Признаюсь честно, я – самая настоящая Поллианна[6]. Если разразилась гроза, я отправляюсь искать радугу. Я нахожу позитивные черты в любой трудной ситуации. С моего лица круглый год не сходит улыбка, во всех людях я вижу только хорошие черты и иногда «раздражаю» окружающих своим веселым настроем. Большую часть дней я умудряюсь, как говорится, осушить болото, даже если там полно аллигаторов. Но бывают дни, когда аллигаторы упрямятся и кусаются в ответ на каждое мое движение. Они облизываются, предвкушая отхватить кусочек моего оптимизма. А однажды они чуть не проглотили меня целиком.
Когда мой сын Колин учился в пятом классе, я была в составе родительского комитета. Дело было утром перед праздником по случаю окончания полугодия. Мы с Колином загружали в машину пакеты с конфетами, подарками учителям, едой и играми для вечеринки. Я уже несколько раз сходила к машине и отправилась в дом в последний раз, чтобы взять сумочку и ключи. Неловко повернувшись на своем ножном протезе, я завалилась аккурат на холодную бетонную дорожку перед домом.
Но почти сразу же я перекатилась на бок и села, как профессиональный футболист, даже не задумавшись о том, что упала. Ступня моего ножного протеза лежала в метре от меня. Колин до слез перепугался, но я уверила его, что все в порядке (повезло, что у меня пышные бедра), и попросила прикатить кресло на колесиках из кабинета.
В голове крутились слова моего физиотерапевта: «Синди, ты должна подружиться со своей коляской». Но дружбе не суждено было случиться – черед два года после ампутации обеих ног ниже колена я пожертвовала мою несостоявшуюся «подругу» организации, которая отчаянно в ней нуждалась. Пришлось довольствоваться офисным креслом.
Колин позвал на помощь нашу соседку. Общими усилиями они усадили меня в кресло и отвезли к машине. Я уселась за руль, а сломанную левую ступню заботливо пристроила на пассажирское сиденье. Правая же ступня надежно держалась на конце протеза, поэтому я могла жать на педали газа и тормоза.
Когда мы приехали в школу, я заметила на парковке подругу, помахала ей и подозвала к машине.
– Ты не поможешь Колину занести сумки в школу? Сегодня утром я сломала ступню и не могу ходить.
Она ахнула. Но когда я как ни в чем не бывало показала ей рукой на ступню, лежащую на пассажирском сиденье, она рассмеялась.
– Боже, Синди, я и забыла, что у тебя ненастоящие ноги.
Мы все посмеялись и согласились, что, сломай я настоящую ногу, было бы гораздо хуже.
Я позвонила на мобильный Крису, парню, который делает мне протезы, и оставила сообщение с просьбой о помощи – возможно, в моем голосе сквозило отчаяние.
– Мне нужно вечером вернуться в школу на праздник, – объяснила я.
Я помолилась про себя о том, чтобы ногу можно было починить.
Ну и кусачие же сегодня аллигаторы, подумала я, заводя машину, чтобы отправиться в мастерскую Криса, которая находилась в центре Денвера.
Повернув ключ, я обнаружила, что у меня кончился бензин. Я закатила глаза, покачала головой и простонала:
– Да что ж такое-то!
Потом я вспомнила, что всего в нескольких кварталах от школы находится автомастерская. Я надеялась, что, несмотря на ранний час, она открыта и там есть кто-то, кто поможет мне заправиться.
Я подъехала к мастерской, остановилась у закрытой двери и начала сигналить. Дожидаясь чьего-нибудь появления, я вновь попыталась дозвониться до Криса. Бинго! Он взял трубку после второго гудка и велел мчаться к нему в офис.
– Позвони, как доберешься, я встречу тебя на парковке. Думаю, что мы быстро все починим.
– Ура! – я стукнула кулаком по приборной панели. – Ха! Аллигаторы меня все еще не сцапали!
Возможно, я произнесла это вслух.
После нескольких сигналов моего клаксона из мастерской появился угрюмый мужик, который был явно недоволен тем, что я так бесцеремонно его вызываю. Я опустила стекло и начала объяснять, что сломала ступню и мне нужна помощь с заправкой.
– Вы сломали ступню?
Когда он заглянул в окно моей машины, я снова показала рукой на сиденье, где лежала часть протеза. Он опустил взгляд на мою ногу, его брови поползли вверх, и он расхохотался в голос.
– Да уж, не каждый день такое увидишь.
По дороге в офис Криса я позвонила подруге. Мы поговорили всего пару минут, когда у меня разрядился телефон. Я тяжело вздохнула, не зная, как сообщить Крису о моем прибытии.
Но он вышел из здания ровно в тот момент, когда я заезжала на парковку – увидел мою машину в окно. Крис взял мою сломанную ногу и понес ее к себе офис, а через десять минут вышел оттуда с готовым протезом. Я приладила ногу на место, а он немного подрегулировал ступню, чтобы у меня не было проблем с ходьбой. С парковки я уезжала, радостно махая ему рукой.
– Сегодня вам меня не съесть, аллигаторы!
