Только я сняла пальто, как меня позвал редактор.
– Можешь подойти на минутку? – спросил он.
Мы направились к кабинету главного редактора, и я сказала:
– Что-то мне это не нравится.
– И не зря, – ответил редактор. – Начались сокращения.
Дальше мы шли молча. У меня в голове крутилось множество мыслей. Я проработала в этой газете двадцать шесть лет – сначала секретарем редакции, затем библиотекарем и наконец выпускающим редактором. Я даже с мужем здесь познакомилась. Но нельзя сказать, что я не ожидала этого дня. Я просто думала, что у меня еще есть в запасе немного времени. Я знала, что газетная индустрия переживает кризис и по всей стране сокращают журналистов. Я также знала, что эта газета ищет способ преобразиться и продолжить служить обществу. И после преображения мне уже не было в ней места.
Какой был смысл жаловаться на жизнь? Лучше было подумать о будущем.
Когда я села в кресло в кабинете главного редактора, она протянула мне письмо и коробку бумажных салфеток. Она объяснила, что компания сократила мою должность из-за финансовых сложностей. Я пыталась понять, что происходит, выхватывая обрывки ее слов: «Джо (редактор) всеми силами пытался спасти твою должность… Ты всегда была на хорошем счету… очень талантлива…»
Вернувшись к своему рабочему столу, я позвонила мужу, собрала вещи и надела пальто. Коллеги обняли меня на прощание, и я в оцепенении в последний раз пошла к выходу. Стоя под снегопадом, я ждала мужа, который должен был меня забрать. Сев в машину, я снова заплакала.
Остаток дня прошел как в тумане. В основном я говорила по телефону с обеспокоенными бывшими коллегами и рыдала. «Ты умная девочка, найдешь что-нибудь другое… Не волнуйся, все будет хорошо… Найдешь работу лучше», – все это я слышала снова и снова, но мне в сердце запала фраза бывшего начальника, который сказал: «Что ни делается, все к лучшему». По неведомой причине в глубине души я начинала понимать, что все это действительно к лучшему.
На следующий день, когда первый шок прошел, я почувствовала, что у меня гора с плеч свалилась. Это было странное, неожиданное чувство свободы и – смею сказать – радости. Вдруг я поняла, что это сокращение действительно к лучшему. Да и какой был смысл жаловаться на жизнь? Лучше было подумать о будущем.
Я решила, что это сигнал к действию: жизнь у меня никто не отнимал. Что с ней делать дальше? Жизнь слишком коротка, чтобы печалиться из-за карьерных неудач. Хотя я прослужила в газете более двадцати лет, работа мне не особенно нравилась. Я выполняла ее автоматически, только ради денег. Теперь мне представился шанс найти дело по душе.
Годы экономии обеспечили мне финансовую подушку, которая позволяла держаться на плаву в трудные времена. Благодаря этому я могла спокойно искать верный для себя карьерный путь. Много лет назад я поняла, что для счастья мне нужно гораздо меньше, чем большинству людей. Я была твердо уверена, что материализм и постоянное стремление «догнать и перегнать Джонсов» совсем не для меня. Зачем жить в долгах и погоне за «вещами»? Мне было достаточно крыши над головой, полного холодильника и удовлетворения нескольких базовых нужд.
Много лет назад я была фрилансером и наслаждалась спокойствием и особенной продуктивностью работы из дома, так что теперь решила к этому вернуться. Находясь в суетливой, шумной, ориентированной на выполнение сроков редакции, я всегда скучала по комфорту работы в домашней обстановке.
Более того, благодаря Интернету, возможностей для фрилансеров было не перечесть. Я могла работать на людей, которых отделяли от меня целые сотни и даже тысячи миль, а отсутствие начальника, вечно поручавшего мне самые скучные и неинтересные задачи, позволяло мне выбирать проекты по вкусу.
Кто-то просто пытался передать сообщение. И нужно было лишь прислушаться.
Вместо того чтобы ежедневно исполнять свои обязанности с девяти утра до пяти вечера, я была вольна устанавливать собственные условия, работать в более приятном темпе и получать больше удовольствия в процессе. Пока гонораров хватало на оплату счетов, мне не было нужды возвращаться к работе на полную ставку. Я могла часть времени посвятить волонтерству, отдыху или просто жизни. Выбор оставался за мной.
Сколько раз я слышала фразу «занимайся любимым делом, и не будешь нуждаться»? В последние годы перед пенсией я могла писать, редактировать тексты, выполнять корректуру, составлять алфавитные указатели для книг или торговать антиквариатом – словом, заниматься тем, чем мне самой хотелось. Не возникало сомнений, что придется упорно трудиться, чтобы встать на ноги, но я была готова на все.
Могла ли я набраться смелости и уволиться, чтобы последовать мечте и наконец работать на себя? Исключено. Сокращение стало сигналом к действию.
