Иногда я сходила с пути, думая, что успех определяется количеством денег, которых всегда было мало. Потом осознала, что истинный успех – это хорошо относиться к себе и заниматься тем, что приносит радость. Успех – это истинные сердечные связи с прекрасными людьми, которые ходят по этой планете вместе со мной. С людьми, которые идут собственной дорогой боли сквозь опустошающие смерти, разводы, потерю здоровья или ощущения своего «я» и полны решимости найти новый путь.
Я чувствовала себя и великой счастливицей, и эпической неудачницей – иногда в один и тот же день. Поняла, что такова извилистая дорога жизни, и научилась катить по ней с большей легкостью.
Прошло уже десять лет, а я до сих пор над этим работаю. Сбиваясь с пути, я делаю шаг назад и смотрю сквозь призму благодарности, чтобы разглядеть в тумане истинный успех. Каждый шажок (например, выйти из дома и набраться храбрости встретиться с миром лицом к лицу, не переставая скорбеть) – воистину большая победа.
Я благодарна за каждый вздох.
И каждую улыбку.
И каждое объятие.
И каждую душу.
Я сделала свой выбор. Я стою сегодня перед вами как доказательство того, что жизнь может стать лучше. Уже стала.
Мистер 99,89%
Я хотела быть независимой женщиной – той, которая может оплачивать счета, той, которая может управлять собственной жизнью, – и я стала этой женщиной.
Вот оно, черным по белому: «Вероятность отцовства составляет 99,89 %». Мужчина, за которым я была замужем и с которым когда-то собиралась разделить будущее, доказанно был отцом моего сына. Держа в руке этот единственный листок бумаги, я чувствовала, как меня снедают жажда мести и гнев, но в первую очередь – глубокое чувство скорби по обманутой мечте.
Когда я получила от мужа письмо, в котором он информировал меня, что «остается в Соединенном Королевстве», моему сыну Кристиану только-только исполнилось девять месяцев, и отец с момента рождения виделся с ним в общей сложности недели четыре. В сущности, он был для малыша посторонним, и Кристиан не ощутил бы потери. С другой стороны, эта новость сшибла меня с ног и перевернула мой мир вверх тормашками. Это был не столько эмоциональный удар – я всегда хорошо умела отделять практические стороны жизни от чувств. Скорее, дело было в осознании того факта, что все мои ожидания, связанные с нашей жизнью как дружной семьи, все многочисленные жертвы, которые я принесла в профессиональном и личном плане за последние десять лет, были разбиты вдребезги двумя короткими предложениями на моем двенадцатидюймовом мониторе.
Мы с мужем познакомились, когда я жила в Лондоне, работая директором по маркетингу в компании его отца. Первые пару лет между нами не было ничего большего, чем теплые, но профессиональные отношения. В сущности, в этот начальный период мы, наверное, всего раза два общались в нерабочей обстановке. Постепенно между нами возникла дружба, потом романтические чувства, за которыми последовал брак. Нам удалось утаить это от наших коллег. Родственники были в курсе наших отношений, но коллег мы не посвящали – в смысле, до тех пор пока я не забеременела.
Это произошло на третьем году нашего брака. Беременность была незапланированной и неожиданной. Тем не менее, когда прошло первое потрясение, я невероятно обрадовалась перспективе грядущего материнства и нового приключения, в которое пустимся мы с мужем.
Желание переселиться в Штаты и там воспитывать нашего ребенка было обоюдным. Лучшее качество жизни, близость к моим родственникам и желание вывести компанию моего мужа на американский рынок – все эти факторы повлияли на наше окончательное решение. Поэтому когда я на восьмом месяце беременности первая приехала в Филадельфию, начала вить гнездо и готовиться к рождению Кристиана, пока муж утрясал рабочие дела, у меня не было ни тени сомнения, что впереди нас ждут очень счастливые, хоть и трудные времена.
Стоило лишь подать на алименты, и я внезапно стала в его глазах «потаскушкой Люси» – о, как удобно!
После рождения сына мой муж пробыл с нами примерно неделю, а потом решил, что ему нужно «снова браться за работу». Честно говоря, я была не против. Как мне казалось, он в это время переживал обычные для молодых отцов страхи, чему я и приписывала его безразличие к ребенку. Он не проявлял никакого интереса к кормлению, смене пеленок и даже не особенно рвался подержать нашего сына на руках.
Следующие несколько месяцев я прожила вместе с моей матерью. Смотрела дома, выставленные на продажу, офисы, сдаваемые в аренду, и наслаждалась всеми прелестями материнства (включая бессонные ночи). Вскоре после родов я заболела. Никто не мог поставить мне внятный диагноз, поэтому в мою жизнь вошли и регулярные встречи с врачами. Впоследствии выяснилось, что я больна рассеянным склерозом.
