Каждый четверг вечером мы всей семьей садились и решали, кому на этой неделе действительно пришлось трудно. Мы выбирали двух человек, которым на следующий день передадим хлеб. Я пекла четыре буханки (оставляя себе две), и мы садились в машину. Мы подъезжали к дому, звонили в дверь, оставляли хлеб на крыльце и убегали. К буханке прилагалась маленькая записка: «Мы надеемся, что вам понравится свежеиспеченный хлеб. С любовью, Хлебные разбойники».
Мы делали это каждую неделю в течение нескольких месяцев, ведя список получателей наших подарков. Мы особенно не скрывались – многие соседи знали нашу машину. Все были нам очень благодарны: приятно осознавать, что кто-то думает о тебе.
В результате, не успела я оглянуться, как пришлось покупать еще один мешок муки.
Дарси Дэниелс
Пусть музыка звучит
Музыка – это лунный свет в мрачной ночи жизни.
Я ненавидела мыть посуду. Меня воспитывали суровые бабушка и дедушка, которые считали, что каждый член семьи должен «работать», независимо от возраста. Для меня, начиная с семи лет, «работа» означала мытье посуды.
Три раза в день, семь дней в неделю, я мыла посуду. Я стояла на табуретке, тесемка от фартука обхватывала мою детскую шею. Бабушка нависала надо мной, без конца давая указания. За забытую ложку или грязный стакан я получала резкий шлепок или щипок.
Я ненавидела мыть посуду.
Начав жить самостоятельно, я устроила забастовку, которая продолжалась несколько недель. Грязная посуда стала моим экспериментом. Думаю, таким образом я хотела бросить бабушке вызов, хотя она никак не могла узнать о происходящем. С годами я перестала воспринимать мытье посуды как неприятную обязанность и стала намного терпимее относиться к факту своего пребывания у раковины.
Когда в наш мир пришел COVID-19, многим пришлось затянуть пояса и поставить жизнь на паузу. Мы стали заново осваивать некоторые давно позабытые вещи. Мы снова начали готовить, вместе обедать и строить отношения.
И еще мы мыли грязную посуду.
Однажды утром у меня в доме не нашлось ни одной чистой ложки. Соседи косили траву, было шумно, я была раздражена. Голова болела.
На день рождения мне подарили беспроводные наушники, и я подумала, что они помогут хоть как-то скоротать время, пока я мою посуду. В тот момент я была готова попробовать что угодно, лишь бы не жалеть себя.
Я надела наушники и нажала кнопку «Вкл» на телефоне. Выбрала команду «перемешать» и принялась наполнять раковину мыльной водой.
Сначала я была сосредоточена на работе и не обращала внимания на музыку. Но потом стала напевать, пока мыла стаканы, тарелки и столовые приборы.
Заиграла следующая песня, и я почувствовала, что мне снова стало семнадцать. Музыка вызвала в памяти картинки из прошлой жизни. Я уловила запах городского плавательного бассейна, где мы проводили бесконечные дни. Я ощутила на губах вкус пива, которое мы пили в синих сумерках лета. Ветер снова коснулся моего лица – как в тот день, когда мы с друзьями ехали по главной улице, опустив стекла и не заботясь ни о чем на свете.
В следующей песне говорилось о темном, пустынном шоссе, и вот я уже как будто танцую медленный танец на вечеринке в средней школе. Я вспомнила себя в красном платье с большой белой камелией в волосах, хихикающей в туалете с подружками.
Каждая следующая песня была словно капсула времени, каждая мелодия – будто окно в мое прошлое. Я уже пела во все горло, пританцовывала на месте, использовала лопаточку для блинов в качестве микрофона, выкрикивая одну любимую мелодию за другой. Я то смеялась вслух над воспоминаниями, то погружалась в светлую грусть. Я думала о людях, потерянных много лет назад – некоторых уже не было с нами.
Так распахнулись двери, которые казались мне давно закрытыми. Я прослезилась, вспомнив мою первую любовь – парня в военно-морской форме, его поцелуи и музыку, которая, казалось, была написана специально для нас. Я улыбнулась, услышав песню, которая звучала, когда мой покойный муж сделал мне предложение.
Наконец посуда была вымыта, кухня убрана, и я уже собиралась нажать кнопку «Выкл», но в наушниках раздались первые такты новой мелодии. Когда я впервые услышала эту песню, в темном кинотеатре почти сорок лет назад, ее красота довела меня до слез. Всемирно известная оперная певица закончила песню нотой, которая, казалось, зависла в воздухе. Она держала меня в плену, не давая возможности дышать.
Когда звук затих, в моей душе как будто открылись шлюзы. Я отпустила все плохие воспоминания своего детства. Я плакала по тому ребенку, которым была раньше, по людям, давно ушедшим и потерянным для меня. Я плакала, потому что была благодарна за урок, который скрывался в музыке.
С того дня я стала воспринимать мытье посуды под музыку как сеанс терапии и хорошее лекарство одновременно. Когда тишина одиночества становится слишком громкой, я просто иду на кухню и… нажимаю кнопку «Вкл».
