Граф Нандзё, расположившись вместе с Отохая посредине зала, пьет и смеется с гейшами. Сейчас он подзывает хозяина.
– Хияма-сан, у вас сегодня замечательный, можно сказать изысканный, прием, но такая вульгарная личность, как я, скучает без сямисэна. Пусть сыграют, я хочу сплясать. Эй, Бинта, бери сямисэн!
– Нандзё-кун большой мастер по части танцев! – Отохая, смеясь, проводит рукой по голове.
– Нандзё-кун опять начинает свои затеи! Перестань, перестань! Испортишь замечательный день! – вмешался граф Осада. В правой руке у него кисть, а в левой рулон бумаги. На лице графа отражаются муки творчества – он собирается подарить обществу поэтический экспромт.
– Осада-сан, можно я открою секрет? Господа, Осада-сан у нас поэт, но… э-э… как бы это сказать, в то же время он на все руки мастер. Разрешите отрекомендовать вам сего достойного мужа – именно этот Осада-кун, который сидит сейчас перед вами с таким добропорядочно строгим видом, на самом деле еще с тех времен, как он воевал в отряде «кихэйтай», большой герой по части…
Присутствующие разражаются дружным смехом. Граф Осада кисло усмехается.
– А что, господа, не сложить ли нам всем вместе стихотворение или какую-нибудь надпись в память о сегодняшнем дне, когда под одной крышей собрались все выдающиеся люди страны? – