Я зашла в огромное помещение, заставленное круглыми столами, каждый из которых был рассчитан на десять человек. Здесь кормили бездомных из Филадельфии. Я устала от долгого рабочего дня и часовой дороги и теперь огляделась в поисках своих сыновей. Они сидели с друзьями и незнакомцами, а муж разносил обед.
Я двинулась было к их столику, но меня остановила молодая, грузная чернокожая женщина. Она отозвала меня в сторону.
– Я хотела вам кое-что сказать… – начала она, – поскольку у вас такой же цвет кожи, как и у меня.
– Что такое? – спросила я.
– Ну, я подошла к столу, где сидят ваши дети, и трехлетний малыш сказал мне, что он не любит коричневых людей.
Моя челюсть отвисла до самого пола.
– Это застало меня врасплох… – продолжала она, – потому что вы тоже чернокожая. Я решила, что вас надо предупредить.
У меня просто не было слов. Ни один из моих мальчиков не ходил в детский сад, так где же они могли услышать такое?
Тем временем два моих улыбчивых мальчика сидели в окружении бездомных, которые изо всех сил старались выражаться прилично в их присутствии.
В течение следующего часа готовилась завести с сыновьями трудный разговор.
Позже вечером, после сказки, я решила, что нужный момент настал.
Я обратилась к младшему:
– Ты сегодня сказал одной женщине, что не любишь коричневых людей?
– Да, мамочка, – ответил он, явно не испытывая ни малейших угрызений совести.
– Почему? – спросила я.
В разговор вступил мой старший и сообщил, что так их научил сын соседки.
Я была в шоке. По вечерам я присматривала за детьми соседки, белой матери-одиночки, пытавшейся наскрести на жизнь. Я не хотела верить, что она могла заявить такое, ведь она сама попросила меня, чернокожую женщину, посидеть с ее сыновьями.
В тот вечер, после того как она забрала своих мальчиков, я затронула эту сложнейшую тему.
В ответ прозвучало:
– Боже мой, я никогда им этого не говорила. Я бы ни за что им такого не сказала. Пожалуйста, поверьте мне. Я разберусь. Вы перестанете брать их к себе?
Она была очень расстроена.
Я заверил ее, что все равно буду принимать у себя ее мальчиков, а она пообещала, что образумит своего старшего сына. На следующий день она рассказала, что кто-то в классе ее сына подговорил его сказать это. Затем ее сын осмелился повторить эти слова моему. Она еще раз извинилась и забрала детей домой.
Теперь предстояло исправить ситуацию. Я часто слышу, что родители не должны вразумлять малышей, но что мне оставалось делать?
Я посадила трехлетнего ребенка к себе на колени и спросила:
– Ты меня любишь?
– Да, я люблю тебя, мамочка.
– У меня коричневая кожа?
– Да.
– Значит, это неправда, что ты не любишь коричневых людей. Ты любишь хотя бы одного коричневого человека, так?
Он кивнул, но уже не выглядел столь же уверенным.
– Ну, я люблю маму, но не других коричневых людей.
– А как насчет тебя? – спросила я его. – Ты любишь себя?
– Да, – кивнул он.
– Это хорошо, – сказала я. – Твоя кожа светлее, чем у меня, но ты все равно коричневый. Раз ты любишь себя, значит, ты врешь, когда говоришь всем, что не любишь коричневых людей.
Он уставился на меня, вникая в смысл сказанного.
– А своего коричневого брата ты любишь? А двоюродных братьев и сестер?
Он кивнул.
– Значит, то, что сказал тебе тот мальчик, неправда. Так что не повторяй больше его слов, хорошо?
Он обхватил меня руками.
– Хорошо, мамочка, я не буду так говорить.
– И не верь таким словам.
Он обнял меня еще крепче и сказал:
– Ты все еще любишь меня, мамочка?
– Да, малыш, я люблю тебя очень сильно.
Кассандра Ульрих
Мы путешествуем с бабушкой
Я не позволю отвергать свою жизнь. Я не стану подчиняться чужой прихоти или чужому невежеству.
Одна моя подруга после смерти своей мамы написала: «Я скучаю по маме, но не по тому, чтобы быть ее сиделкой». В этом высказывании прозвучала горькая правда, по которой можно судить о том, в какой реальности живет человек, вынужденный ухаживать за неизлечимо больным родственником.
Мне это тоже знакомо. Я ухаживаю за своей девяностошестилетней Королевой-бабушкой. Мою жизнь можно смело назвать непредсказуемой, потому что каждый мой день зависит от проявлений бабушкиной деменции. Эта болезнь контролирует мир моей бабушки, являясь причиной постоянно меняющихся эмоций и мучительных переживаний.
Я никогда не знаю, что принесет мне новый день. Встретит ли он меня обязательной уборкой и горой крошек, оставшихся после позднего перекуса? Может быть, я буду гоняться за носками-потеряшками, укладывать спать давно усопших близких или чистить снег в гостиной? Или снова и снова стану слушать старые истории.
