У нашего друга Боба Фауста был рак поджелудочной железы. Он уже шесть месяцев подвергался химиотерапии и был единственным выжившим в экспериментальной программе местного онкологического центра в Хьюстоне, штат Техас.
Но Боб знал… как и мы… что его дни сочтены. Однако когда я и мой муж Арт предложили ему поехать на машине в Мексику, он с энтузиазмом согласился. Его жена Дебби хотела делать все, что хотелось делать ему. Доктора были с ней согласны. Они извлекли из Боба порт для химии, заклеили дырку и пожелали ему счастливого пути.
После Рождества тяжелые тучи неминуемой смерти Боба немного расступились перед оптимистичными обещаниями, которые нес в себе новый год. Тогда-то мы и отправились в путешествие по Мексике.
Смерть ехала с нами – она была все равно что бревно в глазу. Мы были чрезмерно, до неприличия веселы и очень хотели, чтобы поездка запомнилась. Больше всех нам в этом помогал Боб. Когда мы пересекли тропик Рака, я взмолилась, чтобы мы остановились и сфотографировались. Арт ударил по тормозам, Дебби засмеялась, а Боб простонал: «О нет, и здесь рак!» В машине повисла тишина, а потом мы расхохотались.
Мы все увлекались наблюдением за птицами, а на высокогорных равнинах Мексики они встречаются редко и в небольших количествах. Но Арт слышал о кладбище неподалеку от шоссе, где люди видели необычных птиц. Когда мы подъехали к территории кладбища, благоухающей прекрасными цветами, шум и гам с веток деревьев оглушил нас: он был таким громким, что мог бы поднять мертвых из могил. Когда мы вышли из машины, чтобы осмотреться, Боб погрозил кулаком стервятникам, кружащим в ослепительно голубом небе. Он подбоченился, как Скарлетт О’Хара, и крикнул им: «Кыш! Я еще живой!» Боб опять рассмешил нас своей мрачной шуткой.
Мы целыми днями веселились и хохотали, а Боб нас подначивал. Когда мы еще раз попробовали понаблюдать за птицами на обратном пути из Тамасунчале, Арт заметил чье-то разноцветное оперение в апельсиновой роще и свернул на частную дорогу в стороне от шоссе. Мы целых полчаса с восторгом наблюдали в бинокли за крылатыми созданиями. Но в скором времени оказалось, что кто-то наблюдал за нами. Пока мы спешили обратно к нашему джипу, путь нам перерезал черный грузовик.
Оказалось, что в нем был владелец земли и двое его работников. Они хотели знать, с какой целью мы вторглись на их территорию. Арт оправдывался перед суровым землевладельцем, пока те из нас, кто не говорил по-испански, с трепетом ожидали вердикта. Наконец, через пару тревожных секунд, лицо мужчины озарила улыбка, и он добродушно поприветствовал нас на своей земле. Широко раскинув руки, он воскликнул: «Mi huerto es su huerto» («Моя роща – это ваша роща»). Хозяин предложил нам продолжить наблюдение за птицами, а своим людям велел принести нам два ведра naranjas – самых вкусных апельсинов в этой части Валенсии. Мы объелись сочных плодов до отвала, а особенно Боб, который наслаждался каждым кусочком.
Новый год мы встретили в компании местных жителей, вскоре ставших нашими друзьями, потому что Боб находил общий язык с кем угодно. Мы оставались на вечеринке до церемонии поедания винограда – по одной виноградине на каждый удар часов в полночь. После этого праздник продолжился у нас в комнате. Боб купил четыре бутылки дорогого шампанского. Мы старались изо всех сил, но смогли выпить всего две, пока не отключились.
На следующий день мы возвращались домой. Уже на границе мы поняли, что у нас с собой больше двадцати апельсинов, которые по таможенному правилу нельзя провозить. Кроме того, мы так и не допили две бутылки шампанского, несмотря на все наши старания накануне. На бутылках отсутствовала акцизная марка, поэтому их тоже запрещалось провозить.
Арт съехал с шоссе, бросив наше место в длинной очереди на таможню, и мы устроили импровизированное прощание с Мексикой, вновь переживая все события поездки и вспоминая веселье. Мы уютно устроились в машине с включенной печкой, и каждый стал поднимать тост за Боба. Закончив, мы наконец смогли провезти апельсины и шампанское через границу – у себя в животах.
Последний тост Боба был такой: «Когда жизнь дает тебе апельсины, разбавляй шампанское апельсиновым соком!»
И первым последовал этим словам.
Мэрилин Сапата
Лакейская работа
Ах, друг мой, не важно, что у тебя отобрали. Важно, что ты будешь делать с тем, что у тебя осталось.
– Я звоню сказать, что вас берут на должность технического редактора, – сказала мне менеджер из отдела по работе с персоналом. – Годовой оклад составляет 26 000 долларов. Правда, поскольку позиция на полставки, то вы будете получать только половину суммы.
Я не могла поверить своим ушам. Обычно на такой должности платят от 26 000 до 60 000 долларов. С моей степенью доктора наук я рассчитывала, что зарплата будет ближе ко второй сумме.
