– Ну, тебя там порадуют. Свежими новостями. Новостей у нас сейчас много, хоть отбавляй.
– А что Чечетов говорит о деле?
– Да по сути ничего. Ничего ценного и содержательного в деле он не нашел.
– Это немного странно, – заметил Муратов. – Чечетов человек очень проницательный. С другой стороны, тоже непонятно, почему его оторвали от научной работы и нагрузили этим делом.
– Ты на работу выйди, там тебя еще не тем нагрузят, – пробурчал Лунин. – Тут сейчас, похоже, все перевернулось.
– Я с ним виделся несколько дней назад. Но ни о деле, ни о революции он ничего не говорил. Ты-то как думаешь здесь продвигаться?
– Честно говоря, не знаю. Чечетов советует наблюдать за людьми и отмечать какие-то странности в их поведении.
– В расчете на то, что убийца выдаст себя сам?
– Видимо, так, – со вздохом ответил Лунин. – Не лучший рецепт в моей жизни, надо сказать.
– Почему, может и получиться. Или появится хоть какая-то ниточка.
– Для начала я хотел бы встретиться со старыми друзьями, может они что-то заметили. Тебя, я так понял, спрашивать бесполезно, – добавил он с иронией.
– Вот выйду в понедельник – сразу все тебе расскажу. К вечеру уже будешь знать, кто убийца.
– В общем, это пока еще не расследование, но хоть повидаюсь с друзьями и приятелями. Со Славиком Шмелевым очень хотелось бы увидеться.
– Он сейчас болеет. Просил к нему не заходить.
– А что с ним случилось?
– Какой-то жесткий грипп, говорил. Уже неделю из дому не выходит.
– Ну, если неделя, так может уже и пройти… Хотя с другой стороны, все это поможет мало. Здесь уже новая верхушка появилась, после переворота. Надо искать в этой среде.
– Почему?
– Слушай, тут замешана какая-то политика, в которой я сам еще ничего не понимаю. Есть подозрение, что убийца делает это по таинственным политическим мотивам.
– Да, непростое у тебя задание.
– Может, еще повезет. Ладно, мне пора, спасибо за чай.
– Пойдем, я провожу тебя до калитки.
Они вышли на улицу. Темень тут стояла непроглядная.
– Ты дверь-то на цепочку сейчас запирай, – сказал Лунин ему на прощанье. – Шутки шутками, а какой-то кровавый маньяк по городу бродит, и вообще непонятные дела творятся.
– Вот и будет отличный повод поймать убийцу, – пошутил Муратов. – Ну все, давай, пока. Заходи, когда будет время.
Лунин перешел обратно через мостик, в последний раз за сегодняшний день пожалев попутно, что он с утра не направился вдоль этой речки к морю, и не провел весь день в полной безмятежности, занимаясь поэзией и философией. Впрочем, к своему новому образу жизни он уже начал привыкать.
Какое-то смутное беспокойство давно его мучило, а теперь оно приняло зримые формы, и от этого как будто было немного легче. Время от времени он даже ловил себя на мысли, или скорее предчувствии, что разгадка этого сложного ребуса прояснила бы что-то и во всем другом непонятном, что накопилось в его жизни. Правда, слишком полагаться на свои предчувствия было нельзя.
Войдя в свои апартаменты, уже изрядно ему надоевшие – слишком все шло вразрез с его вкусом – он сел за столик и налил себе бокал вина из початой бутылки. День был трудный. Кое-что, однако, как будто уже начало проясняться.
Может, он в самом деле зря так переживал по поводу этого отвлечения. Ситуация тут менялась как калейдоскоп, возможно, все это не затянется надолго. Завтра на каком-нибудь очередном торжественном приеме убийца сам разоблачит себя, процитировав за столом что-то из Данте, и все закончится ко всеобщему удовольствию. Или его поймают на месте преступления. Или новая жертва не пожелает отправляться в мир теней и наоборот, сама стукнет его по затылку. Пора было ложиться спать.
Приняв теплую ванну, что было очень кстати после прогулки по такой промозглой погоде, Лунин улегся на кровати, к размерам которой он так и не смог привыкнуть, и закрыл глаза. Кошмар, неотступно сопровождавший его даже днем, хоть и заслоненный дневными впечатлениями, как будто ждал его снова.
Сознание начало погружаться в тяжелый мрак, вокруг опять проступили бледные колышущиеся тени. Мозг его спал и одновременно бодрствовал, повторяя неизвестно откуда взявшуюся строчку «унылый монотонный бред», «унылый монотонный бред», и снова, и снова. Наконец измученный ум его окончательно отключился, и до утра уже Лунин проспал без призраков и сновидений.
11
Наутро по пробуждении первое что пришло ему в голову – это снившаяся чуть ли не полночи упорно строчка, и как только он осознал это, то сел в постели, и едва не расхохотался. Это была явно третья строчка из стихотворения на записке, которое показывал ему Карамышев, и тут же он вспомнил четвертую. Все в целом выглядело так:
Мерцая льется лунный свет
В открытое окно.
Унылый монотонный бред
Мне надоел давно.
