Я два года ждала этого момента. Но вместо радостного волнения ощущаю головокружение и тошноту. Оксиконтин[35] начинает действовать, притупляя жгучую боль в брюшной полости; у моего плеча мягко шипит кислородная подушка. Муж читает в кресле в моей одноместной палате.
Дежавю. Почти за двадцать семь лет до этого дня я сидела на похожей больничной койке в Нью-Йорке, ощущая такую же резкую боль в животе после кесарева сечения. (Я даже спросила медсестру, не забыл ли кто у меня на животе коробку горящих спичек.) Тот же тип дивного наркотического тумана – только предыдущий вариант был вызван морфином, любимым обезболивающим медиков в 1991 году. Другое отличие сегодняшнего дня – то, что медсестра не подходит ко мне, неся на руках чудесно пахнущего младенца.
Разве что… погодите-ка, ведь бизнес – мой новый интернет-сайт под названием CoveyClub.com – это тоже своего рода новорожденное дитя. И разве не появился он как раз вовремя, чтобы унять душевную боль оттого, что наше домашнее гнездо опустело? Двадцатисемилетний Джей-Джей живет и работает в Нью-Йорке, а двадцатидвухлетняя Лейк – в Бостоне. Оба счастливы и процветают. А ведь, как мы знаем, любая мать счастлива настолько, насколько счастлив самый несчастный из ее детей. Так что – да, я счастлива. Действительно счастлива.
Нажимаю кнопку «ответить» и набираю текст: «Извините, ребята. С запуском придется подождать. Только что, в три часа ночи, мне экстренно вырезали аппендикс. Собираюсь поспать».
Ой, погодите-ка! Еще одна параллель. Двадцать семь лет назад после двадцати восьми часов в трудных родах доктор зашивал меня, и медсестра подошла, чтобы дать мне в руки Джей-Джея; вид этой чудесной маленькой почти квадратной головки, которая отказывалась проходить по родовому каналу, вызвал у меня такие неконтролируемые рыдания, что врач, чтобы закончить со швами, попросту отключил меня. Последнее, что я сказала в тот день: «Отдайте его Джеффу. Собираюсь поспать».
Вот такие они, параллели в жизни женщины-предпринимателя. Шестидесяти одного года от роду.
В это приключение под названием «свой бизнес» я пустилась два года назад, когда закрыли журнал More, которым я руководила на протяжении восьми лет. More был, пожалуй, единственным журналом, посвященным образованным женщинам от сорока и старше с высоким уровнем дохода. У него была аудитория страстных поклонниц в 1,5 миллиона человек, но слишком мало рекламодателей, чтобы поддерживать его миссию. Хотя все факты и цифры доказывают, что женщины старше сорока ответственны в Америке за траты, составляющие 40 миллиардов долларов ежегодно – и обладают свободой решать, на что эти деньги тратить, – высокодоходные рекламодатели настолько боятся, что «старухи» испортят репутацию их брендов, что отказываются вкладывать деньги в любое СМИ, не ориентированное на «поколение миллениума».
Самый печальный (и в ретроспективе – пророческий) день для меня наступил через пару месяцев после того, как я заняла пост главного редактора More. Был 2008 год, самая середина «великой рецессии», я обедала в ресторане со знаменитым дизайнером, который двадцатью годами ранее нарисовал на салфетке эскиз моего свадебного платья за таким же обедом. «Лесли, – доверительно сказал он мне, наклонившись над своим острым роллом с тунцом, – единственные люди, благодаря которым двери моих магазинов до сих пор открыты, – это женщины старше сорока. Но я просто не могу давать рекламу для них».
Однако он без всяких проблем давал рекламу для пятидесятилетних мужчин в любых «Эсквайрах» и GQ этого мира. Это были двойные стандарты во всей их красе. И я боролась с ними – и в рекламе, и в Голливуде – почти десять лет. Представьте только, каково это – убеждать явно сорокалетнюю актрису признать, что ей все-таки больше тридцати пяти, чтобы она снялась для обложки More! Это же смерти подобно, потому что, как конфиденциально сказал мне один из моих друзей-агентов, мужчины-актеры вписывают в свои контракты требование, чтобы их партнерша в любовных сценах была как минимум на пятнадцать лет моложе их самих!
Быть самой себе хозяйкой спустя сорок лет – наслаждение, к которому непросто привыкнуть.
Мне уже случалось лишаться работы. В 1980-х знаменитый редактор журнала New York Клэй Фелкер нанял меня помогать в создании вечерней газеты, конкурировавшей с New York Post; я имела честь получить одно из самых желанных журналистских мест в городе. Но из-за вялой продажи рекламы газета Фелкера закрылась спустя всего год, и я оказалась на улице. Два десятилетия спустя я руководила Marie Clair, обеспечивая рекордные продажи и десятки наград. Это продолжалось пять лет, а потом закончилось, поскольку даже огромный успех – не гарантия долговечности в мире журнального издательского дела.