Мой муж приехал в США, теперь уже надолго, чтобы решить вопрос со своим видом на жительство. Вместо логичного решения жить со мной и Кристианом дома у моей матери он предпочел снять квартиру в городе, потому что «это удобнее»: он сможет ездить в Нью-Йорк по делам поездом.
Мое повседневное существование оставалось прежним, наполненным посещениями врачей и заботами о маленьком сыне. Время от времени муж приезжал к нам, но ни разу не остался ночевать. Говорил, что не хочет навязываться – кому? Жене и сыну? В наших отношениях наметились трещины, но я по-прежнему не имела представления о его истинных намерениях.
А потом ему приспичило поехать в Лондон. И хотя ему не советовали этого делать, чтобы не лишиться вида на жительство, он все равно уехал.
Ровно через неделю я прочла то злополучное электронное письмо. Его текст был коротким и простым: «Люси, я решил остаться в Соединенном Королевстве. Просто это не то, чего я ожидал». Помню, я раз пять выключала и снова включала компьютер, надеясь, что я как-то неправильно его поняла. Тем более что из-за хронической усталости мой разум в то время играл со мной странные шутки. Но каждый раз смысл слов оставался прежним. Мой муж трусливо сообщил мне, что хочет исчезнуть из нашей жизни.
Спустя год безуспешных попыток побудить мужа к общению я осознала, что мне придется пройти через суд. Помимо полного отсутствия интереса к нашей с сыном жизни муж за все время ни прислал мне ни цента. Сначала он делал вид, что разорился, хотя жил при этом в Кенсингтоне, в родительском доме стоимостью пять миллионов долларов. Потом, когда эта тактика не оправдала себя, он стал утверждать, будто сомневается в своем отцовстве, и потребовал ДНК-экспертизы.
Сказать, что меня это возмутило до глубины души, значит не сказать ничего. Самое смешное, что за все время нашего брака, за девять месяцев моей беременности и первый год жизни Кристиана ни разу не поднимался вопрос о моей неверности. Только когда от него потребовали денег на содержание ребенка, я внезапно стала в его глазах «потаскушкой Люси» – о, как удобно! Нет, правда, мы же работали вместе и жили вместе. Когда, по его мнению, мог состояться акт супружеской измены? В те пять минут, когда мы расходились в разные стороны в продуктовом магазине? Когда он задерживался в ряду органических продуктов, а я делала выбор между печеньем и чипсами?
Когда пришли результаты, единственное, о чем я могла думать – это о старом слогане рекламы мыла «Айвори»: «99,44 % чистоты из 100 возможных». В нашем сценарии, однако, тестируемый был весьма далек от чистоты: мой муж оказался подлецом на 99,89 процента из 100.
Так что мне приходится буквально начинать все сначала, и, несмотря на решение суда, мы до сих пор не получаем алименты. Но меня это не особенно заботит. В настоящее время я руковожу консалтинговым бизнесом и зарабатываю более чем прилично. А еще оказалось, нам с Кристианом на 100 % лучше живется, когда Мистера 99,89 % нет в нашей жизни.
Близка к поражению
Бесконечный парадокс заключается в том, что мы действительно учимся через боль.
Прошло примерно девять месяцев с того дня, как я подала на развод. Мой муж (с которым мы были вместе еще со времен колледжа) и отец моей годовалой дочери сообщил о том, что у него есть другая, вскоре после нашей пятилетней годовщины. Затем он съехал от нас, а я сменила статус матери-домохозяйки на мать-одиночку. И знаете, какая мысль чаще всего крутилась в моей голове в те дни? Не «как он мог», не «где найти работу с частичной занятостью» и даже не «смогу ли я полноценно заботиться о малышке в одиночку». Я думала: «Я не заслуживаю ничего лучшего; я неудачница».
В один прекрасный день, когда моя дочка сделала свой первый самостоятельный шаг, упала, но тут же поднялась и сделала второй, я решила: моя самооценка на самом дне и с этим надо что-то делать. Шаг за шагом нужно выходить из этого состояния.
Я и раньше, до разрыва с мужем, не была о себе высокого мнения. Точнее, это мнение формировалось за счет оценок окружающих. Как-то я целый год ходила в ужасно неудобных туфлях только потому, что в первый день, когда я их надела, кто-то сделал комплимент моим ногам. Когда муж говорил, что я красивая, я верила ему. Когда он говорил о любви, я чувствовала себя желанной. Но стоило ему прийти домой уставшим и злым, проигнорировать мою улыбку или новую прическу, я чувствовала себя никчемной.
Когда, сидя в машине перед нашим домом – который мы купили вместе, чтобы рожать в нем детей и жить долго и счастливо, – он сказал, что у него уже пару лет роман на стороне, я тут же обвинила себя: «Это я не додала, это я не углядела, мне надо было больше стараться, наверное, его новая подружка во всем меня лучше, она заслуживает счастья с моим мужем, а я – нет».
Гнев начал расти в моей душе. А возможно, он жил там давно, но был подавлен годами.