Гораздо проще сдаться. Меланхолично бродить по миру, горюя о потерях и рассказывая свою печальную историю каждому, кто захочет ее слушать. Спасибо, но нет. Я предпочитаю испытывать благодарность.
Жизнь нам дана, чтобы жить. Мне потребовалось много лет для того, чтобы свыкнуться с мыслью, что та жизнь, которая была у меня раньше, – окончена. Разумеется, озарение не настигло меня в одно мгновение – для этого понадобились взлеты и падения, чудесные дни и месяцы, проведенные в мыслях о самоубийстве.
Моя сегодняшняя жизнь сильно отличается от той, какую я когда-либо себе представлял. Большую часть своего времени я посвящаю защите интересов людей, пострадавших от травматических повреждений головного мозга, – от работы с теми, кто разделяет мою судьбу, до многочисленных докладов и презентаций на медицинских конференциях. Признаться, иногда я удивляюсь сам себе.
Я стал другим человеком с новой миссией. Мой опыт человека, пережившего черепно-мозговую травму, позволил мне помогать другим. Я выступаю перед разными группами: большими и маленькими, рассказываю обо всем, что узнал и чему научился.
Иногда я думаю о том молодом человеке, со встречи с которым начался мой новый удивительный путь, полный открытий. Должен признаться, какое-то время назад я разыскал его в социальных сетях. Он учится в местном колледже и почти не вспоминает тот давний осенний день. Во всяком случае, я очень на это надеюсь.
Я видел этого мальчика только раз – спустя пару недель после аварии. И обнял его – от чистого сердца.
Сильвия А.Ты это сделаешь или нет
Ведение дневника – это тихий разговор с самим собой.
– Я хочу, чтобы ты начала вести дневник благодарности.
Так сказала куратор моей программы в Обществе анонимных алкоголиков. Она протянула мне блокнот, украшенный яркими неоновыми цветами.
– Знаю, что ты любишь писать, поэтому это задание будет для тебя легким.
Я взяла блокнот и пролистала сотни линованных чистых страниц. Их пустота пугала меня.
– Какое отношение благодарность имеет к моему отказу от спиртного?
Куратор засмеялась.
Когда-то ее смех нравился мне. Более того, именно из-за этого заразительного смеха я попросила ее стать моим куратором. Но сегодня он показался мне крайне неприятным.
– Серьезно, – продолжила я, – мне нужно просто перестать пить, и ни в чем другом я не нуждаюсь.
– Ага, – наклонив голову, она ждала, когда я приведу все имеющиеся у меня аргументы.
Я чувствовала, как внутри нарастает негодование. Вздохнула:
– Слушай, у меня и так хватает забот. У меня нет времени на подобные вещи.
– Конечно.
Мне захотелось стереть эту ухмылку с ее лица, но я помнила, что одной из главных черт ее характера всегда было умение твердо стоять на своем. В трудные моменты это служило мне опорой.
– Ладно, неважно. Как скажешь. Что я должна делать?
– Отлично, – просияла она, – но ты ничего не должна. Я предлагаю тебе каждый вечер записывать десять вещей, за которые ты испытываешь благодарность. И на следующее утро зачитывать мне этот список по телефону.
– Всего десять?
– Да. Именно. Только десять.
Я так и сделала. Это было легко.
Потом мы еще немного поговорили о «программе двенадцати шагов» [22], и она спросила меня, приду ли я на очередную встречу.
Следующим утром я вновь позвонила и зачитала свой список.
– Могу ошибаться, – сказала она, – но мне кажется, что я уже слышала некоторые пункты.
– Да? Ну и что? Я ведь по-прежнему благодарна за них.
Она помолчала пару секунд.
– Давай попробуем еще раз? Я прошу, чтобы ты записывала десять различных вещей, за которые испытываешь благодарность каждый божий день на протяжении всего месяца.
– Целого месяца?
– Да, – рассмеялась она. – К концу месяца у тебя накопится целых триста пунктов, и ты сможешь осознать, сколь многим владеешь. У тебя отлично получается видеть все плохое в своей жизни, а теперь ты должна наконец обратить внимание на хорошее.
Это она верно подметила.
– Хорошо, я попробую.
– Не пробуй. Делай или не делай. Нет никаких попыток.
– Ты начинаешь уже говорить как мастер Йода.
– Да пребудет с тобой сила, – ответила она и положила трубку.
В следующем месяце произошло вот что.
Я продолжала звонить ей каждое утро, а она – выслушивать мои списки благодарностей. Никаких ответных комментариев я не получала, так что все происходящее напоминало долгий разговор с самой собой. Наконец, в тридцатый раз перелистнув страницу, я услышала:
– Скажи, и каково это – иметь к концу месяца 332 пункта в своем дневнике благодарностей? – спросила она.
– Ты заметила.
– Разумеется, заметила! Я же твой куратор. Каждое утро, когда ты зачитывала мне свой список, я делала отметки. Последние две недели ты перечисляла по 12–15 пунктов каждый день. И не притрагивалась к алкоголю. Потому что была сконцентрирована на поиске хорошего в своей жизни.
