Конечно, стоило мне подойти к кабинету, как вся уверенность опять улетучилась. Секретарши не было на месте, и я замерла на несколько минут, подбирая слова, которые могли бы оказаться самыми удачными. На этот раз точно не отступлю. Он должен вспомнить и Анапу, и прошлую ночь. И узнать о ребенке. А потом… потом мы вместе решим, что делать дальше. Ведь Олег в любом случае порядочный человек. И он не равнодушен ко мне. Иначе не позвал бы вчера из ресторана. Да, пусть он был пьян, возможно, не до конца отдавал себе отчет в происходящем, но все равно: из десятков других девиц, находящихся там, выбрал меня. Это хоть что-то, да значит. Не может не значить. И в квартире его нет вещей другой женщины. Шансы, конечно, у меня ничтожны, но ими нельзя не воспользоваться.
Я решила не стучать. Все же не по рабочим вопросам иду, и, может быть, удастся застать его врасплох. Увидеть настоящую реакцию, а не ту, которую он старательно изображает. Если действительно ведет какую-то игру.
Дверь открылась совершенно бесшумно, и я различила бешеные удары собственного сердца. А потом услышала вскрик. Как будто издалека, не сразу понимая, что он – мой собственный. Прижала ладонь к губам, но было слишком поздно: меня услышали. Стоящий у стола мужчина вздрогнул и обернулся мою сторону. Как и находящаяся перед ним на коленях женщина.
Это… не могло быть правдой. Я словно смотрела фильм, с до ужаса банальным сюжетом и омерзительно правдоподобный. И не хотела это принимать. Не хотела верить своим глазам. Стояла, не в силах сдвинуться с места и оторвать глаз от ее расстегнутой блузки, вульгарно-красного бюстгалтера, из которого едва не выпрыгивала грудь. От его руки, запутавшейся в золотистых прядях волос.
Меня затошнило. Гораздо сильнее, чем по утрам, в висках застучало, словно туда одновременно ударили тысячи крошечных молоточков. В животе спиралью закрутилась боль, такая острая, что я сползла по стене на пол, инстинктивно поджимая колени. А потом наступила темнота.
Глава 16
– Калинин, я тебя убью. Придушу собственными руками, – пообещала мне зареванная девушка.
Я понимал, что это совсем не оборот речи. Смотрел на бледную, испуганную и злую Милу и видел: она не шутит. Точно придушит. И будет абсолютно права.
– Если с ней или с малышом что-то случится…
– Ты должна была сказать мне про ребенка! Если бы я знал, все было бы иначе.
– Серьезно? Должна? – глаза девушки гневно сверкнули. – А ты ничего не попутал, горе-любовник? Все могло бы быть иначе, если бы не твоя баба.
– Да сколько еще раз тебе сказать, что она не моя! У меня с Гориной ничего нет. Это случайность.
Чудовищная случайность. Как будто судьба решила проучить меня, лишив самого дорого в жизни. Я ведь и представить не мог, что Света зайдет как раз в тот момент, когда эта…
– Ну, конечно. Еще скажи, что она на тебя напала и хотела изнасиловать! Она голая стояла перед тобой на коленях, Калинин! О какой случайности ты говоришь? О какой, к черту, случайности?! – она разрыдалась, пряча лицо в ладонях, приговаривая сквозь всхлипы: – Зачем я только согласилась на твою авантюру?! Зачем?!
– Мила, я тебя не обманываю. Пожалуйста, поверь. Это правда.
Чувствовал себя, как мальчишка, оправдывающийся перед строгой учительницей за то, чего на самом деле не совершал. И отчаянно надеющийся, что в его слова поверят. Как будто от этого что-то зависело. Или я подсознательно понимал, что если не смогу даже Милу убедить, то Света тем более не станет слушать моих объяснений.
Хотя сам стал бы на ее месте? Вряд ли. Ситуация-то на самом деле казалась патовой. Можно было представить, как все выглядело со стороны. Черт бы побрал эту Горину!
Я обнаружил Елену в своем кабинете, когда вернулся с планерки. Она стояла, опираясь в край стола, спиной к двери. Повернула голову, глядя на меня через плечо, и расплылась в улыбке.
– Олег Евгеньевич! А я зашла пожелать вам доброго утра!
Я быстро пересек кабинет, останавливаясь возле женщины. Почему вообще секретарша ее впустила? Хотя – тут я вспомнил – в приемной не было никого. Да и с самого утра Ирина не попадалась мне на глаза. Ну и где она в таком случае? Что за бардак творится в этой фирме? Сказал же вначале, что не потерплю опозданий. Если даже личный секретарь не соизволит являться вовремя, чего ждать от остальных?
А эта крашенная кукла почему-то решила, что может позволять себе такие вольности.
– Вы меня, наверно, не так поняли… – слащавая улыбка была такой же искусственной, как и все в ней. Крашеные волосы, неестественно длинные ресницы с тонной туши на них, пухлые силиконовые губы. И грудь наверняка такая же. Я с отвращением посмотрел на натянувшуюся ткань блузки, что едва по швам не трещала, и тут же отвел взгляд. Эта курица, похоже, и не представляет, как вульгарно выглядит.
Зачем женщины сами себя уродуют? И вот так, бесстыдно, пытаются навязаться? Никогда этого не понимал и не пойму. Я предпочитал совсем другое. Другую.