Происшествие с печью и случившееся неделей позже сокращение вполне могли сломить меня, но я все поняла верно. Кто-то просто пытался передать сообщение. И мне нужно было лишь прислушаться.
Итальянские уроки
Неизменно в удаче лишь одно – ее изменчивость.
Меня обокрали. Как можно было так попасться?
«Украден кошелек – в нем паспорт и кредитные карты». Пытаясь сдержать слезы гнева, обиды и унижения, я заполняла все необходимые заявления в крошечном полицейском участке, запрятанном в самом углу вокзала Термини – крупнейшего в Риме. Да, нас предупреждали. Сначала Рита – наша учительница итальянского из Индианаполиса, – а затем и все остальные до самого прибытия в Италию десятью днями ранее. Орудуют карманники! Следите за сумками! И я была осторожна. Но и на старуху бывает проруха. Меня обокрали, пока я ждала поезда в аэропорт.
Я чувствовала себя такой глупой! Как можно было так попасться? В отеле нас приняли обратно, но пришлось потратить несколько часов, чтобы заблокировать все кредитные карты, предупредить женщину, которая присматривала за нашим котом, и договориться о двухдневной задержке на работе. Мой муж Джимми, пытаясь меня подбодрить, сказал, что с особыми билетами Delta Airlines мы можем занять свободные места на любом рейсе, но от этого я не перестала считать себя полной идиоткой. Мой стыд не смог заглушить даже прекрасный итальянский ужин.
На следующее утро мы оделись в дорожную одежду и отправились в американское посольство за временным паспортом, надеясь при удачном раскладе успеть в аэропорт.
– Назовите мне какую-нибудь уникальную особенность Индианы, – сказала девушка за стойкой, просматривая мое заявление. – Я обязана об этом спросить, потому что у вас с собой нет свидетельства о рождении.
Что уникального в моем родном штате?
– «500 миль Индианаполиса»? – выдала я.
Девушка нахмурилась:
– Может, какой-нибудь природный парк? Известная гора или пляж?
– По-моему, птица штата – кардинал. А может, и нет, – ответила я, не в силах припомнить ничего полезного.
Я вдруг поняла: вот зачем мы остались в Риме.
Должно быть, она решила, что любой мошенник пришел бы более подготовленным, потому что через десять минут мы уже вышли из посольства с моим новым паспортом.
– Давай останемся, – предложил Джимми, пока мы стояли у светофора. – Сегодня нас никто не ждет.
– Правда? Мы можем остаться?
Я вдруг почувствовала себя игривым ребенком. Депрессия начала отступать.
День был прекрасен. Мы гуляли по городу и осматривали достопримечательности, которые иначе бы упустили. Но время от времени меня все же одолевала неловкость при мысли о том, как я буду рассказывать о своей небрежности друзьям.
На мосту возле древних руин, где когда-то Юлий Цезарь пал от руки Брута, у нас заболели ноги. Мы направились к ближайшей скамейке. В этой поездке мы несколько раз пробегали мимо руин и порой даже замечали кошек, которые грелись на солнце среди сломанных колонн метров на пять ниже туристического мостика. Однако мы никогда не замечали огромного, нарисованного от руки плаката с красной стрелкой, указывавшей на лестницу в конце моста. «Кошачий приют. Добро пожаловать». Мы не смогли устоять.
Спустившись по лестнице, мы оказались в небольшом саду перед аркой, проделанной в контрфорсе моста. В саду на солнце грелось несколько кошек. Пахло кошачьей едой. Признаюсь, кошачьей мочой там тоже пахло, но не слишком сильно. Приняв приглашение, написанное на двери, мы вошли внутрь. По обе стороны прохода стояли клетки, все с открытыми дверцами. На длинном столе были разложены информационные листовки, из которых мы узнали, что приют обслуживает более 600 кошек – часть из них уличные, часть брошенные. Сначала кошек стерилизуют, затем им делают прививки и прицепляют к ушам идентификационные бирки – после этого они вольны гулять сами по себе и возвращаться в приют, когда им нужны прибежище и еда. Мы купили нашей «зооняне» книжку с картинками об одноглазом коте, который когда-то жил в этом приюте. Девушка, продававшая ее, предложила обратиться к Деборе, чтобы та поставила автограф, и сама подозвала писательницу – стройную женщину с длинными спутанными волосами, энергия которой так и выплескивалась через край.
Дебора оказалась американкой – полной жизни, грубоватой и совершенно очаровательной. Шестнадцать лет назад она приехала в Рим погостить и осталась здесь навсегда. Она помогла основать кошачий приют. Она обожает кошек. За год до этого у них было около 1000 кошек, 300 из которых забрали домой.
Приют живет на пожертвования. Городские власти время от времени грозятся его закрыть, потому что у него нет законного права на существование, но пока Дебора со своими единомышленниками умудряется выигрывать каждый спор. Они рассылают письма благотворителям со всего мира, которые, в свою очередь, обрушивают целый ураган посланий на мэра, угрожая представить администрацию в невыгодном свете.