отличный парень. И умный. На самом деле мне очень нравится с тобой разговаривать.
– Марианна, тебе просто нужно было сразу сказать, что ты занята, как только я подошел к тебе, – ответил Стив. – Я бы понял. Я знаю, что такое форс-мажор перед экзаменами. У меня у самого на носу несколько пересдач. Ты же ничего не сказала и разговаривала со мной как ни в чем не бывало, пока я не взглянул на твой стикер с перепиской. Нужно было сразу сказать – я бы ушел…
Да, все так и было, Стив увидел записку вскоре, как подсел за наш с девчонками стол. После этого он не разговаривал со мной целую неделю, и мой сосед по этажу передал мне, что Стив решил больше не общаться со мной.
Вздохнув, Стив взял с тарелки свой брауни и, откусив, принялся жевать с очень серьезным видом. Я смотрела на его фланелевую рубашку в красную клетку и думала: ткань, должно быть, очень мягкая… Мне так хотелось прижаться к ней щекой!
Стив знал, что я требовательна к парням – я их довольно жестко отсеивала. Чтобы кто-то из ребят меня заинтересовал, он должен был выглядеть настоящим героем в моих глазах. Таким как персонаж из моего любимого фильма «Мужчина из заснеженной реки» – этакий суровый ковбой, спокойный, невозмутимый и немногословный, готовый скакать за своей любимой женщиной на могучем скакуне через штормы и преграды.