Через несколько недель после Дня благодарения, во время которого мы общались по Zoom с родственниками в Огайо, мы узнали, что у мужа моей мамы опухоль, и на Рождество ему потребуется операция на мозге. С ними рядом не было детей, внуков и друзей. Они не могли отправиться в церковь или в книжный клуб. Даже наши подарки на Рождество, отправленные экспресс-почтой, добирались до них целых три недели. Нам оставалось только молиться.
Между тем число погибших от вируса в США приблизилось к 400 тысячам. В январе толпа штурмовала Капитолий[9]. Что происходит с миром? Ответов не было, оставалось бороться со стрессом с помощью верных велосипедов, на этот раз – кутаясь в зимние куртки.
Вскоре мы увидели десятки семей, переехавших во вновь построенный микрорайон. Потом наступила весна. У новых домов распускались нарциссы, зеленели лужайки, дети прыгали на батутах, собаки резвились, бегуны проносились мимо. Родители качали малышей на новой детской площадке, болтая с соседями и обсуждая школы с безопасного расстояния. На автомобилях были номера Техаса, Мэриленда и Калифорнии – в округ Колумбия съезжались новые люди. Дети быстро заводили друзей. Возможно, сказалась годичная изоляция, но теперь все стали приветливыми, даже малыши кричали «Привет!» из окон верхних этажей.
– Целый район вырос у нас на глазах, – с восхищением сказал муж во время одной из поездок.
– Почему я радуюсь за этих людей? Я их даже не знаю, – подхватила я и помахала рукой маме, которая играла с дочкой в куклы, как я когда-то играла со своей малышкой. Жизнь шла своим чередом.
В год пандемии я предложила мужу игру на внимательность.
– Давай посмотрим, сможем ли мы во время поездки найти что-то, чего не замечали раньше!
Он вздохнул. И правда, наблюдательность не была его коньком.
Я же, после того как указала ему на все новые дома из камня, кирпича или сайдинга, на все украшения и цветы, вдруг заметила еще одну вещь: все биотуалеты в этом районе были синими и лишь один – зеленым. В ответ мой муж сообщил о строительстве новой дороги. Я зевнула. Переносные туалеты и дороги. Какая банальность!
На следующий день я снова предложила детям покататься, и они привычно отказались, а мы с мужем все равно отправились в путь, свернув прямо к новой застройке. Я снова предложила ему упражнение на внимательность. Но пока я озиралась в поисках чего-то доселе невиданного, прямо на меня вылетел огромный грузовик. Пытаясь избежать столкновения, я рванулась вперед и наехала колесом на бордюр. После чего вылетела из седла и приземлилась на левую ногу, бедро и руку (к счастью, водитель грузовика успел затормозить).
– Нокаут, – пробормотала я.
– Ты цела? Боже! Надо же было не заметить грузовик?
Мой муж качал головой, помогая мне подняться. Как ни странно, ковыляя и отряхиваясь от грязи, я испытала острое чувство благодарности. Я выжила! Мне даже не пришлось ехать в больницу. Велосипед тоже был цел. Все конечности работали. Я избежала катастрофы, отделавшись лишь испачканными джинсами, царапинами и синяками.
Именно в это время на горизонте забрезжил луч надежды. Началась вакцинация. Муж моей мамы, восстановившийся после операции на головном мозге и теперь проходящий изнурительную химиотерапию и облучение, с благоговением рассказывал о своей вере, о благодати и силе, которые Бог дает ему ежедневно. Учеба нашей девочки вынырнула наконец из формата онлайн – в расписании появились обычные уроки. Дочь уже выбрала колледж на следующий год. Наш средний сын вернулся в общежитие и тоже надеялся на выпускной. Старший сын закончил учебу по Zoom и получил диплом по почте. Я чувствовала огромную благодарность за всех. Потихоньку мир перестраивался, становился жизнеспособным, боролся за то, чтобы начать все заново.
Теперь во время велосипедных прогулок я думала о больших и малых вещах, которые мы воспринимаем как должное. Например, о встречах с нашими родными и друзьями. О выпускных балах, кроватях, обедах, объятиях. О встречах с новыми соседями или успехе прежнего на баскетбольном чемпионате (мои дети попросили приписать здесь, что Леброн – лучший).
Я катилась с невысокого холма, чувствуя, как ветер бьет мне в лицо, и наконец-то поняла, как это прекрасно. В год, когда так много людей испытывали недостаток кислорода, я дышала и говорила «спасибо» за этот вдох именно в тот момент.
– Спасибо, Господи, – прошептала я порыву ветра.
Когда я вернулась домой, соседи окликнули меня:
– Вы слышали о ценах на велосипеды? С тех пор как началась пандемия, они взлетели до небес. Некоторые платят за них по 1000 долларов!
Мы посмотрели на брошенные в гараже детские велосипеды.
– Дети! – крикнула я. – Можно мы продадим ваши велосипеды?
Кристин Мелдрум Денхолм
Еще один славный год
Сестры – лучшие подруги на свете.