Сиджей Коул
Глава 6. Все дело в вашем отношении
Покатаемся на велосипеде, дети?
Я катаюсь на велосипеде не для того, чтобы добавлять дни к своей жизни. Я езжу на велосипеде, чтобы добавить жизнь в свои дни.
Когда наши трое детей были маленькими, мы спрашивали:
– Дети, покатаемся на велосипеде?
Они тут же с энтузиазмом надевали шлемы, садились на своих железных коней, и наша семья отправлялась куда-то в сторону заката, петляя по окрестностям.
Дети радовались не потому, что так уж любили велосипедные прогулки. Возможно, они даже могли бы и вовсе обойтись без них. Однако решающим неизменно оказывался тот факт, что мы жили в паре километров от дома баскетболиста Леброна Джеймса. Каждый раз, когда мы проезжали мимо его ворот, мальчики втайне надеялись, что Леброн выйдет из дома и предложит им поиграть в мяч.
В те времена катание на велосипеде было лекарством от любых напастей. Двойка за контрольную? Плохое настроение? Не получается играть в баскетбол так же хорошо, как Леброн? «Покатаемся на велосипеде, дети?» – и проблема решена. Мы мазались кремом от загара и крутили педали, вдыхая свежий воздух, ароматы цветов и летнего гриля. Велосипед был нашим парусником во время штормов, и с его помощью наша команда оставалась на плаву.
Но когда дети подросли и стали больше времени уделять школе, друзьям, тренировкам и всевозможным мероприятиям, мы перестали кататься. Жизнь поменялась. Даже Леброн сбежал от нас, объявив, что переезжает в Саут-Бич. Мои мальчишки со слезами срывали его портреты со стен и продавали майки с его номером за доллар на гаражной распродаже. Потом мы сменили работу и тоже переехали.
На новом месте, в Северной Вирджинии, наша жизнь была заполнена бесконечными поездками по делам и адаптацией к новым школам. Семейные велосипедные прогулки окончательно выпали из нашего привычного расписания. На редкие предложения покататься на велосипеде дети отвечали: «Ни за что». Их подростковые головы были заняты совсем иными радостями. Пришла пора обменять два колеса на четыре – пойти на водительские курсы. Через некоторое время дети поступили в колледж и отправились в свою новую жизнь… без велосипедов.
Но потом, когда мир с визгом рухнул в 2020 год, нам всем пришлось резко нажать на тормоза. Уже в январе мой давний друг, пятидесятипятилетний пастор, внезапно умер от «гриппа». Я была убита горем. Как так вышло?
Затем мир узнал о COVID, и мы стали искать пути к спасению: маска, дистанция, мытье рук, протирание продуктов. Никаких походов в кино и ужинов в ресторанах. Наши дети вернулись домой. У старшего сына сорвался выпускной год в колледже. Стажировка на Капитолийском холме, о которой мечтал мой младший сын, была отложена, как и выбранная программа обучения за рубежом. Школа младшей дочери тоже закрылась, ее весенний мюзикл отменили. Пытаясь утешить их, я сказала, что они не одиноки в своей утрате. Она коснулась и других людей. По крайней мере, мы все живы и рядом. Но как наша семья будет справляться с изоляцией?
– Покатаемся на велосипеде, дети? – предложила я.
Они подняли глаза от своих телефонов с таким удивленным видом, как будто я объявила, что хочу стать президентом.
– Нет, мам.
Уроки. Домашнее задание. Социальные сети.
– Ну и ладно, поеду без вас, – пожала я плечами.
Итак, мы с мужем отправились в путь вдвоем. Мы катили среди весеннего пейзаж и говорили о травмах, катастрофах, страхе, горе и гневе. Сказать откровенно, та велосипедная прогулка выдалась весьма напряженной – приходилось уворачиваться от людей, которые шли, бежали, ехали на велосипедах и скейтбордах. Но на дороге было еще опаснее. Машины неслись без остановки или прижимались к обочине. Эмоционально расслабиться тоже не получалось – я не могла выбросить из головы больных, выстроившихся на парковке, плачущих медработников, детей без родителей. Я чувствовала их горе.
К концу весны мы определились со временем и маршрутом наших поездок. Мы проезжали мимо заросшего травой и одуванчиками знака «Школа закрыта», мимо таблички со схемой проезда на выпускной пятиклассников, мимо желтой ленты – как на месте преступления, – оцепляющей детскую площадку, и выкатывали прямо к строящемуся дому. Дальше путь лежал мимо залитых фундаментов, рабочих с молотками и табличек с объявлением о показе домов: «Только по предварительной записи».
Велосипедные прогулки, пускай и без детей, стали нашим способом отгородиться от мира. Они давали нам передышку на целый час. Мы все равно не понимали и половины из того, о чем говорили в новостях. Жизнь была безумной. Но, по крайней мере, мы дожили до лета.
В начале осени мы снова ехали по дороге – строители уже утепляли дома. Первые из них были сданы, и мы видели в окнах улыбающихся новоселов. Они устанавливали украшения к Хеллоуину, раскладывали на крыльце тыквы и сено, высаживали на клумбах яркие хризантемы. Жизнь продолжалась.