Я стояла у дверей кабинета профессора Миллс, уставившись на черные крапинки на полу и размышляя о своей итоговой оценке.
После трех лет специализации в английском языке я наконец набралась храбрости, чтобы выбрать свой первый курс творческого письма. Слова давно и тайно были моими лучшими друзьями, и, хотя я никому об этом не говорила, мне хотелось когда-нибудь сделать с их помощью карьеру. И наверняка, думала я, моя сегодняшняя оценка станет индикатором будущих успехов.
Дверь скрипнула, открываясь, и профессор Миллс пригласила меня в кабинет. Она вытащила мое сочинение из папки, лежавшей на столе, и сунула мне в руки. На меня уставилась здоровенная красная «тройка». Я опустила глаза. Моим первым побуждением было бросить листки и убежать.
Но профессору Миллс этого было мало. Она подняла брови и с почти незаметной змеиной улыбочкой проговорила:
– Боюсь, вам никогда не стать публикуемым писателем.
Мои щеки вспыхнули. Я кое-как сумела пробормотать «до свидания», развернуться и нащупать дверную ручку. Всю дорогу до конца коридора эти слова подскакивали и метались у меня в голове. Всю дорогу до дома я гадала, правдивы ли они.
Когда я рухнула на постель, наконец пришли слезы. Я-то думала стать известным писателем, а меня даже никогда не опубликуют! Вот так, в возрасте двадцати двух лет, распростершись на своем персиковом одеяле, я отказалась от мечты сделать карьеру в литературе.
Жизнь продолжалась. Я получила другую профессию и начала преподавать в начальной школе. Вышла замуж, родила детей, но никогда полностью не отказывалась от слов. Я продолжала много читать, но мои литературные опыты ограничивались в основном редкими заметками, нацарапанными в самодельном дневнике.
Что-то изменилось вскоре после моего тридцать девятого дня рождения. Возможно, я наконец осознала пустоту, возникшую в моей жизни из-за того, что я игнорировала свою потребность писать. Может быть, это было как-то связано с приближавшимся юбилеем и осознанием, что мое время не бесконечно.
Я преисполнилась решимости посрамить слова профессора Миллс, которые слишком долго правили моей жизнью. Пришла пора заново познакомиться со своей мечтой.
Я стала писать – дома, после того как дети уходили на занятия в школу; в машине на парковке; посреди ночи, когда у меня случалась бессонница. Я часами просиживала в библиотеке и книжном магазине, читая и просматривая журналы и списки издательств.
Поначалу я писала все подряд – короткие рассказы, сказки, стихи для поздравительных открыток и даже кулинарные рецепты, и отсылала их в журналы и газеты. Когда приходили отказы, слова профессора Миллс снова назойливо жужжали у меня в голове. Но я не сдавалась.
И вот почти год спустя наконец чудо свершилось! Один из журналов опубликовал мой рецепт печенья с арахисовым маслом, которым в свое время поделилась со мной мама. Журнал заплатил мне десять долларов, но эти деньги казались мне чистым золотом. Я стала публикуемым автором!
Я продолжала рассылать свои работы – в тот год их было 118; но получила 89 отказов. Каждый из этих отказов ныл и саднил, как заново вскрывшаяся старая рана. Я напоминала себе, что не каждый отказ бывает непосредственно связан с качеством письма. И сосредоточивалась не на отказах, а на 29 принятых работах.
В следующем году я записалась на первый в своей жизни семинар для начинающих писателей. Сомнения начали одолевать меня где-то на двухсотмильном пути к отелю, где он проходил.
«Что, если это всего лишь глупая мечта?» – гадала я.
Но на следующее утро я поглубже вдохнула и вошла в конференц-зал с ноутбуком под мышкой. За мной по пятам незримо следовала профессор Миллс. «Вам никогда не стать публикуемым писателем!» – гремел ее голос в моих ушах.
Я игнорировала ее, записывая все полезные сведения о писательском ремесле, какие услышала за эти выходные. Вернулась домой после семинара, вдохновленная и готовая трудиться еще усерднее.
«Вы тратите так много сил на столь скромный результат и называете это призванием?»
Вскоре я прошла онлайн-курс творческого письма и за время учебы познакомилась с несколькими начинающими писателями. Мы начали переписываться, делиться своими историями частых неудач и редких побед, которые были очень похожи между собой. И я усвоила писательскую мантру: никогда не сдавайся. Это общение приносило мне утешение.
Так я продолжала писать и предлагать на рассмотрение свои работы. Отказы и публикации чередовались, почти никогда не сравнивая счет.
Через некоторое время я записалась на следующий семинар, где наши работы должны были критиковать профессиональные редакторы. И я поймала себя на том, что стою у дверей конференц-зала, глядя теперь уже на бурые крапинки на гостиничном ковре. Будто я снова студентка, ожидающая вердикта.