По дороге я заехала в продуктовый магазин. По прогнозу вечером ожидался сильный снег и метель, но у меня в доме никто не останется голодным. Разложив продукты, я присела, чтобы выпить кофе.
Посмотрев на часы, рассмеялась. Не было еще даже десяти часов, а у меня произошло уже столько событий. Если бы я хоть раз за это утро сдалась и дала аллигаторам меня сожрать, я бы не получила необходимую помощь и не смогла твердо встать на обе ноги, хоть они у меня и ненастоящие.
На праздник в школу я приехала задолго до начала. Учительница Колина даже не поверила, что я смогла прийти. Но на пути к этому радостному событию меня не остановит даже сломанная нога (и болото с аллигаторами).
Неожиданная радость
Истинное раскаяние означает полное примирение с человеком.
Был прохладный весенний вечер. Я как раз заканчивала мыть посуду после ужина, когда у меня зазвонил телефон. Причем звонок раздался не на мобильный, а на стационарный номер, что было большой редкостью в последнее время.
– Это Линда Ньютон? – спросила женщина, чей голос мне показался смутно знакомым.
– Да, – ответила я, пытаясь определить, кто звонит.
– Это Джанет Роудс.
Имя мне показалось знакомым, но саму женщину я не вспомнила. За свою жизнь с кем я только не была знакома! Мне довелось проживать на обоих побережьях, в крупнейших городах Калифорнии – так что у меня было много знакомых, всех сразу и не припомнишь.
Позвонившая мне Джанет стала объяснять что-то насчет Гавайев, на которые она переехала, но и это не помогло мне вспомнить ее. Я все еще не понимала, чем вызван ее звонок – тем более что разница между нашими часовыми поясами была три часа.
– Я звоню, чтобы извиниться перед вами… – в конце концов сказала Джанет – и вот только тогда я ее узнала!
Надо же, двадцать лет прошло с тех пор, как мы виделись в последний раз. И та встреча была одной из самых неприятных в моей жизни. Поистине неожиданный звонок!
– Я хочу попросить у вас прощения за скандал, который устроила в классе, когда вы были учителем моей дочери. Мне очень стыдно, что в тот день я отчитала вас за то, что вы наказали Стефани. Я вела себя безобразно. Теперь-то я понимаю, что вы были правы. И наказали ее совершенно справедливо. Вы хотели сделать как лучше для нее… Вы, наверное, удивляетесь, почему я не позвонила раньше? – продолжила Джанет и тут же пояснила: – Я сейчас прохожу терапию… И чтобы мое выздоровление шло быстрее, я разыскиваю людей – всех, с кем когда-то воевала или на кого обижалась, – и стараюсь помириться с ними, прошу у них прощения.
Ух ты! – опешила я. Вот уж никогда не думала, что все повернется такой удивительной стороной!
Двадцать лет назад я очень переживала из-за того неприятного инцидента. Я была молода и преподавала в школе всего лишь второй год. Дочь Джанет, Стефани, вела себя очень грубо и вызывающе – она была агрессивно настроена к другим ученицам класса, обижала их. И однажды я в качестве наказания заставила ее на перемене остаться в классе. Я была добра и справедлива, когда назначала ей это наказание (по правде сказать, Стефани мне нравилась, хотя ее вызывающее поведение доставляло много проблем). Но на следующий день после этого в класс явилась ее мать – вот эта самая, Джанет, звонившая мне сейчас – и, полная праведного гнева, стала обвинять меня во всех смертных грехах, начиная от несправедливости по отношению к ее дочери и заканчивая упреками в том, что я взращиваю фаворитов и не забочусь одинаково обо учениках. Она кричала так громко, что учителя в соседних классах, включая нашего директора, невольно стали свидетелями этого скандала.
Обвинения Джанет опустошили меня, потому что ничто из того, что она говорила, не было правдой. Мне удалось удержаться от слез, пока она стояла передо мной, но как только она ушла, я разрыдалась и плакала весь день и весь вечер. А после этого провела несколько бессонных ночей. Школа была маленькой, поэтому скандал имел определенный резонанс – меня стали обсуждать и дети, и родители, и коллеги. Когда-то я испытывала огромную радость, приходя в класс и занимаясь со своими учениками, но после той стычки стала чувствовать себя, как под микроскопом. В течение нескольких следующих недель я все еще не могла прийти в себя. Я начала сомневаться в своих преподавательских способностях, да и вообще в собственном сердце. Я задавалась вопросом: неужели и в самом деле я взращиваю фаворитов? Неужели я разделяю класс на любимчиков и нелюбимчиков? Я была несчастна, перестала верить в свое призвание, перестала верить себе.
В конце концов, я договорилась о встрече с директором школы, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию. Но после этой встречи я не стала сразу же чувствовать себя лучше.
Впрочем, директор ни в чем не обвинила меня – ее позиция была мудрой. Она сказала:
– Давайте подождем и посмотрим, будут ли какие-то последствия. Успокоится ли мать Стефани или пойдет дальше в своих обвинениях.