– Искал информацию, да?
На моем лице начала зарождаться улыбка, но парень снаружи терял терпение.
– Чувак, идем!
Незнакомец, которого я обнимала, стукнул кулаком по окну, чтобы заткнуть своего друга. Послышался треск стекла.
– О господи, – проныл его приятель, еще несколько засмеялись. – Давайте оставим их в покое, парни.
Их голоса затихли. Он неторопливо продолжил знакомиться с моим телом, буквально пожирая шею, трогая каждый ее сантиметр. Его ладони скользнули под юбку, оставаясь на той грани, за которую переходить было нельзя, а я запустила руки под его толстовку и футболку, почувствовав горячую кожу, упругие мышцы и узкую талию.
Задев неровности на боках, я замерла на мгновение и вспомнила шрамы на его голове. Они ощущались точно так же. Я несколько раз погладила бугорки большими пальцами.
– Почему ты была расстроена? – поинтересовался парень. – Когда уходила с работы?
Верно. Он видел, как я вышла из театра. Я казалась расстроенной?
Думаю, я действительно слишком сильно хлопнула дверью.
– Кто-то еще тебя обидел? – Отстранившись, спросил он, застегнул мою пуговицу и завязал бабочку.
Обычно я терпеть не могла, когда со мной нянчились подобным образом, словно с ребенком, думали, будто за меня все нужно делать, но сейчас создалось впечатление, что он сделал это скорее для себя. Чтобы «привести меня в порядок».
– Просто неудачный день, – ответила я.
– Что случилось?
– Ничего важного.
Закончив поправлять мою одежду, парень положил руки мне на талию и стал ждать.
Тихо засмеявшись, я уступила:
– Думаю, я сегодня уволилась. Я работала в кассе театра «Бридж-Бэй». Они попросили меня больше не танцевать там, и… – Я пыталась подобрать слова, чтобы объяснение не звучало слишком жалко. – Решила любым способом остаться в театре и, может быть, заставить их передумать. Но она все упирается. – Я глубоко вздохнула, повторив слова своей начальницы – Это небезопасно, я могу пораниться. – К глазам подступили слезы, я опять начала злиться. – Мой босс сказала что-то вроде: «Бог назначил мне путь, и я должна следовать туда, куда меня приведет жизнь».
– Какого хрена?
– Скажи? – произнесла я сдавленным голосом. – Мне хотелось… спалить этот театр.
Он прыснул и затрясся от смеха. Спустя мгновение я тоже рассмеялась. Поцеловав меня, парень напомнил, что, несмотря на плохое начало, день закончился очень хорошо. Я хотела остаться с ним, но его ждали друзья, к тому же я не знала, есть ли у него другие планы на сегодня.
– Итак… – сменив тему, сказала я. – У тебя есть друзья.
Было странно убедиться в том, что мой таинственный незнакомец – обычный парень, ведущий обыденную жизнь. А я-то считала его вампиром, пробуждавшимся только с заходом солнца.
– Могу я с ними встретиться?
– Нет.
– Почему?
– Потому что они мои, а не твои, – предупредил парень, поцеловав меня под ухом. – И ты моя, а не для них.
– Ну, это сужает круг кандидатов на твою личность, – ответила я. – Единственный ребенок в семье, который не научился делиться.
Рано или поздно я узнаю, кто он такой. Или найду способ выудить из него признание. В конце концов, я тоже хранила его существование в тайне. Однако мне пришло в голову, что я не была загадкой для него. Почему же он скрывался от меня?
Я не чувствовала вины за то, что никому не говорила о своем незнакомце. Но у него явно были свои причины.
Он старый? В серьезных отношениях? Психопат?
Или, может… парень стыдился меня?
Вдруг он произнес, прервав мои размышления:
– Где живет твоя начальница?
Моя начальница?
Я прищурилась:
– А что?
Глава 17Дэймон
Пять лет назад
Мы бросили машину Андерсона там, где ее нашли, и пересели в мою. Парни уже уехали, а я вез Уинтер через город к дому ее начальницы.
– Что ты собираешься делать? – поинтересовалась она.
Я припарковался у тротуара напротив дома менеджера театра – в ремесленном стиле, с широкой верандой, несколькими габелями [10] и ухоженным зеленым газоном. На крыльце горел всего один светильник.
Ответа на вопрос у меня пока не было, но я всегда что-нибудь придумывал.
Эмери Скотт жила в этом районе – красивом и чистом, только без роскошных особняков, которыми могло похвастаться побережье. Если честно, мне здесь больше нравилось. Дома располагались ближе друг к другу, соседи… Было бы здорово вырасти в таком квартале.
Переключившись на нейтральную передачу, я поставил машину на ручной тормоз.
– Что, по-твоему, я должен сделать?
Я посмотрел на нее. Сцепив руки на коленях, девушка выглядела взволнованно. Заметив опасливое выражение на ее лице и поджатые губы, я улыбнулся. Она так боялась попасть в неприятности.
Однако мне было жаль Уинтер. Никто не имел права указывать ей, что она может или не может делать.
Ну, кроме меня, наверное.
– Я не знаю, – пробормотала она нерешительно. – Давай уедем.
