– В негуманоидную зону, говорите, заманила?.. – в отчаянии прошептал он.
На кота теперь было даже не жалко, а просто страшно смотреть…
Агес их всех побери, этих аборигенов! То какой-то карантин выдумали, то снимают его внезапно… Через три дня попросят меня отсюда, на курорт этот паршивый то есть, а я почти ничего еще не успела. Беборакс меня сожрет. Вот прямо так и сожрет, вместе с этой оболочкой, словно рапотеракса, запеченного на угольях в панцире…
Остается только торопиться.
Где этот агесов план? Ага, вот он… Так, где я еще не побывала?.. Исключая святую святых станции, ее двигательный отсек (да там мне и делать нечего – радиация), я облазила процентов семьдесят пять – семьдесят восемь доступных отсеков. Чего же я тогда всполошилась? Вполне приличный результат… Тем более, что материала более, чем достаточно. За три оставшихся дня обследую еще процентов десять – двенадцать и можно будет сворачиваться.
Я внимательно разглядела себя в зеркало: хм-м, если дела с заданием обстоят вполне прилично, то о моей внешности этого не скажешь… Да-а… Раздражение, складочки, морщинки… А это что? Неужели прыщик? Нет, показалось… Сдали вы Зареганда-диу, сильно сдали… А как иначе, если чуть ли не дни и ночи напролет приходится таскать на себе всю эту сбрую… Вот она, валяется мятым комком на кровати, будто сброшенная по весне шкура чешуйчатого лапосеракса. Вседержитель, какая мерзость таскать эту оболочку на своем нежном теле, а еще хуже постоянно надевать и снимать ее…
О Вседержитель, когда же, наконец, я смогу забыть про все это? Когда доберусь до родного Швеухса и опущусь в ласкающие тело струи чудесного Кереса? Чудесные, нежные, как щупальца отца, струи, Кереса, дымящиеся от сероводорода, приятно обжигающие слизистую оболочку…
Мои собственные щупальца непроизвольно, но нежно обвили тело, я плавно стекла с пуфика у зеркала и свилась в тугой шар, шипя от наслаждения. Как это прекрасно – чувствовать каждую клеточку своего сильного и гибкого тела, не стесненную неудобной и жмущей везде и всюду оболочкой…
Я расплылась по полу огромной звездой, покрыв почти всю его поверхность и снова стремительно сжалась в шар. Еще раз и еще… Ну все, хватит упражнений, я в отличной форме и пора, наконец, заняться делом.
Металлические ступени мелодично звенят под каблучками. Нет, все-таки неведомый конструктор, спроектировавший эту прелесть, достоин высшей похвалы. Какие четкие формы, какие пропорции! Везде металл, пластик, стекло… Ни грамма этой мерзкой органики, которую так любят совать везде, где это нужно и не нужно, проклятые гуманоиды.
«Полегче, полегче, милочка, – одернула я себя, – в шкуре одного из них ты сейчас находишься!»
Слава Вседержителю, никто не попался по дороге. Не знаю, в оболочке, постепенно приходящей в негодность, дело или во мне самой, но в последнее время встречные почему-то шарахаются от меня, как от зачумленной. Нужно поскорее сворачивать дела и сматываться отсюда – не хватало еще попасться с чужими документами и под чужой личиной, провалив тем самым все задание. А главное – потеряв кое-что очень важное…
Коридор плавно заворачивает влево, скупо освещенный далеко друг от друга расположенными светильниками за небьющимся стеклом. Да мне и не нужно освещения: при моем-то инфракрасном зрении, и какие-то жалкие фонари! Я и без них все отлично вижу.
Похоже, сюда вообще редко кто забредал с самого момента постройки станции. То что нужно! Приступаю…
Вот бы удивился кто-нибудь, случайно оказавшийся в этом глухом уголке станции, если бы увидел сейчас лощеную госпожу Финкельштейн, ползающую на коленках по осклизлому полу технологического тупика, расположенного на последнем, семнадцатом уровне станции. Всего в каком-нибудь метре сложного «бутерброда» из металла, пластика и синтетического утеплителя, пронизанного всяческими проводами и кабелями – бездонная глубина Великого Космоса…
Неужели сегодняшний «заход» пустой. Нет, интуиция мне подсказывает, что паниковать рано. Еще один закуток… Пусто. Ну что, пшик? Нет! Агес подери, нет!..
Осторожно, только не повредить ненароком. Прочь, неуклюжая человеческая лапа, только щупальцем, вот так!
Отбросив псевдо-кисть, не подходящую для такого тонкого дела, как снятие ратепутса с субстрата, я выпускаю конечность в образовавшееся в запястье оболочки отверстие, осторожно отделяю мягкий, приятный на ощупь, комочек и, полюбовавшись восхитительными переливами цвета на его поверхности, опускаю в специальный контейнер…
Все, теперь можно смело возвращаться домой: пятнадцать неповрежденных образцов, это много больше того, что можно было ожидать в этой глуши. Радуйся Беборакс, ты будешь на коне! Тьфу, эпитеты человеческие прилипли…
Ничего больше нет?
«Не жадничай! – одернула я себя снова. – И эти-то контейнеры будет нелегко протащить через несколько таможен, ждущих меня на обратном пути…»
Длинный шорох за спиной…
Что это? Нет, этого же не может быть! Тут нет никаких зеркал!..
