– Мои порезы? – спросила я, потупив взгляд.
Мне было неловко сидеть перед ними в одной майке, которая не скрывала ран на моих руках. Я нервно почесала бинт.
– Твоя мама позвонила нам вчера вечером в слезах. Она думала, что мы тебя потеряем.
Родители молчали. Я подняла глаза. Мама изучала мое лицо: она пыталась прочитать на нем хоть какие-то эмоции, однако это было бесполезно, поскольку меня охватило полное оцепенение. У отца по щекам катились слезы, его взгляд был сосредоточен на глубоком порезе прямо на бицепсе, который я сделала два или три дня назад.
– Милая, расскажи, что с тобой происходит. Как мы можем тебе помочь? – спросил он.
Я снова уставилась в пол.
– Я не пытаюсь покончить с собой. Хотя знаю, что, наверное, именно так это и выглядит.
И вздохнула, мечтая, чтобы Аарон оказался здесь и смог пережить это вместе со мной.
– Пойми, все необязательно должно быть именно так. Куда делся мой счастливый книжный червячок? Твое лицо осталось прежним, но свет в глазах погас. Мы здесь, потому что хотим, чтобы ты снова была счастливой. Разве тебе не хочется того же?
Я чувствовала, как в уголках глаз собираются слезы. Конечно, я тоже помню ту девчушку. Счастливую маленькую девочку, которая жила среди сказок и мечтала о приключениях. Но теперь эта девочка казалась мне чужой. Когда все изменилось? Когда я потеряла связь с собой?
– Да, – ответила я, – но я не уверена, смогу ли вновь стать счастливой. Я не знаю, как это сделать.
Взрослые начали переговариваться, однако я почти их не слышала. Я снова думала об Аароне. Что, если мне станет лучше, а ему нет? А что, если мне никогда не станет лучше? Неужели я буду чувствовать себя так всю свою жизнь?
– Дорогая?
Я по-прежнему сидела в оцепенении. Неужели настанет день, когда я перестану тонуть?
– Мы все думаем, что будет лучше, если ты возьмешь неделю отдыха и вернешься вместе с нами в Северную Дакоту.
Я была совершенно ошеломлена. Бросить школу? Моих друзей? Аарона? Теперь слезы собирались в безмолвную маленькую лужицу на столе прямо передо мной.
– Но я не хочу, – запротестовала я.
– Милая, – мама встала, подошла ко мне и крепко сжала руку, – возможно, сейчас ты пока не видишь в этом смысла, но мы все считаем, что тебе стоит попробовать. Мы боимся, что ситуация ухудшится и ты никогда не сможешь жить нормальной, счастливой жизнью, которую заслуживаешь.
Единственное, что я смогла из себя выдавить, было: «Хорошо, мам».
Следующий час прошел как во сне: я собирала сумку, звонила Аарону, обнимала маму.
Потом мы тронулись в путь. Полностью погрузившись в свой iPod, я не замечала, как мир проносится за окном. Было странно иногда встречаться взглядом с незнакомцами в других машинах, зная, что они даже не подозревают о боли, разрывающей тебя изнутри. Впрочем, может, эти люди тоже что-то скрывали?
Деревьев за окном становилось все меньше и меньше. Когда мы пересекли границу Северной Дакоты, я совсем упала духом. Мои воспоминания о друзьях отца не были счастливыми, хоть я и ехала к нему домой отнюдь не за новыми знакомствами. Думаю, мне действительно была необходима эта неделя отдыха.
– Подумай, какой ты хочешь видеть свою жизнь, – сказала мама мне на прощание. Что это вообще значило?
После трех дней вынужденных каникул я начала кое-что понимать. Мое оцепенение прошло, и я провела в слезах целую ночь, думая об Аароне. Наши родители поговорили и решили, что мы должны держаться друг от друга подальше в течение хотя бы нескольких недель.
Сначала я была в ярости. Они не могли указывать мне, с кем быть или кого любить! Но позже начала понимать, что они были правы. Если у меня и был какой-то шанс выбраться из этой ямы, то только без Аарона. Прозрение вызвало странную смесь гнева и надежды, и этот всплеск эмоций истощил меня.
Мисс Келли, должно быть, все заметила. Потому на следующее утро, когда я сидела, уставившись на чистую страницу своего дневника, она появилась на пороге с закусками в одной руке и стопкой DVD-дисков – в другой.
– Устроим девчачью вечеринку? – предложила она.
Мы пошли в спальню, и, пока мисс Келли включала проигрыватель, я забралась под большое одеяло. Сидя на мягкой, похожей на облако кровати и глядя на диснеевскую заставку на экране, я вдруг ощутила себя маленькой. Во мне что-то просыпалось… тот самый «книжный червячок». Девочка, которой я когда-то была, осторожно вышла из тени.
В руках я держала миску с попкорном и впервые за долгое время была счастлива. По-настоящему счастлива. Я почти чувствовала, как светится мое сердце.
Мои родители могли бы поступить иначе: сидеть сложа руки и надеяться, что трудный этап пройдет сам собой. Но они спасли меня от самой себя, а это самый трудный вид спасения, который только может быть.
