– Это что за дыра? – спросила Эми, когда мы подошли к приюту.
Темное здание, окруженное забором из колючей проволоки, было похоже на дом из фильма ужасов. Маленькая вывеска на высокой калитке была покрыта толстым слоем пыли и висела на последнем гвоздике.
– Они должны быть открыты, – сказала я, пожимая плечами.
Правда, про себя я подумала, что мы ошиблись адресом. У этого здания было всего одно крошечное окошко и вокруг – ни травинки. Пару минут спустя оттуда вышел мужчина в красной фланелевой рубашке и синем джинсовом комбинезоне, в его губах была крепко зажата сигарета.
– Чего вам?
– Мы волонтеры, хотели побыть с животными… – запинаясь, заговорила я, изо всех сил стараясь не убежать обратно к своей машине и не уехать отсюда побыстрее.
– Заходите, – пробормотал он и пошел обратно к двери.
В первый день волонтерства мы оказались в комнате с кошками. Она была крошечной и от пола до потолка заставлена клетками. В них сидели кошки всех возрастов, размеров и цветов. Почти все миски с едой и водой были пустыми, в некоторых были даже кучки пыли. Многие из кошек болели, и все они очень хотели внимания. Им было одиноко и страшно. Я их прекрасно понимала, и мое сердце за них болело. Мы с Эми пробыли в приюте до закрытия.
Мы стали ходить туда каждое воскресенье. Гуляли с собаками, ставили еду и воду в каждую клетку, выпускали кошек по очереди, чтобы они могли размяться и побыть на солнце, которое просвечивало через крошечное окно в соседней комнате. Мы приносили им угощение и игрушки. На следующий год мы организовали волонтерский день, и много студентов из нашего колледжа пришли выгулять собак и провести время с сиротливыми зверьками. Я больше не чувствовала себя одинокой и не сидела без дела у себя в комнате, а заботилась о тех, кто в этом нуждался. Я наконец-то стала жить и открыла в себе тягу к помощи существам, которые отчаянно в ней нуждались.
Приют для животных менял мою жизнь так же, как мы меняли жизни тех, кому помогали. Животных стали забирать все чаще, качество ухода возросло, количество усыплений сокращалось, и люди постоянно записывались в волонтеры. Я была на седьмом небе от счастья! Так я поняла, что даже один человек способен добиться огромных перемен. Каждый из нас способен творить чудеса. Для этого нужны три вещи: усилие, настойчивость и позитивный настрой. С этими тремя качествами каждый человек способен изменить мир.
А через пару лет мы с Эми Битти основали Advocates 4 Animals – благотворительную организацию по защите животных, которая помогает спасать животных в приютах. Я превратила свои страхи и одиночество в инструмент позитива и перемен. Научилась выходить из зоны комфорта, которая раньше была моим домом. Но самое главное, я научилась использовать то, что было в моем распоряжении, чтобы создавать вещи, которых миру отчаянно не хватало. Из своего желания познавать мир я создала приют, где не убивают животных, и группу, занимающуюся реабилитацией и пристраиванием собак и кошек. Мы ежегодно спасаем тысячи бездомных животных. Так чувство потерянности и одиночества привело меня к невероятным чудесам и помогло тысячам потерянных и одиноких зверьков.
Стейси Ритц
Сила танца
Танцевать – это как мечтать телом!
Моя мама была наркозависимой. Ее лишили родительских прав. Отец, как и отцы многих знакомых ребят, большую часть моего детства провел за решеткой. Поэтому меня с рождения воспитывала одна бабушка. Я вырос в Восточном Гарлеме. Наркотики, банды, насилие – это было опасное место для ребенка, особенно для маленького. Но я был сильным, шустрым и целеустремленным, поэтому достаточно рано научился быть жестким и дерзким. Ведь от этого зависело, выживу я в этом мире или нет.
Единственным местом покоя для меня была церковь. Мне очень нравилась церковная музыка. Моя кузина Джорни пела в церковном хоре, и, глядя на нее, я чувствовал, как внутри меня расцветает нечто прекрасное.
Но потом я возвращался на улицы Гарлема, где все время с кем-нибудь конфликтовал и дрался. В школе я тоже был проблемным учеником: я был умен, но учителя не могли со мной совладать. Да я и сам им в этом не помогал. У меня не было будущего, я ни к чему не стремился. Я притворялся, что мне плевать. В какой-то момент директору школы надоело делать мне выговоры. И после одного события мы с ней заключили соглашение.
Как-то мы с классом поехали на выступление Танцевального театра Гарлема. Танцоры на сцене казались мне супергероями, и их выступление пробирало до костей. Мне очень хотелось быть таким же. Я тоже хотел танцевать. И мы с директором договорились: я пообещал перестать драться, начать вести себя прилично и подтянуть оценки, а она свяжется с танцевальной школой, чтобы они посмотрели меня.
В том же году я получил стипендию в Школе Танцевального театра Гарлема. Танец стал моим убежищем, моей тайной. Когда я танцевал, мне не нужно было доказывать другим, какой я жесткий и дерзкий.