13
– Гражданка Финкельштейн, именем Комиссии Галактической Безопасности требую открыть дверь!
Маркиз мур Маав пребывал на вершине славы. Еще мгновение и он своими руками повяжет зловредного террориста, посягнувшего…
– Потише, полковник, – вполголоса посоветовал ему, согнувшись чуть ли не вдвое, Лесли. – Вы весь коридор перебудите.
– Оставьте, Джонс, – маркиз в своем величии снизошел до советчика, – по моей просьбе заблокированы и изолированы все жилые помещения в этом секторе. Все двери, кроме одной…
В этот самый момент, едва слышно скрипнув, распахнулась дверь в дальнем конце коридора и кто-то недовольно пробасил:
– Какого черта вы там устраиваете кошачий концерт в половине седьмого утра! Я буду жаловаться администрации! Хулиганство!..
Я тут же узнала неповторимый голос мерганца.
– Господин Ловенбухр, это вы?
– Конечно же это я лейляйн Прямогорова! Что-то случилось? Я сейчас оденусь и выйду!..
Кот прожег меня страшным взглядом и я поспешно вставила:
– Господин Ловенбухр, не торопитесь, вы можете помешать действиям… э-э… полиции…
– Полиции? Как интересно! Обожаю всякого рода детективы! Ничего не предпринимайте без меня, я сейчас…
Лесли смерил маркиза, заметно сникшего, презрительным взглядом.
– А ту ли дверь заблокировали-то?..
Как ни крути, а физическая мощь в лице грузного мерганца оказалась как никогда кстати.
Когда коридор понемногу начал заполняться любопытствующими (я узнала давешнего «мачо», улыбнувшегося мне и помахавшего издали рукой), Ррмиус принял решение проникнуть в запертый номер без соизволения на то хозяйки. Увы, замки на станции были более чем надежны и не помог даже весь арсенал хитрых отмычек, извлеченный котом, словно заправским фокусником, по обыкновению, ниоткуда. Лесли попробовал неподдающийся пластик плечом и молча покачал головой, не желая переоценивать свою силу. Коту, с его считанными килограммами живого веса, и мне, с моей «субтильной» конституцией, вообще не стоило пытаться…
– А-а-а! Отойдите-ка! – с веселой бесшабашностью заявил тут господин Ловенбухр, упираясь спиной в противоположную от двери стену коридора. – Тряхнем стариной!..
Удержать его мы бы не смогли при всем желании, даже если бы успели перехватить… Только увернуться в последний момент. Все два с лишним центнера жира, мышц, костей и прочего ливера, с пушечной скоростью ринувшиеся на дверь, прошли сквозь ее, как через лист бумаги. Не промахнись мерганец слегка, он, наверняка прошил бы насквозь и противоположную стену номера, оказавшись в другом жилом секторе. Слава Богу, эта стена не была внешней обшивкой станции, а то у Адагрух-Ялатны появился бы новый искусственный спутник, естественного, так сказать происхождения…
Выломав часть косяка, как ни крути, более прочного, чем дверь, человек-снаряд потерял основной импульс, горой плоти возвышаясь теперь в прихожей номера на вынесенной двери.
– Ни-ф-фи-га себе! – в один голос протянули мы втроем. – Он хотя бы живой?
– Живой? – прокряхтел из номера мерганец, с трудом переваливаясь на бок. – Да я в молодые годы мерганским футболом занимался пока ахиллес[28] себе не повредил. Видали по «Ти-Ви», как там пихают друг друга, даром что в доспехах! Я за пять лет в первой лиге так наблатыкался, что мне эти липовые двери и перегородки – тьфу!.. Ну? Чего на пороге встали? Я что: зря старался?..
Номер был совершенно пуст. Все старания решительной компании пошли прахом.
– И где ее теперь искать?
Вопрос был более чем риторическим: естественно, никаких указаний о хотя бы приблизительном своем сейчас местонахождении неуловимая Сандра П. Финкельштейн не оставила…
– Все пропало… – снова повесил усы кот. – Она что-то почувствовала и успела скрыться. Вероятно, перешна на нелегальное положение.
– Не падайте духом, полковник, – подбодрил его Лесли, протянул, было, руку, чтобы погладить, но вовремя отдернул, запоздало сообразив, что перед ним не обычный расстроенный кот, а сотрудник могущественной спецслужбы, – у нас еще три дня…
«У нас? – отметила я про себя оговорку. – Ох, не простой вы менеджер турфирмы, господин Джонс, ох, не простой!..»
Мерганец, видимо, все-таки сильно расшибшийся при штурме двери, тяжело ворочался и кряхтел в прихожей, будто живая гора или травоядный динозавр средних размеров. Похоже, ближайшие два-три дня мы с ним по корту вряд ли попрыгаем… Очень жаль – в теннисе господин Ловенбухр подвизался не хуже, чем в своем пресловутом футболе. Куда только девалась на корте возраст, грузность и неповоротливость: мерганец порхал с ракеткой не хуже иного стройного юноши.
– А это что? – я подняла с пола небольшой полупрозрачный листок, по виду – пластиковый, испещренный тонкими разноцветными линиями. – План какой-то…
От крохотного пятнышка у самого края плана к моему пальцу тут же протянулись длинные полупрозрачные нити. Куда это я опять влипла? С естественной гадливостью отшвырнув листок, я принялась тщательно протирать платком ладони.