Усевшись напротив редактора, я сцепила руки, чтобы унять дрожь. Она вынула из папки мою рукопись и посмотрела на меня. Я затаила дыхание. Но вместо язвительной усмешки она доброжелательно улыбнулась:
– Чудесный лирический стиль!
Я улыбнулась в ответ и снова смогла дышать. Я слушала и кивала, пока она высказывала конструктивные замечания и давала советы о том, как улучшить мою работу. В конце я поблагодарила ее и вышла.
Всю дорогу до конца коридора ее слова танцевали в моей душе. Всю дорогу до дома я говорила себе, что это правда.
Ранним утром два года спустя я была еще в пижаме, когда зазвонил телефон.
– Ваша рукопись выиграла грант, – сказал мне женский голос. – Пятьсот долларов.
– Вы уверены? – переспросила я. Должно быть, это сон…
К этому времени я сосредоточилась на сочинении книг для детей, и национальная премия от фонда детской литературы была одновременно и потрясением, и честью для меня. Я вложила эти деньги в продолжение своего литературного образования и осмелилась думать, что моя мечта стать известным писателем гораздо ближе, еще чуть-чуть – и ее можно будет потрогать кончиками пальцев.
Но ночь темнее всего перед рассветом. Три рукописи моих книг отправились в разные редакции – и все три были поочередно отвергнуты. Вскоре после этого я подписала договор с литературным агентом, но впоследствии рассталась с ним, когда осознала, что мы не подходим друг другу. По настоянию нового агента я целиком переделала свой детский роман – но и новая версия ему не понравилась. Отказ за отказом сыпались в мой ящик входящих.
Я снова слышала голос профессора Миллс, и с каждой новой трудностью он звучал все громче. Не спасало даже то, что она уже ошиблась, – ведь я все же стала публикуемым автором. Теперь в моей голове ее посыл приобрел продолжение: «Вы тратите так много сил на столь скромный результат и по-прежнему считаете, что это ваше призвание?»
Я решила бороться с этим голосом, с этими словами, которые лишали меня силы и уверенности. И я начала искать положительные отзывы о своих работах – отзывы учителей, знакомых, редакторов и агентов.
«Ваш язык оригинальный и интересный».
«Вы талантливый писатель».
«Ваши сюжеты увлекают».
Я составила из них список и повесила его над своим столом. Каждый раз, найдя очередное подбадривающее или поддерживающее слово, я добавляла его к уже имеющимся. Эффект был значимым и продуктивным: вдохновение вернулось, и я села писать.
В конечном итоге я перестала считать полученные отказы – они приходят до сих пор. Со временем я даже перестала слышать ядовитые слова профессора Миллс. Вместо них я сосредоточиваю внимание на той двадцатидвухлетней девушке, у которой была мечта стать известным писателем. Я сосредоточиваюсь на том, какой эффект имеют мои слова. Чему они учат, на что вдохновляют моих читателей. Каждый день я сажусь за стол, читаю свой позитивный список и начинаю писать.
Закон и порядок
Дискриминация есть дискриминация, даже когда кто-то утверждает, что это традиция.
Закончив нездоровые и неблагополучные отношения, я поняла, что, кроме них, в моей жизни не было ничего интересного или значимого. Чтобы хоть с чего-то начать, я подала документы в вечерний колледж и попросила босса отправлять меня на все бесплатные курсы и тренинги, которые предлагала наша компания сотрудникам.
Осознав, что при желании могу успешно учиться, я начала лучше относиться к себе. Но я по-прежнему не знала, какой профессиональный путь мне выбрать. Поэтому я решила участвовать в любых конкурсах на рабочие места, если работа казалась мне особенной, интересной и трудной, и получила приглашение в том числе из департамента полиции Филадельфии.
Письменный экзамен проводили в здании средней школы, и я дала 95 процентов правильных ответов. Во время собеседования успешно прошла тест на детекторе лжи и психологический тест в полицейской академии. Мне оставалось только пройти медкомиссию. Когда я встретилась с врачом, он велел мне выпрямиться, чтобы измерить мой рост. Затем замешкался и сказал:
– О, давайте-ка повторим еще раз!
Снова измерил мой рост и заявил:
– Вы недотягиваете четверть дюйма.
Я не поняла и переспросила:
– Не дотягиваю до чего?
Я и не знала, что существуют какие-то требования в отношении роста. Месяц спустя я получила письмо, в котором мне сообщили, что я не получила эту работу.
Расстроенная и разочарованная, я вернулась на свою должность помощника супервайзера в банке. Три года спустя мне на работу позвонила женщина и сказала, что она из федерального правительства. Она спросила, действительно ли я – Кэтлин Моррис, и попросила назвать мой номер социального страхования.
– Я не даю свой номер социального страхования по телефону, – ответила я.
– Можете ли вы сказать «да» или «нет», если я назову его сама? – тут же спросила она и продиктовала мой номер абсолютно верно. – Я из федерального правительства, – повторила моя собеседница.