Я взяла с тумбочки телефон, разворачивая пришедшее смс. «Думаю о тебе. О вас. И люблю. Поправляйся скорее». О нас? Я внезапно поняла, что улыбаюсь. Мы ведь не говорили с Олегом про ребенка. Вообще не обмолвились ни словом. Но из этих строчек выходило, что он рад? Мое наивное сердце доверчиво встрепенулось и отчаянно хотело принять нежданно свалившееся счастье. Логические аргументы не слишком останавливали. Хотелось написать ответное сообщение, какую-нибудь милую глупость и вызвать улыбку на его лице. Там, где он сейчас находится. Заставить думать обо мне. Может быть, скучать. Ждать новой встречи.
Я тронула пальцем экран, но в этот момент дверь в палату приоткрылась и на пороге появилась Мила. Тоже какая-то осунувшаяся и бледная, совершенно не похожая на себя.
– Мне наконец-то разрешили тебя навестить, – она быстро подошла к кровати, склоняясь и обнимая меня. – Как же ты нас напугала!
– Вас? – я улыбнулась. – Уже успела у Калинина все выведать?
Вопрос в общем-то был риторическим, я почти не сомневалась, что Милка с ее талантами вытрясла из Олега абсолютно всю информацию. Поэтому пересказывать ничего не надо – она ведь наверняка в курсе.
Подруга почему-то замялась.
– Да выведывать особо нечего было. Только про то, что в кабинете случилось. Вот же дрянь эта Горина! Но ты не волнуйся, он уволил ее уже.
– Я не волнуюсь, – машинально отозвалась я, внимательно глядя на подругу. Что-то было не так в ее словах. В поведении. В бегающем взгляде и какой-то несвойственной для нее суетливости. Так бывает с людьми, испытывающими неловкость. Или вину.
Я нахмурилась: только теперь до меня дошел смысл сказанной фразы.
– Нечего было выведывать? Мил… Ты же не хочешь сказать, что все знала?
Ее взволнованный и теперь уже откровенно виноватый вид оказался красноречивее любых слов.
– Нет… – я замотала головой. Быть такого не может. Чтобы моя лучшая подруга была в курсе и ничего мне не сказала?
– Свет, ты только с выводами не спеши. Ладно? Я все объясню.
– Давай, объясняй, – я поняла, что повышаю голос и надо немедленно успокоиться. Не хватало еще снова навредить ребенку. – Слушаю.
Она заходила по палате, нервно теребя руки, потом подошла ближе, садясь на стул. Вздохнула. А я уже начинала злиться: все это здорово нервировало. А нервничать мне как раз было нельзя.
– Говори, Мила. Или уходи.
Она испуганно взглянула на меня, потом на дверь, будто опасаясь, что я встану и буду выталкивать ее отсюда. Потом кивнула.
– Олег… он нашел меня вскоре после моего дня рожденья. Того, в «Бахроме». Помнишь, когда к тебе приставал тип, которого ты…
– Помню, – прервала я ее, стремясь избежать длинных предисловий. – Вернее, мне напомнили. Я была пьяна и не обратила внимание на клеящегося ко мне Калинина. Дальше.
– Он сказал, что ты – женщина всей его жизни. И нужна ему. Пообещал приложить все усилия, чтобы сделать тебя счастливой. И попросил помочь.
– И что же ты? Так просто взяла и согласилась?
– Не просто. Он многое рассказал. Про то, что вы вместе учились. Что еще тогда влюбился в тебя. И долго искал.
Взгляд Милы стал совершенно затравленным. Похоже, рано я решила поверить признавшемуся мне в любви мужчине. Оказывается, он прямо-таки интриги плел у меня за спиной. И не один, с моей лучшей подругой.
– Ну, давай, продолжай. Как именно ты должна была помочь?
– Он просил устроить вам встречу. Чтобы все вышло вроде бы случайно. Расспрашивал, где ты любишь бывать, чем интересуешься. Надеялся где-то там перехватить.
Я молчала. Прокручивала всплывшие теперь в памяти странные Милкины выходки после дня рожденья. Она стала как-то очень активно приглашать меня в разные места, туда, где мы почти не бывали до этого. В кино, на каток, протащила по нескольким музея и выставкам, удивляя своим внезапно проснувшимся интересом к искусству. Тогда я не придала этому никакого значения. Теперь же все выглядело иначе. Выходит, она пыталась таким образом столкнуть меня с Олегом? Но его не было ни в одном из тех мест. Или я опять ничего не заметила?
– Каждый раз что-то срывалось, – призналась она. – Как нарочно. Один раз он застрял в пробке и не успел к началу фильма. Потом в очереди на каток внезапно кончились коньки его размера, и ему пришлось ждать. А после сеанса мы разминулись в толпе. Когда приехали в Эрмитаж, у меня сел телефон, и я просто не смогла ему позвонить и предупредить, что мы уже на месте. А на выставке оказалась Танька с мужем, и они утащили нас на обед. Помнишь?
Мила попыталась улыбнуться, вот только мне было совершенно не весело. Я уже словно предчувствовала то, что услышу дальше.
– Когда все сорвалось… в очередной раз, Олег сказал, что нужно придумать что-то другое. То, что сработает наверняка. Хотел оказаться с тобой в месте, откуда ты не сможешь убежать. Ни домой, ни в гости, никуда. И где вы будете только вдвоем.
В груди завертелось, заныло что-то колючее, встало горьким комом у горла.
– Анапа?
