Возвращение сына прошло не без проблем: один раз он сорвался и снова стал принимать таблетки, но был решительно настроен победить зависимость раз и навсегда. Со второй попытки Трэвис все-таки смог пересилить пагубную привычку и с тех пор никогда больше к таблеткам не возвращался.
Тэмми Рагглз
Правда, исцелившая меня
Ищи истину и отыщешь путь.
«Просто прекрасно! – раздраженно пробормотала я себе под нос, перекатываясь на бок, чтобы встать с постели. – Неужели мне мало всего остального? Опять эта дурацкая боль в лопатке, еще не хватало».
Я знала, в чем была причина. Среди ночи у меня сместилось ребро. Помню, как наполовину очнулась от нервного сна, когда это произошло. Я даже подумала: «Вот напасть! Это хорошее смещение или плохое? Кость сдвинулась или, наоборот, встала на место? Наверное, с утра будет понятно».
Оказалось, что это было плохое смещение. К утру боль стала невыносимой. Мне казалось, что кто-то всадил мне в лопатку ледоруб, пока я спала.
Это происходило уже в третий раз за два года. Обычно такое случалось, когда я испытывала очень сильный стресс.
Стресс и боль в спине неразрывно связаны. Стресс вызывает напряжение мышц, а напряженные мышцы смещают кости.
Последние несколько месяцев мы с братьями спорили о том, как ухаживать за пожилой матерью. Мама, которой уже перевалило за восемьдесят, начала испытывать приступы паники по ночам. Еще она стала плохо держать равновесие и утратила способность выполнять сложные задачи, например, готовить еду.
Если итальянка не может готовить, сразу ясно – дело плохо.
Когда мама только начала болеть, братья взяли на себя всю заботу о ней. Они отпрашивались с работы, чтобы возить ее к врачам, приводили в порядок ее дом и двор, оплачивали счета. Только братья могли помочь маме, потому что жили с ней в одном городе.
А я жила в 2000 километров от них и совсем не могла помогать за исключением нескольких недель в году, когда мама навещала меня или я приезжала к ней.
Испытывала ли я чувство вины? Еще какое. Я была «плохой итальянской дочерью». По крайней мере, на месте братьев я бы называла себя именно так. Они ничего не говорили мне в лицо, но я-то знала, что они думают: «Она свалила на нас всю работу». Постепенно у нас с братьями испортились отношения. И хотя никто ничего вслух не говорил, я решила, что причина в том, что я почти не участвовала в жизни мамы.
Никто из нас не знал, как именно ей помочь, поэтому мы просто винили друг друга и ссорились. Это можно понять. Мы трое были вожаками собственных стай. У каждого из нас был свой бизнес, и мы привыкли быть главными. Но видя, как мама дряхлеет, мы все чувствовали себя бессильными это остановить, что вылилось в тревогу, уязвимость и раздражительность.
Наверное, мне стоит говорить только за себя, но я предполагаю, что братья испытывали то же самое.
И вот ребро сместилось в самый разгар семейного конфликта.
В глубине души я понимала, что боль и проблемы со здоровьем вызваны эмоциональными причинами. В своей медицинской практике по управлению болью я постоянно диагностирую подобные реакции на стресс.
Однако я также знала, что для решения проблем с ребром мне понадобится физиотерапия. Поэтому я попросила в регистратуре отменить всех пациентов и записалась к своей подруге-физиотерапевту Холли.
Как только она вошла в смотровую и спросила, что со мной случилось, я начала практически бесконтрольно рыдать. Как будто внутри меня прорвало дамбу. «Мы с братьями ссоримся из-за того, что происходит с мамой, и я не знаю, как решить эту проблему».
Я все плакала, плакала, плакала – если честно, это было больше похоже на вой. И одновременно я чувствовала, как в больном месте у лопатки начинает происходить что-то странное. Холли еще даже ко мне не притронулась, но ощущение было таким, будто кто-то схватил тот узел и начал сильно сжимать.
Давление усиливалось, пока я не почувствовала, что тугой комок в мышце на спине вот-вот взорвется.
Когда боль достигла пика, внутренний голос четко и ясно сказал: «Ты не виновата».
И тут до меня дошло. На подсознательном уровне я корила себя за эту ситуацию с мамой и братьями. Мне казалось, что я могла стать причиной ухудшения маминого состояния – или как будто могла предотвратить это, оставшись в городе своего детства вместо того, чтобы переехать.
Конечно же, эта мысль была нерациональной, но я в нее верила – как минимум на эмоциональном уровне. Это лишь доказывает, что между сердцем и головой не всегда есть связь.
Я также поняла, что где-то глубоко верила в еще одну ложь. Я считала, что должна быть способной «исправить» мамино положение (я же врач) и сделать маму счастливой (я же ее единственная дочь), несмотря на то что она утрачивала свою независимость. Таким образом получалось, что ей стало хуже по моему недосмотру, а ее недовольство ситуацией было моей виной.
На самом деле я не могла исправить ни одну из маминых проблем, даже если бы жила от нее в двух шагах. Мамино состояние было естественной частью старения, и я нисколько не могла контролировать, счастлива ли она, а значит, не могла быть в этом виновата и не могла ничего исправить.