Спустя двадцать лет я продолжаю вести дневник благодарности. У меня больше нет необходимости звонить куратору, и ограничение на «повторы» давно снято. Но каждый новый день приносит новые поводы, чтобы быть благодарной. И их намного больше десяти.
Роб ХаршманДар, который я не заслужил
Тот, у кого есть «зачем» жить, сумеет выдержать почти любое «как».
В начале сентября случаются дни, наполненные теплыми красками, когда усталое солнце уже не греет, а ласкает кожу, так что хочется подставлять ему лицо и жмуриться от нежности и непонятной щемящей грусти. В один из таких дней, в обычный вторник после Дня труда [23], я, охваченный ужасом, въезжал на крытую парковку онкологического центра, чтобы узнать результаты взятой ранее биопсии.
Несколько минут, которые я провел в кабинете врача в ожидании вердикта, показались мне вечностью. Я лежал на кушетке, мой живот сворачивался в тугой узел. Наконец врач повернулся ко мне и сказал:
– Анализы показали, что у вас меланома. Это самый серьезный вид рака кожи. Вероятность того, что впоследствии она может вернуться вновь, составляет семьдесят пять процентов. Если меланома возникнет вокруг вашего шрама, мы сможем удалить ее, но если она распространится дальше… боюсь, в этом случае мы ничего не сможем сделать.
От потрясения я не мог вымолвить ни единого слова.
– Сейчас у нас есть экспериментальный препарат, находящийся на стадии исследования, – продолжал онколог. – Его применение увеличивает процент выживаемости у таких пациентов, как вы, на 15 %. Вы можете попробовать. Или просто ждать, как будут развиваться события.
– Есть ли у этого препарата какие-то побочные эффекты? – слабым голосом поинтересовался я.
– Это очень индивидуально. У некоторых пациентов никаких побочных эффектов нет, но другие сильно мучаются.
– Думаю, мне стоит попробовать. В конце концов, всегда можно остановиться.
– Как скажете.
– Я сделаю это.
– Хорошо. Но помните: вы должны бороться, используя все средства, что у вас только есть. Если вы сдадитесь, то потерпите поражение, даже не успев начать эту битву.
Словно во сне, я вышел обратно на яркий солнечный свет. Еще час назад все вокруг казалось мне таким славным. Мне не хотелось ни с кем разговаривать. Я должен был побыть в одиночестве, поэтому просто сел за руль и поехал куда глаза глядят.
Вечером я рассказал обо всем жене, и теперь мы с ней оба сидели молча, в полнейшем потрясении. Когда домой вернулись девочки, мы сообщили им новости, однако они были еще слишком малы, чтобы понять всю серьезность диагноза и его долгосрочные последствия.
Побочные эффекты, о которых предупреждал врач, стали проявляться через две недели после начала приема противоопухолевого препарата. Поначалу появились тошнота и боли в животе. Затем пропал аппетит, так что я стремительно терял вес. Голова раскалывалась, и на этом фоне случались провалы в памяти. Все катилось в какую-то страшную пропасть, я слабел и пропускал все больше рабочих дней.
Однажды ночью в самом начале декабря я никак не мог заснуть из-за болей. Я метался в постели, слушая, как дедушкины часы отбивают время. Наконец я встал, чтобы немного пройтись по дому, в надежде, что это поможет.
Сначала я зашел в спальню к нашей старшей дочери, Мишель. Свет из коридора прочертил золотую полоску по ее лицу. Длинные волосы были разбросаны по подушке, а около кровати, на полу, сидели ее любимые куклы. Я подумал о том, как сильно ее люблю, и о том, что скоро меня может не оказаться рядом с ней. Возможно, я никогда не увижу, как она вырастет. Я почувствовал, как погружаюсь в омут печали. Я знал, что должен молиться, но совершенно не собирался «торговаться» с Богом. Моя молитва была очень простой: «Господи, пожалуйста, позволь мне увидеть, как моя дочь окончит начальную школу».
Я постоял в ее комнате еще пару минут, думая о том, что нынешнее Рождество может стать для нас последним. Осознание этого сильно ранило меня, я чувствовал, как дрожат мои руки и текут по щекам слезы.
Затем я перешел в спальню к младшей дочери, Кристен, и снова помолился. Она мирно спала, натянув одеяло до подбородка. Плюшевый медведь охранял ее сон. При мысли о том, что моя жизнь подходит к концу и мне придется навсегда попрощаться с маленькой Кристен, словно два огромных камня сдавили мое сердце. Голова вдруг стала невесомой, у меня едва хватило сил устоять на ногах.
Я развернулся и медленно побрел обратно. Но в ту ночь никак не мог заснуть и продолжал размышлять о том, сколько мне еще осталось и как больно мне будет оставлять семью.
Спустя неделю мое здоровье еще ухудшилось, и я решил наконец позвонить доктору.
– Мне очень плохо от этого препарата, я едва могу вставать с постели по утрам, – ск