Иногда я просто обнимаю бабушку, как младенца, или слушаю с ней по радио старые госпел-спиричуэлс. Но даже в этом случае я нахожусь в состоянии непрекращающихся физических, умственных и эмоциональных испытаний, и они не дают мне покоя.
Бывают моменты, когда мне хочется лечь в постель, накрыться с головой и кричать, чтобы все это прекратилось! Молиться о том, чтобы бабушка мирно ушла в Божьи объятия на вечный покой. Разумеется, это значит, что я потеряю ее навсегда, но и моей ежедневной борьбе-заботе о ней пришел бы конец. Принесет ли ее смерть чувство облегчения или, наоборот, наполнит меня болью и чувством вины за мои безмолвные молитвы? Этого я не знаю, как и того, как остановить безумие нашей стремительно ухудшающейся жизни.
Наблюдение за тем, как угасает бабушка, стало для меня одним из самых болезненных испытаний. Из-за деменции я каждый день как будто теряю частичку ее личности. Это мучительно. Бабушка больше не та энергичная Королева, с которой я выросла. Ее глаза остекленели, и она осталась между двумя нестабильными реальностями, между прошлым и настоящим. Мне больно видеть, что она забывает даже такие простые вещи, как переключение каналов телевизора или передвижение конечностями для ходьбы. Этот этап утраты оказался для меня самым тяжелым.
Моя Королева уходит в темный, неведомый мир. На смену ее напористости и нахальству пришли сонливость и невнятная речь. Прошли времена, когда она увенчивала голову невероятными париками и шляпами. Теперь на ее макушке остались лишь короткие, хрупкие пряди бело-серых волос, едва прикрывающие кожу головы. Раньше она, как и подобает Королеве, наносила яркий макияж, полировала ногти, украшала уши и шею драгоценными камнями. Теперь же сгорбилась и большую часть дня спит в своем любимом кресле. Временами бабушка не в состоянии поддержать непринужденную беседу или сыграть партию в «Бинго». Такое странное поведение совершенно не подходит той Королеве-бабушке, болтунье и сплетнице, которую я знаю и люблю. Она стала тише, слабее и медлительнее. Ее просьбы сменились смиренным принятием всего, что принесет день.
Я не знаю, что хуже: наблюдать за ее медленной смертью или иметь дело с жесткими требованиями этой ужасной болезни. Стресс и печаль разъедают мой покой. Монстр деменции истощает меня во всех смыслах, пока я несу это бремя. Но самое плохое заключается в том, что это чудовище не только взбаламутило мою жизнь, но и внесло раздор и раскол в нашу семью.
Реакция некоторых родственников, на плечах которых не лежит уход за бабушкой, окончательно лишает меня сил. Я прихожу в ярость, когда они не верят мне и все списывают на усталость. На мой взгляд, они не проявляют особой заботы о моем благополучии, а мою потребность время от времени выговориться воспринимают как незрелость. Мне приходится игнорировать неодобрительные слова и взгляды, потому что они не понимают, что происходит. Их жизнь далека от моей хаотичной реальности. Временами их непонимание и моя злость создают между нами стену, построенную из боли.
Я знаю, меня считают эгоисткой из-за того, что я хочу вернуть себе нормальную жизнь. Разве это было бы неправильно – поместить бабушку в дом престарелых? Но мне кажется, что таким образом я как будто избавлюсь от бабушки, которая давным-давно взяла меня и двух моих братьев и сестер в свой дом после смерти нашей мамы. Она дула на мои ушибы, давала мне еду и кров. Разве можно разбить ей сердце и перестать отвечать ей заботой на заботу? Эти вопросы крутятся в моей голове и не дают мне покоя. Я хочу просто жить, но что делать с бабушкой?
Я обдумываю свой выбор. Если она останется у меня, то будет дома и в безопасности, но я перегружена и не могу обеспечить ей наилучший уход. В доме престарелых она все время будет под присмотром, но совсем одна, без семьи. Как найти учреждение, в котором к ней будут относиться как к Королеве? Чтобы выбрать место, где бабушка могла бы прожить свои последние дни, одной только информации о процедурах и питании мне недостаточно. Я хочу заглянуть в сердца сотрудников и убедиться, что они будут заботиться о ней так же, как я.
Мое сердце разрывается, мои мучения реальны. Я пытаюсь отбросить эмоции и мыслить логически, но ничего не получается. Я нашла только одно решение: молитва. Я молюсь о мужестве, мудрости и избавлении от чувства вины. В попытке найти выход, я утешаюсь словами: «Господи, дай мне спокойствие, чтобы принять то, что я не могу изменить, мужество, чтобы изменить то, что я могу, и мудрость, чтобы понять разницу».
В этом путешествии я не одна. Моя Королева-бабушка пока еще держит меня за руку. И в день, когда она отпустит ее, я почувствую страшную боль и огромное облегчение.
Нико Рочелл
Феи ReedPop
Бескорыстная щедрость – это искусство жить.
Работа в сфере организации мероприятий – это кайф, с которым ничто не сравнится. За исключением тех случаев, когда мы проводили какую-нибудь конференцию или съезд, я оставалась в офисе до полуно