Другими словами, в глубине души я поверила в ложь. Я также взвалила себе на плечи чужую ношу – и поэтому у меня разболелась лопатка.
Как только Господь указал мне на ложь, в которую я верила, я сразу поняла, насколько она была нерациональной. И практически сразу эмоциональная хватка ослабла, и я ощутила умиротворение.
Правда по-настоящему освободила меня. Я почувствовала не только эмоциональную, но и физическую свободу.
Еще до того, как Холли занялась моей проблемой, боль в лопатке существенно ослабла. Мне стало намного легче, и все потому, что я отпустила проблемы, в которых а) не было моей вины и которые б) не поддавались моему контролю.
А совсем скоро боль в лопатке прошла навсегда. Оказывается, конфликты и трудности могут быть полезными. Нужно только видеть в них возможности. В конфликтах можно очень многое о себе узнать и встать на путь исцеления как отношений с другими людьми, так и собственного физического состояния.
Доктор Рита Хэнкок
Честный разговор
У Марши Дейл нашли двусторонний рак груди в 2001 году. По ходу очень тяжелого лечения, которое включало в себя удаление двух опухолей, химиотерапию, лучевую терапию и последующие годы страха перед рецидивом, Марша с мужем Марком Сильвером обсуждали каждую стадию этого испытания.
А может быть, и нет. Оказывается, о многом они никогда не говорили. Теперь они попробовали открыто взглянуть на то, что когда-то было самой популярной темой у них в доме.
Марк: Что ты почувствовала, когда радиолог сказал: «По-моему, у вас рак»?
Марша: Абсолютную панику. Неверие.
Марк: Я не помню, что подумал.
Марша: Ты подумал: «Не верится, что это происходит со мной».
Марк: Наверное, ты права.
Марша: На твоем месте я подумала бы: «Что я буду делать без тебя?»
Марк: Я так глубоко все это отрицал, что даже не хотел думать ни о чем подобном.
Марша: И ты не пришел домой, когда я позвонила. Ты остался на работе. О чем ты думал в тот бесконечный день?
Марк: Я притворился, что ничего не произошло.
Марша: Ты правда выбросил это из головы?
Марк: Правда.
Марша: Теперь я тебя ненавижу!
Марк: Я боялся идти домой, потому что не знал, что делать.
Марша: Ты настоящий эгоист.
Марк: Мне очень стыдно. Теперь я бы так не поступил.
Марша: Все выходные прошли ужасно.
Марк: Я отвел тебя на книжный фестиваль, чтобы отвлечь. Наверное, это была плохая идея.
Марша: Да, я думала: «Он считает, что помогает, но это не так».
Марк: Что я мог сделать?
Марша: Утешить меня, сказать, что мы вместе со всем справимся. Это помогло бы. Но я бы все равно страдала, что бы ты ни сделал.
Марк: Я так мучился оттого, что я не мог тебя развеселить.
Марша: Но ты решил: «Лучше я попробую ее отвлечь». Типично мужской поступок.
Марк: Да, я совершенно не умею подбадривать. Когда один хирург посоветовал двойную мастэктомию, я сказал: «Я не против. Я тебя буду любить и без груди!» Я думал, что тебе станет лучше от этих слов.
Марша: А я ответила: «А что бы ты сказал, если бы тебе отрезали пенис?» Тебя расстроили эти слова?
Марк: Ну, я постарался не принимать это близко к сердцу. Меня поразило, как глубоко это тебя задело. Парню трудно это понять.
Марша: Когда все стало слишком реально и я представила, что буду без груди, я очень испугалась.
Марк: Даже если сделать реконструкцию?
Марша: Я знала, что восстановленная грудь не будет приносить сексуального удовольствия. Это была инстинктивная реакция.
Марк: Через неделю после твоей первой химиотерапии мы пошли в магазин париков. У тебя стали выпадать волосы, и ты иногда плакала. Я предложил тебе примерить смешной парик. Это было очень глупо?
Марша: Обычно я просила тебя перестать. Но тогда подумала – почему бы и нет? И мы посмеялись. Я два месяца так не смеялась. Я по-настоящему страшилась того дня, но когда мы посмеялись над теми париками, мне удалось расслабиться.
Марк: В те первые недели ты вообще думала о сексе? Типа, никакого секса следующие девять месяцев?
Марша: Что я не буду заниматься сексом, потому что я буду лысая и некрасивая и никто этого не захочет?
Марк: Но мы занимались.
Марша: Да.
Марк: Ты переживала, что я увижу тебя без парика. Но я все время видел тебя такой.
Марша: Но не в романтической обстановке.
Марк: У тебя очень красивая голова. Элегантная и гладкая, как у инопланетянина!
Марша: Ты когда-нибудь думал, что я могу умереть?
Марк: Когда доктора посчитали, что нашли лимфому, я решил: «Вот и все. Рак нас уничтожит». Но я не рассказал тебе, как мне страшно. Я плакал в машине и не рассказывал.