Когда произошло крушение More, я сфотографировала нашу команду и разместила фотографию в соцсетях. Сотни друзей, конкурентов и партнеров не замедлили написать, как их печалит и злит то, что такой интеллектуальный и качественный журнал оказался разгромлен. Читатели постили фотографии последнего, апрельского, номера со своими кофейными кружками, оплакивая тот факт, что их любимое журнальное издание уходит в небытие. Многие призывали меня «замахиваться на большее», «не сдаваться» и пробиваться самостоятельно. Один даже предложил внести стартовый капитал для моего следующего проекта!
Читатели убеждали, что мне следует создать нечто радикально новое в медиасреде. Чтобы понять, в каком именно направлении двигаться, я составила анкету из 54 вопросов, разместила ее в соцсетях и получила 627 заполненных форм, которые и вдохновили меня на создание CoveyClub[36]. Мои подписчики давали ясно понять: помимо интересного чтения им также хочется живых и виртуальных мероприятий, общения, интерактива, коллективных выездов и путешествий. Я отложила свое выходное пособие из More, чтобы финансировать этот бизнес, нашла замечательных веб-разработчиков и начала записывать все идеи, которые возникали в моей голове.
Хотя CoveyClub никак не может быть журналом More (у меня нет штата сотрудников из тридцати четырех редакторов и многомиллионного бюджета), он может вдохновляться невероятной энергией и энтузиазмом читателей, которые отказываются оставаться невидимыми, что бы там ни говорили и ни делали рекламодатели. Вот почему это клуб, и вот почему в нем есть взносы. Члены клуба помогают финансировать этот проект сами.
Быть самой себе хозяйкой спустя сорок лет – это наслаждение, к которому надо привыкнуть. Я все еще не до конца поняла, что больше не обязана ни под кого подстраиваться или просить чьего-то разрешения, прежде чем попробовать что-то новенькое. И каждый день – это новая обучающая возможность.
Сталкивалась ли я с техническими препятствиями? Не укладываюсь в сроки из-за того, что у меня недостаточно помощников? Сгораю со стыда, когда новый член Covey называет технологию, которую я выбрала для выкладки материала и создания контактов, «барахлом»? Да. Да. И еще раз да. Но вот что я вам скажу. Каждый день мои глаза распахиваются в пять утра, и я жду не дождусь момента, когда начну работать. С таким же волнением, как тогда, когда мне было двадцать.
Я учусь, расту и завожу множество новых друзей, с которыми у меня складываются более богатые и значимые взаимоотношения, чем все, что когда-либо происходило в корпоративном мире. Боюсь ли я неудачи? Конечно. Думаю ли я иногда, что рискую своей прочной репутацией, сделав ставку, которая может быть проиграна? Разумеется. Но мне все равно! Я готова к этому путешествию – куда бы оно ни привело. CoveyClub.com был запущен в День св. Валентина в 2018 году, через два дня после того, как мне срочно удалили аппендикс. Я по-прежнему стремлюсь к большему!
Чем заняться на пенсии?
Лучший способ предсказывать будущее – создавать его.
За полгода до выхода на пенсию я начала получать от коллег вопросы и замечания вроде: какое райское местечко под солнцем я для себя присмотрела? Туксон? Тампу? Как мне везет, ведь скоро не придется тащиться на работу по дорогам, засыпанным полуметровым слоем свежевыпавшего снега.
Мне устроили проводы-«сюрприз»: вручили торт и пляжный зонтик – полагаю, для того самого «райского местечка». Под конец дня меня порадовали еще парой объятий, похлопыванием по спине, комментариями в стиле «ну, ты нас не забывай» и редкими слезинками тех, кто за пятнадцать лет работы на этом месте стал хорошим другом. Я надеялась, что они не перестанут приглашать меня на карточные игры и ужины, которые мы порой устраивали.
Моим последним рабочим днем стала пятница, и последующие за ней суббота и воскресенье были обычными выходными. А вот понедельник…
Я проснулась в привычное время, хоть и не ставила будильник. Соседские дома опустели – все разъехались на работу. А я сидела в кухне, неторопливо допивая вторую чашку кофе.
Мои глаза по-прежнему каждые пару минут возвращались к часам. Тело напрягалось от жгучего желания по-быстрому принять душ и выскочить за дверь. Мозг запаниковал, когда настал момент, после которого я непременно «опоздаю».
Никаких планов у меня не было. Никаких «пляжей мечты» для пенсионеров. Мои дети и внуки жили в других штатах. Никто из близких друзей еще не вышел на пенсию. В голове стучала мысль: «Тебе некуда пойти! Нечем заняться. Кто ты теперь? Что за жизнь тебя ждет?»
Совершенно бесцельно я вышла во двор. Осмотрела свой небольшой сад в надежде, что найду там какую-то работу для себя. Но нет, все было сделано еще вчера. И тут я заметила свою соседку Дженни, она стояла у своей машины и крайне взволнованно разговаривала по телефону.