При воспоминаниях об упругой и одновременно мягкой груди в моих ладонях, трепещущих губах, о том, как румянец стеснения раскрашивал нежную кожу меня снова обожгло желанием. Света так восхитительно смущалась, словно была юной девчонкой, только-только знакомящейся со взрослыми играми. И это заводило меня еще больше. Крышу сносило от одной только мысли о ней. Сколько бы ни была рядом, а все равно мало. Не получалось насытиться, утолить бешеную жажду по ней.
За эти два месяца я чуть не рехнулся. Понимал, что должен подождать, добиться, наконец, того, к чему шел так долго, но это было безумно тяжело. Меня ломало без нее. Ходил с почти постоянным стояком, как мальчишка в пубертате. И холодный душ не помогал. Да вообще ничего не помогало!
Оттого и сорвался вчера, набросился на нее, как одержимый. Вместо того, чтобы поговорить, наконец, объясниться, устроил себе долгожданный пир. До сих пор бы не выпустил из рук, если бы не уснул и не прозевал момент, когда она убежала. Твердо решил покончить сегодня со всеми тайнами. Вернусь с планерки, найду ее – и мы обо всем поговорим.
Вернулся… Меньше всего хотелось выяснять отношения с Гориной. Вот принесла же ее нелегкая именно сейчас!
– Возвращайтесь на свое рабочее место, Елена. И постарайтесь пореже попадаться мне на глаза. И, разумеется, без подобных выходок. Если, конечно, вы хотите и дальше работать здесь.
– Как скажете, Олег Евгеньевич, – приторно-сладким голосом протянула она. Сползла со стола и сделала шаг ко мне, хлопая своими игрушечными ресницами. Подняла руку к вырезу блузки и начала поглаживать шею.
Цирк какой-то, ей-богу. Ну что мне, силой ее из кабинета выкинуть?
– А может, обойдемся без лишних слов? – она вдруг хитро улыбнулась, и ее пальцы пробежали вниз по пуговицам на блузке. В следующую секунду эта тряпица оказалась на полу, а Горина, победно улыбаясь, опустилась передо мной на колени. – Уверяю, вы останетесь довольны.
Цепкие пальцы в одно мгновенье оказались у меня на поясе, и она ткнулась раздутыми губами в мой пах.
Я охренел от такой наглости. Это было ничуть не соблазнительно – мерзко. Словно помоями в меня плеснули. Она ведь и мизинца моей девочки не стоила. Я вцепился в ее волосы, отрывая от себя, уже зная, что сделаю дальше. Плевать на то, что говорила секретарша, расхваливая мне сотрудников компании и Горину, в том числе. Она здесь не останется, пусть за нее хоть папа римский возьмется просить.
– Вон пошла, – я изо всех сил старался сдерживаться, несмотря на стойкое желание свернуть ей шею.
А потом услышал вскрик.
– Хватит уже мельтешить перед глазами, – Мила поднялась с кушетки в больничном коридоре и отошла к окну, поворачиваясь спиной ко мне. – От того, что ты изображаешь волнение, ничего не меняется.
Изображаю? Я не находил себе места с той самой чертовой минуты в кабинете. Как увидел Свету, оседающую на пол, с посеревшим, лишенным жизни лицом. Сначала думал: шок; на диван ее перенес, за водой помчался, а потом кровь заметил. И такой страх на меня навалился, какого я ни разу в жизни не испытывал.
Действовал дальше на автомате, скорую вызывал, объяснял что-то откуда-то набежавшим сотрудникам, потом вслушивался в скупые слова врачей, с трудом понимая, о чем вообще они говорят. Гнал машину на аварийке вслед за скорой, не видя ни светофоров, ни других автомобилей. Каким-то чудом не врезался ни в кого. А затем потянулись эти бесконечные часы.
Хотелось впечататься в белые стены, что давили со всех сторон. Разорвать неотвратимо замыкающийся замкнутый круг. Проснуться и осознать с облегчением, что все случившееся – лишь только ночной кошмар.
Но я слишком хорошо знал, что так не получится. Легче может стать в одном-единственном случае: если все обойдется. Если судьба сжалится надо мной и сохранит драгоценного для меня человека.
И ребенка. Нашего ребенка. Это все еще не укладывалось в сознании. Я ни разу в жизни не забывал о предохранении. Ни с кем. Женщины появлялись в моей жизни, но ни с одной из них я не собирался создавать семью. А дети должны рождаться в семье. Это я знал совершенно точно.
Мне вполне хватило горького опыта матери, пашущей на двух работах, чтобы прокормить нас с братом. Отец завел себе любовницу, когда мы были совсем маленькими. Мать узнала и выгнала его. Я на всю жизнь запомнил те слова, что она проговорила тогда сквозь рыдания: «Мальчики, мы справимся. А этот козел нам не нужен». Она спала по три-четыре часа в день, вечно искала какие-то подработки. Состарилась раньше срока. Отец через какое-то время попытался вернуться, долго ходил к нам, таская подарки и умоляя о прощении. Но мама и слушать не стала. Мы не голодали, имели весь необходимый минимум вещей и научились не завидовать тем, кто мог позволить себе намного больше.
Но я не хотел, чтобы когда-нибудь мой ребенок пережил что-то подобное. Я должен быть рядом, любить его и заботиться, и любить его мать. Только так, а по-другому вообще не стоит заводить детей.