Что-то декадентское, подумал Лунин. Одно время такие депрессивные ходы были в большой моде. Так или иначе, это значило – раз уж текст удалось вспомнить – что стихи были не собственноручным изготовлением убийцы, а снова чем-то из классической поэзии.
Это надо было расследовать. В конце концов, это было единственное стихотворение в коллекции, извлеченное не из дантовской поэмы, и это могло что-то означать.
Продумав это, он встал, принял прохладный душ, чтобы взбодриться, быстро позавтракал и отправился в холл гостиничного крыла этого дворца, который находился в другом месте, чем мраморная лестница, по которой он впервые сюда попал. Ему повезло: библиотека, и как ему сказали, отличная, находилась прямо во дворце, на верхнем этаже.
Поднявшись туда, он вошел в просторный зал, занимавший чуть ли не целый этаж, и сразу понял, что попал в рай библиофила. Книги, очевидно, предназначались для своих, они лежали в старинных готических шкафах в открытом доступе, и можно было наслаждаться чтением столько, сколько душе будет угодно.
Лунин в задумчивости прошел к шкафу с русскими поэтами, для начала выбрав почему-то серебряный век, взял с десяток томиков, устроился в кожаном кресле у окна, и начал листать их. Делал он это неторопливо, со вкусом, наслаждаясь знакомыми с юности строчками, и особенно хорошо шел Мандельштам, с его тревожным и пронзительным восприятием прошлой русской революции. С новыми событиями это гармонировало неплохо. Лунин внимательно просматривал не только основные работы, но и наброски, шутки и пародии, заглядывал в письма и примечания. Взгляд его всегда выхватывал цитаты очень быстро, и пропустить стихотворение он не мог, разве что какое-то слепое пятно легло бы как раз на эту страницу.
Просмотрев упадочный и декадентский серебряный век, он перешел к предшествовавшему столетию, где тоже было немало мрачных авторов и трагических спившихся талантов. Время от времени, чтобы передохнуть, он подолгу глядел в окно, выходившее на большую площадь с чахлыми деревьями по краям.
Погода на улице менялась. Начиналась первая в этом году метель. Небо заволокло клубящимися тучами, нависавшими как серые ватные комья. Еще через час в воздухе уже ничего не видно было от падающего снега, обрушившегося с неба настоящей лавиной.
Чуть позже небо немного прояснилось, но пейзаж за окном разительно изменился. Никаких следов странного запоздалого лета, царившего в городе в последние дни, больше не было. Вокруг было все белое и застывшее, как будто блеклая обитель мертвых проступила через мир живых.
Покончив с русскими поэтами, Лунин взялся за переводных, кое-что на всякий случай просматривая и в оригинале. Он сносно читал на четырех или пяти европейских языках, но ему почему-то казалось, что в стихотворении прозвучала русская нотка, так что он больше налегал на переводы. К тому же слово «монотонный» – хотя по звуку оно и соответствовало строю поэзии русского золотого века, это выражение казалось Лунину более современным, оно могло возникнуть если не в более поздних текстах, то в переводах. Раньше сказали бы «однозвучный» или что-нибудь еще в том же духе.
Проведя полдня в библиотеке, Лунин начал задумываться о том, что расследование он ведет как-то уж слишком своеобразно. Никто толком не сказал ему, что делать, так что он волен был поступать как ему заблагорассудится – но может быть, пора уже было заканчивать с филологическими изысканиями и переходить к каким-то более активным действиям.
Ничего, однако, по-прежнему не приходило в голову. Оставалось только это загадочное стихотворение. На некоторое время Лунина даже посетила праздная мысль направить своих парней, которые там где-то маялись без дела, на то чтобы прочесать всю эту библиотеку страницу за страницей, но он сразу от нее отказался. Хотя, наверное, это задание бы они выполнили.
Оторвавшись от окна, он посмотрел на картинку перед ним в развернутой старой книжке. На гравюре было изображено Мировое Зло. Мировое зло не выглядело впечатляющим – это был маленький лесной бесенок с рожками, выглядывавший из болота. Рядом с ним извивался крупный чешуйчатый змей с радостным выражением на морде. Тонкими линиями был передан проливной дождь.
Какой-то хлопок послышался на улице. Лунин выглянул в окно. Белый молочный туман сгущался над площадью. Уже как будто начало немного темнеть, короткий декабрьский день клонился к вечеру. Или это тучи не пропускали свет, скрывая от людей солнце.
Странные мысли полезли в голову Лунину. Понять психологию убийцы можно было, только если вскрыть его мотивы – не так, как все тут делали, а по-настоящему глубоко. Вопросы тьмы и света явно были важны для него, иначе с чего бы он приправлял свои убийства этой специей – поэзией и философией. Хотя, конечно, если он решил так выяснить свои отношения с мирозданием, плутать во всем этом они могли еще очень долго.
С улицы донеслись громкие крики. На площадь выбежало несколько человек, потом еще, с разных сторон. В руках у них были какие-то плакаты, ветер трепал их оборванные края. На белом снежном фоне эти далекие темные фигурки казались маленькими, как будто игрушечными.