Аманда К. ЯнсиИскреннее спасибо
Наполните свою бумагу дыханием вашего сердца.
Все началось с одного письма, которое я написала в порыве искренней благодарности. Письмо вышло эмоциональным, однако когда пришло время опустить его в почтовый ящик, я вдруг остановилась. Чувство страха и неуверенности накрыло меня с головой. До сих пор не понимаю, что тогда со мной произошло.
Письмо предназначалось моей давней школьной подруге, с которой мы поддерживали связь лишь через комментарии в социальных сетях и редкие личные сообщения. Последние пару недель ее страница вдохновляла меня жить и действовать немного иначе. Например, чуточку больше думать о других.
Ее волонтерская деятельность вовсе не была масштабной – она не ухаживала за прокаженными в Индии и не строила колодцы в Уганде. Вместо этого моя подруга совершала маленькие добрые дела. Например, она помогала регулировать движение транспорта у начальной школы. Это то, что я тоже могла бы делать.
Оказалось, что вовсе не обязательно отправляться куда-то миссионером, чтобы изменить мир к лучшему. Я могу повлиять на ситуацию здесь, находясь недалеко от дома. Это осознание изменило мой взгляд на мир, и я решила поделиться своими мыслями с подругой. Разумеется, гораздо проще было бы отправить электронное письмо, но такой способ коммуникации показался мне не слишком убедительным, когда дело касалось глубокой благодарности. Поэтому я написала письмо от руки. И теперь стояла перед почтовым ящиком, не в силах опустить туда конверт. Что меня останавливало?
Внезапно меня осенило: все дело в том, что я боюсь показаться слишком милой. Эта девушка не была мне близкой подругой или родственницей. В сущности, я едва знала ее. Возможно, мое письмо покажется ей слишком личным. «Люди обычно так не поступают», – подумала я, однако, еще немного поразмыслив, поняла, что не хочу быть нормальной, если это подразумевает отказ от выражения своих чувств. В результате письмо все же было отправлено.
А еще через пару недель я получила от подруги личное сообщение. Она призналась, что переживает тяжелые времена и мое послание значит для нее очень многое. Ей и в голову не приходило, что она способна оказать на кого-то влияние.
Тогда я поняла, что письмо, на написание которого мне потребовалось всего пять минут, сделало счастливыми нас обеих. Я решила превратить это в добрую традицию и стала отправлять слова признательности кому-то каждый месяц.
С тех пор прошло два года, и я могу со всей определенностью сказать, что новая привычка изменила мою жизнь. Теперь я чаще замечаю доброту и испытываю невероятную благодарность за прекрасную жизнь, которой живу.
Джей Би СтилКогда я вернусь
Забывайте обиды, но никогда не забывайте доброту.
Я всегда был болезненным ребенком. Начать с того, что я родился недоношенным: мой вес был около килограмма, и на протяжении трех месяцев, которые я провел в отделении интенсивной терапии, врачи каждый день звонили нам домой с такими словами: «Приезжайте и привезите одежду, в которой будете его хоронить». Но я выжил.
В детстве у меня случались эпилептические припадки, были проблемы с костями и суставами. В школе надо мной издевались. Я мог бы обойтись без перечисления всего этого, однако хочу, чтобы вы знали, что именно в итоге сформировало меня.
Раньше мы с мамой часто приезжали в больницу «Пресвятое Сердце», расположенную в городе Пенсакола, штат Флорида, для сдачи кое-каких анализов или прохождения процедур. И каждый раз она обязательно заходила в столь памятное нам отделение реанимации. На стенах отделения висели фотографии выживших младенцев, и моя была первой в этом ряду. Я всегда искал глазами эту фотографию.
Потом я вырос и в больницу больше не ездил. Женился на женщине, которую очень любил. Через неделю после нашей свадьбы ей предстояла серьезная операция. Процедура немного затянулась. Я довольно долго сидел в часовне «Пресвятого Сердца», а затем, повинуясь внезапному порыву, отправился на поиски отделения интенсивной терапии. Однако за пятнадцать лет, которые прошли с момента моего последнего посещения, отделение переехало, и к тому времени, как я нашел его, все уже было закрыто.
На следующий день я снова решил попытать счастья. На сестринском посту меня встретила пожилая женщина с прекрасной улыбкой.
– Вы ищете конкретного человека, не так ли? – спросила она.
И я ответил:
– Да.
– Кого же вы ищете?
В этот момент на меня снизошло внезапное озарение. Взглянув на нее, я произнес:
– Клара?
Она подскочила и широко раскинула руки для объятий:
– Да! Это я! Твоя мама говорила, что ты можешь зайти. Ох, ты так вырос по сравнению с тем, каким был раньше. Мы волновались и молились за тебя всю жизнь!
Я крепко обнял ее, удивляясь слезам, которые сами собой навернулись на глаза. Однако жизнь приготовила мне еще один сюрприз: все, кто когда-то выхаживал меня в этом отделении, сегодня тоже были здесь. Иначе как чудом такое не назовешь! Позже оказалось, что некоторые дорабатывали последние дни перед выходом на пенсию, другие вышли в чужую смену, а кто-то просто заглянул случайно… Я не знал, что и сказать. Это было удивительное совпадение.