Я стал собранным и дисциплинированным, и школьные учителя это замечали. И преподаватели в танцевальной школе отмечали мои успехи. Я хорошо запоминал хореографические комбинации и умел очень высоко прыгать. Наверное, более сильным и ловким, чем многие другие молодые танцоры, меня сделали годы, проведенные на улице.
После Театра Гарлема я занимался также в Восточной академии балета, Бостонской балетной школе и в центре Jacob’s Pillow. А после окончания школы я подписал свой первый профессиональный контракт с Танцевальным театром Гарлема и сразу же вместе с труппой поехал на гастроли в честь сорокалетия коллектива.
Миссией нашего турне было познакомить с балетом людей, которые раньше его никогда не видели. Мы несли надежду подросткам из неблагополучных районов, и я считал своей обязанностью выступать перед ними. Мне хотелось вдохновить кого-нибудь – хотя бы одного ребенка – так же, как когда-то вдохновили меня. Я чувствовал себя частью чего-то большего. У меня появилось предназначение.
В Театре Гарлема меня напутствовал мой герой – легендарный Артур Митчелл. Он говорил, что моя судьба и миссия – служить искусству. А для меня это значило нести добро людям.
Сейчас я уже третий сезон работаю в Балете Лос-Анджелеса. Для меня большая честь выступать с сольными партиями в «Щелкунчике» и «Лебедином озере». Кроме того, я с гордостью работаю с детьми и подростками из неблагополучных и бедных семей в Южной Калифорнии. Есть такая общественная программа – «Сила танца», которая предоставляет сотням детей бесплатный доступ на спектакли.
Иногда бывает, что я поврежу колено или потяну лодыжку (что поделаешь – издержки производства), и тогда я мог бы отменить выступление. Но потом я думаю о тех детях с улиц, которые придут на представление, и чувствую, что обязан выйти на сцену. Я хочу, чтобы во мне они видели себя в будущем и свою возможность тоже оказаться на сцене.
Гаснет свет, поднимается занавес, и, пока я танцую, где-то там, в темноте зала, сидит тот, кому нужен мой пример. И я буду безмерно счастлив, если через какое-то время на сцену выйдет человек, который скажет: однажды в детстве я увидел, как на сцене танцует Кристофер Чарлз Макдэниел, и тоже захотел танцевать. И вот теперь я – артист балета, и моя миссия – дарить красоту и вдохновлять других людей на то, что любые мечты, если очень-очень захотеть – обязательно сбываются. Надо только верить в себя и идти вперед!
Кристофер Чарлз Макдэниел
Самая ценная работа в моей жизни
Когда мир говорит: «Сдайся», надежда шепчет: «Попробуй еще раз».
За девять лет компания, в которой я работал инженером, прошла через болезненный процесс сокращений, недобровольных отправок на пенсию, реструктуризаций и других модных корпоративных слов. Я каким-то образом держался на месте, но многие из тех, кого «ушли», были моими друзьями. Каждый раз, когда кто-то исчезал из моего отдела, я тихо горевал. Радовался, что уволили не меня, но чувствовал себя виноватым. Почему они, а не я?
Почему мне везет?
Когда руководство продало треть компании, пришло время сокращать наш инженерный отдел. Большинству сотрудников сказали, что они под угрозой, и предложили либо раннее пособие по выходу на пенсию, либо увольнение. Я такого предупреждения не получил и подумал, что меня это не коснется. Кроме того, мне только исполнилось пятьдесят, и на пенсию я еще не собирался.
Но затем наступил роковой день. К обеду по сарафанному радио расползлись слухи о том, кого выгонят из нашего отдела. До обеда успели переговорить со всеми, кроме одного сотрудника. Когда я вернулся за свой стол после перерыва, меня дожидалось голосовое сообщение от начальника: «Том, перезвони сразу, как вернешься».
Вскоре я оказался у него в кабинете.
– Ну и денек сегодня! – воскликнул начальник, глядя на свой стол. – К сожалению, я вынужден сообщить, что твою должность сократили.
Он коротко и холодно пожал мне руку и выставил из кабинета, пробормотав что-то вроде: «Удачи, Том».
Я в шоке вернулся к себе. Потом позвонил жене, чтобы сообщить ей нерадостные новости. Лора попыталась меня утешить. Но, как ни странно, я был рад свободе и перспективе попробовать что-то новое.
Вся тяжесть моего положения обнаружилась, когда я начал искать новую работу. Я прослужил инженером тридцать два года и больше ничего не умел. Четыре месяца поисков привели меня в компанию, от должности инженера в которой я отказался полгода назад.
На новом месте мне было некомфортно. Я чувствовал себя свежеиспеченным выпускником колледжа, который ненавидит ходить на работу. Спустя месяц я поговорил с начальником:
– Каждое утро я себя спрашиваю: делаю ли я то, что хочу делать? Иду ли я туда, куда хочу идти? Становлюсь ли я тем, кем хочу стать? И знаете что? Нет! Я хочу уволиться!
– Раз тебе так тяжело, позволь предложить тебе другой вариант в нашем филиале, это недалеко отсюда. Надеюсь, там тебе понравится, Том.