Только сейчас, спустя столько лет, я наконец понял значение этой открытки. Тетя Анна заламинировала ее, чтобы подарить моей маме как память о пережитых трудных временах.
Мы отмечали мамин пятидесятый день рождения. Дом был полон родственников и друзей, которые пришли пожелать ей всего хорошего и отпраздновать то, что она выжила. Не всякий супергерой смог бы выстоять там, где выдержала она.
Мама пережила годы неудачного брака и отчаянно боролась за право быть матерью-одиночкой, воспитывающей пятерых сыновей. Она оплакала смерть одного из моих братьев в возрасте двадцати одного года и последующую потерю его маленького сына, ее внука, которого забрали из нашей семьи без права на свидания. Это были тяжелые годы, когда никто еще не слышал об опекунских правах бабушек и дедушек.
Вся эта боль и борьба были отражены в простой открытке из дешевого магазина, которую я сейчас держал в дрожащих руках, будто таинственный талисман. Это была наша семейная легенда, которую я слышал не раз, однако никогда не видел физических свидетельств, подтверждающих ее. Но вот она – потрепанная открытка из плотного картона. На ее лицевой стороне – выцветшая картинка: бездомная женщина с угрюмым выражением лица. С обратной стороны – надпись: «Еще один славный год». Ниже от руки были перечислены годы, от 1960-го до 1970-го.
Эта открытка путешествовала между тетей Анной и мамой в памятное десятилетие, когда им обеим приходилось трудно. Они делились друг с другом язвительным юмором, и эта традиция переходила из года в год, пока мама снова не вышла замуж – на этот раз удачно, за хорошего человека. Тетя Анна, у которой в тот момент «гостила» открытка, решила, что теперь ее путешествию можно положить конец.
Мама всегда была близка со своими сестрами, особенно с Анной, чей причудливый юмор был весьма заразительным. Тетя Анна играла важную роль в моем детстве. Она жила с нами в первые годы после того, как отец оставил нас. Анна с радостью взяла на себя роль второго родителя для меня и моих братьев.
Сестры полагались друг на друга во всем. Это были 1960-е годы, мы жили довольно бедно, но я никогда не знал об этом, как и о том, на какие жертвы шли мама и Анна ради нас. Только позже выяснилось, что они пропускали обеды и ужины, чтобы мы, дети, могли поесть. Мама говорила: «Я на диете». Тогда я был совсем маленьким, мне и в голову не приходило, что моей худенькой маме это совсем не нужно.
Иногда отец врывался в дом, чтобы поиздеваться над матерью – главным образом над ее финансовыми трудностями. Я очень хорошо помню стодолларовые купюры, которые он выставлял напоказ, и триумф в его глазах – жестокость человека с очень маленьким сердцем, которому доставляло удовольствие причинять боль другим.
Мама рассталась с ним с непоколебимой верой в то, что Бог позаботится о нас без помощи этого человека. Бог не мог сотворить лучшей матери для нас.
У тети Анны были свои темные времена. Она вышла замуж за дядю Аарона, человека, который был полной противоположностью моему отцу. Но его призвали на службу во Вьетнам. Годы, проведенные в джунглях, и последующее возвращение Аарона к гражданской жизни были их собственным путешествием во мраке, которое они с Анной прошли с той же верой, которая поддерживала и маму.
Разумеется, не обходилось без открытки.
Все началось с того, что Анна – тогда она жила одна и ждала возвращения Аарона – увидела открытку и решила отправить ее маме в канун Нового года. Через два дня после Рождества 1965 года мама получила открытку с надписью «Еще один славный год» и изображением угрюмой бродяжки. Это положило начало традиции, которая стала для них спасательным кругом: две сестры, преодолевая трудности, из года в год посылали друг другу открытку, содержащую всего нескольких слов, но говорящую о многом.
Каждый год мама либо получала открытку сразу после Рождества, либо отправляла ее обратно тете Анне. И всякий раз, когда кто-то из сестер отправлял открытку, они подписывала на обратной стороне год в знак того, что еще один трудный период остался позади. Мама рассказывала нам об этой традиции, но никогда не показывала нам саму открытку. Это было личное дело ее и Анны.
Так что открытка, о которой так много говорили, попала мне на глаза только в ее пятидесятый день рождения, много лет спустя.
– На что ты смотришь? – спросила мама. Я был так поглощен открыткой, что не заметил, как она подошла.
– А, открытка, – кивнула она. – Как мило со стороны Анны, что она ее заламинировала. Эта открытка очень много для меня значит.
Перед тем как заламинировать открытку, Анна в последний раз отметила год и написала, что передает ее маме на хранение как семейную реликвию.
Мы оба изучали выцветшую карточку, погрузившись в раздумья. А потом подняли глаза друг на друга, не в силах вымолвить от волнения ни слова. В другом конце комнаты Анна и Аарон смеялись – счастливые и такие же влюбленные, как в день своего первого знакомства. Там же был мой отчим, Эдвард, хороший человек, который любил маму всем сердцем и организовал для нее этот праздник.