– А почему так мало? – спросила я. Не лучшая стратегия переговоров, конечно, но я была возмущена.
– Руководство не обсуждает зарплату с сотрудниками, – безапелляционно ответила менеджер.
– Но я больше получаю на временной работе! – протестовала я.
Защитив докторскую по лингвистике, я переехала в Боулдер, Колорадо, потому что хотела уйти из академической сферы. Мне не нравилось быть профессором. Я хотела жить в красивом интересном городе и работать редактором. Вакансии редактора попадаются нечасто, поэтому последний год я временно работала секретарем, пока не подвернется нужная должность.
– Мне этих денег даже на жизнь не хватит.
– Позиция включает в себя оплачиваемый отпуск и бонусы, – напомнила мне менеджер.
На моей временной работе ничего подобного не предлагалось. А эта должность была в исследовательском институте – именно то, о чем я мечтала. Если бы мне предложили зарплату выше, я бы с радостью согласилась. Но это-то что?! Да у меня только аренда квартиры стоит 500 долларов в месяц. А надо еще оплачивать студенческие долги, коммунальные услуги, автомобильную страховку. И еще на что-то питаться.
– Мне нужно подумать, – ответила я менеджеру.
На раздумья она дала мне три дня.
Затем последовала череда хаотичных телефонных разговоров с друзьями и родственниками. Мне нужен был совет.
– Если это работа на полставки, может, ты сможешь работать еще на полставки там же, где и сейчас? – спросила меня сестра.
Но мне бы этого не хотелось. Я очень устала от работы секретарем. Однако выбора не было. Я отправилась к своей начальнице и рассказала о ситуации.
– Не могли бы вы перевести меня на полставки?
– Ну конечно! Нам очень не хочется вас терять, – ответила Диана.
На самом деле она сказала так из жалости. Они как раз недавно наняли секретаря на постоянную должность, и я по большому счету им больше была не нужна. Мне часто приходилось делать совсем уж низкоквалифицированную работу, вроде уничтожения документов в шредере. Но, как я уже говорила, питаться на что-то было нужно.
Я перезвонила менеджеру и сказала, что согласна на должность. Весь первый день на новой работе я пребывала в скверном настроении. Мой новый начальник, Вэл, был дружелюбен, но я не могла перестать думать: «Этот человек считает, что я стою всего лишь 26 000 – даже нет, всего 13 000 долларов! – в год».
Первым делом нам надо было составить мое расписание. Вэл хотел, чтобы я работала в середине дня, например, с десяти до трех.
– Так не получится, – оскорбленно ответила я. – Я продолжаю работать на старой работе, поэтому смогу находиться здесь либо в первой половине дня, либо во второй.
– О, я не знал, что вы еще где-то будете работать, – ответил Вэл.
– У меня нет выбора, на одну вашу зарплату я не проживу.
– Ах, ну да, что ж… – его голос затих.
Мне понравился мой новый офис с видом на горы, но я обратила внимание, что на двери кабинета было написано только мое имя, без ученой степени. Еще я заметила, что у некоторых инженеров в лаборатории на табличках с именами было подписано «доктор». Я поинтересовалась об этом у секретаря.
– Кое-кто из технического персонала оскорбляется, когда другие называют себя докторами, поэтому мы решили, что вам лучше не указывать степень.
Меня словно молнией ударило. То есть моя степень помогла мне сюда устроиться, но теперь мне надо притворяться, что у меня ее нет? В академической сфере я всегда звалась доктором, но я же сама хотела перестать в ней работать. Видимо, в «реальном мире» правила были другими.
Даже несмотря на отсутствие степени на табличке, я заметила, что многие инженеры относятся ко мне недоброжелательно. Первым моим заданием было составить (очень запоздалый) ежегодный отчет. Я была в ужасе, насколько грубо со мной обходились менеджеры проектов, к которым я обращалась за необходимой информацией.
Итак, мне мало платили, моя ученая степень была постыдным секретом, меня все ненавидели, и мне приходилось работать на двух работах. Напомните, зачем я на все это согласилась? «Ах да, отпуск», – сказала я сама себе. И медицинская страховка. А если я потерплю, возможно, что-то изменится.
Я чувствовала, что у этой работы есть потенциал, если я смогу исправить в ней все, что мне не нравилось.
Где-то через месяц директор института ушел на пенсию. После этого одна из коллег пригласила меня к себе в кабинет на разговор. Джули объяснила, что именно директор устанавливал мою зарплату, а вовсе не мой непосредственный начальник Вэл.
– На эту должность претендовали и другие квалифицированные кандидаты, поэтому он занизил ставку. Не обижайся на Вэла. Он ничего не мог с этим сделать.
Я поверила и стала лучше относиться к своему начальнику.
Позже до меня дошел слух, что прошлый технический редактор плохо ладил с инженерами. Поэтому я решила наладить с ними отношения, всеми силами демонстрируя, что ценю и уважаю их работу. Потихоньку отношение ко мне стало лучше.