– Ты хочешь танцевать? – подначивал ее я. – Я добьюсь для тебя всего, чего захочешь.
– И как ты это сделаешь?
– Я получаю все, что захочу, – заявил я прямолинейно.
Уинтер тихо засмеялась, вероятно, думая, будто я пошутил. На мгновение я дал слабину. Давно ничего красивее не видел – ее глаза буквально светились от счастья.
Она покачала головой.
– Нет.
Господи. Значит, Уинтер хотела, чтобы я разбирался со всеми, кто ее обидит или рассердит, у нее за спиной, потому что она слишком робкая? Значит, так и будет. Я не пускал все на самотек.
– Никто не смеет тебе отказывать.
– Но не таким способом, – сказала девушка. – Мне будет неприятно, если я добьюсь цели нечестно.
Да, я понимал. Скорее всего, я чувствовал бы себя точно так же, если бы речь шла о баскетболе.
Но…
– Она заслуживает слез за то, что заставила тебя плакать, – сказал я. – Или, по крайней мере, легкого беспокойства.
Со стороны менеджера было надменно, самонадеянно и нагло предложить Уинтер бросить танцы, вообще убеждать кого-либо не заниматься любимым делом. Мне хотелось заткнуть ей рот.
– Пожалуй, я мог бы поспособствовать ее увольнению.
Девчонка лишь рассмеялась.
Я нахмурился.
– Можно хотя бы затопить ее двор и подрифтовать там?
– Ничего разрушительного, – распорядилась она. – Никаких гадостей. Проделка должна быть забавная. И… чтобы потом было легко навести порядок. Понял? Что-то элегантное.
– Что-то в духе средней школы, – поправил я иронично.
Закатив глаза, Уинтер откинулась на спинку сиденья и улыбнулась.
Я расслабленно положил голову на подголовник, вспоминая, что лежало в багажнике. Меня и моих приятелей вызвали обратно в город из колледжей для организации празднования завтрашней Ночи Дьявола. Едва вернувшись, мы отправились по магазинам за припасами. Багажник был забит спиртом, однако Уинтер не хотела устроить пожар. Еще имелся гипс, клей, фонарики, а у парней осталось другое барахло: веревки, дымовые шашки и кувалды. Большинство этих вещиц мы вряд ли используем завтра, просто увлеклись и на радостях потеряли головы, пока скупали весь этот хлам, потому что не участвовали в традиционной для Тандер-Бэй ночи беспорядков уже пару лет.
Что-то не разрушительное.
Что-то неразрушительное – это не наш профиль.
А потом я вспомнил, что в машине, помимо всего прочего, лежали пневматические гудки и скотч.
Боже. Ну, так уж и быть. Я знал, что нам нужно сделать.
Поверить не мог, что опущусь так низко.
– Пристегнись, – распорядился я, покачав головой. – Я придумал проделку.
Уинтер следовала за мной, держась за мою толстовку, пока я бежал по проходу, свернул за угол и миновал лифты. Меня часто заставляли ходить в театр «Бридж-Бэй» в детстве, чтобы посмотреть постановки, проспонсированные родителями, или навестить мать, когда она снисходила до того, чтобы выступить перед зрителями, словно люди должны были быть благодарны за то, что перед ними выступала балерина Большого театра… На самом деле этим она лишь тешила свое самолюбие. Мать уже давно не участвовала в больших концертах. А когда отец женился на ней и перевез в Америку, ее карьера и вовсе закончилась.
Я знал театр как свои пять пальцев, хоть и не посещал его много лет. К счастью, окно в подвале до сих пор не закрывалось.
– Ты уже устраивал нечто подобное раньше? – спросила девушка.
Придерживая дверь, я затащил ее в женский туалет, включил свет и погасил свой фонарик.
– Мы с сестрой делали так дома и еще раз в пиццерии.
Нам тогда было около четырнадцати. Помню, получилось довольно забавно.
О, как изменились времена и то, что вызывало у меня улыбку.
– Давай, прыгай на стойку, – сказал я ей.
Уинтер села, а я бросил свою спортивную сумку в раковину, достал оттуда гудки, деревянные палочки и скотч. Затем нырнул в одну из кабинок, отмерил длину палки от сиденья унитаза до кнопки гудка. Подошло идеально.
Отлично.
Вернувшись к раковине, я вложил Уинтер в руку баллончик с палочкой и показал, как их держать.
– Сожми вот так, – проинструктировал я. – Покрепче.
Она кивнула, и я принялся приматывать палку скотчем к кнопке. Когда на нее кто-нибудь надавит, например сев на унитаз, раздастся оглушительный сигнал, который заставит всех, кто находится в здании, подавиться своим кофе.
– Значит, у тебя есть сестра? – поинтересовалась Уинтер, продолжив наш разговор.
– Да. Я не единственный ребенок, – поправил я ее предположение о моей неспособности делиться.
– Сколько ей?
– Она на год младше меня.
Я отмотал скотч, подготовил один баллончик, затем взял второй, дал его девушке и проделал то же самое еще раз.
– А тебе сколько?
– Я старше тебя.
Она засмеялась.
– Тебе ведь не шестьдесят лет, да?