Милка обреченно кивнула.
– Он забронировал номер, оплатил билеты. Мне надо было только убедить тебя взять отпуск.
– А твоя сломанная рука? Удачное совпадение или…?
– Или… – на ее лице проступили красные пятна. – У брата знакомая работает в травмпункте. Договориться было нетрудно, тем более, за небольшое вознаграждение.
– Тоже из кармана Калинина? – я чувствовала такое омерзение, которого не испытывала, наверно, никогда в жизни. – Мил, и каково это? Понравилось играть чужой судьбой? Кем вы с ним себя вообразили? Ну ладно он, посторонний мне человек, но ты? Я же верила тебе! Как себе самой! Даже представить не могла, что ты на такое способна.
– Свет… – она едва не плакала. – Я же хотела, как лучше. Чтобы ты была счастлива. Он ведь такой…
– Какой? – я выпрямилась на кровати, почти выкрикивая эти слова. – Ну, какой? Наглый? Привыкший получать все, что хочет? Готовый для этого пойти на что угодно? А меня вы не подумали спросить? Хотя бы ты?
– Я же видела, какой влюбленной ты вернулась…
– Обманутой дурой я вернулась! Получается, он знал и про то, когда я уезжаю? Все знал – и ничего не сделал? Даже попрощаться не вышел!
– Он хотел, чтобы ты в него влюбилась, – по щекам Милы потекли две прозрачные дорожки, но мне на это было уже плевать.
– Ну да, и поэтому еще два месяца не давал о себе знать. Чтобы закрепить результат. А эта должность? Про пьянку в ресторане я уже не спрашиваю, и так все понятно.
Милка покачала головой.
– Я не знаю. Не знаю, как ему удалось. Он просто сообщил мне, что теперь будет работать с нами. Вернее, мы будем работать на него.
– Очень верное уточнение, – хмыкнула я. – Именно так. Весь мир должен для него вращаться.
– Свет, он тебя любит.
– Себя он любит. Себя – и больше никого. Так не ведут себя с дорогими людьми. Не обманывают настолько подло. Не играют их чувствами. И тебя это тоже касается.
– Света, нет! – она жалобно всхлипнула.
– Уйди. Уйди, пожалуйста, я хочу остаться одна.
Она не стала спорить. Поднялась, забирая сумочку и быстро направилась к дверям, оборачиваясь уже у выхода.
– Ты только не спеши с выводами. Обдумай все спокойно.
Спокойно? Легко сказать. Внутри все кипело. Я не хотела ничего обдумывать. И видеть его тоже больше не хотела. Потянулась к телефону, отправляя в ответ на присланное сообщение всего два слова: «Ненавижу тебя».
Глава 20
Время словно повернуло вспять, отбрасывая меня в то далекое прошлое, когда я был жалким, неуверенным в себе пацаном. И страхи, что я считал давно погребенными, ожили, давая о себе знать. Все развивалось совсем не так, как планировалось.
В который раз перечитал полученное смс, с трудом сдерживая себя, чтобы прямо сейчас не ринуться обратно в больницу. Хоть и понимал, что торопиться нельзя, нужно дать Свете время все обдумать и успокоиться, эмоции зашкаливало. Да, я боялся. Боялся ее потерять. Теперь, когда уже успел попробовать вожделенное, знал, что просто не смогу без нее. Не выживу. Я и так существовал последние недели лишь в ожидании встречи. Неужели все окончательно испортил?
Телефон в моей руке внезапно завибрировал. Увидев имя звонившего, я хмыкнул. И почему совершенно не удивлен? Не впервые уже брат напоминал о себе именно в те моменты, когда мне было по-настоящему хреново. Чувствовал, что ли?
Я и раньше не любил жаловаться, а теперь и подавно не хотел бы показывать свою слабость. Ни перед кем. Но если кто-то и мог бы понять меня сейчас, то именно Костя. Он и знал, и помнил меня тем мальчишкой, из прошлой жизни. Неуверенным в себе хлюпиком, не способным ни на что стоящее.
Нас с Костей разделяло всего три года, но иногда мне казалось, что он мудрее меня на целую жизнь. Нет, я терпеть не мог выслушивать его советы. Злился и бунтовал, как большинство мальчишек, не желающих учитывать мнение старших. Быть младшим казалось таким унизительным.
Но ближе него в детстве у меня все равно никого не было. С друзьями как-то не ладилось. После ухода отца мы часто переезжали, меняя съемные квартиры, одновременно приходилось менять школы, и я не успевал с кем-то по-настоящему подружиться.
Хотя, конечно, это только отговорки. Я тяжело сходился с людьми. Оброс таким количеством комплексов, что почти всегда подспудно ожидал со стороны других насмешек и непонимания. Так и выходило чаще всего. С неуклюжим увальнем, еще и до жути угрюмым и скучным, мало кому хотелось сблизиться.
Я привык к одиночеству, перестал расстраиваться из-за этого. И так было, пока не встретил Свету. Она стала единственной, кто надо мной не смеялся и не пытался унизить. Да, скорее всего, ею двигала жалость, но я и на это был готов. Лишь бы она и дальше позволяла сидеть с ней за одной партой и носить ее портфель после школы. В такие минуты был по-настоящему счастлив. Смотрел в спину девочки, как покачиваются при ходьбе ее косички, вслушивался в ее болтовню с подружками и чувствовал себя абсолютно счастливым. Настолько, что даже осмелился признаться ей в своих чувствах.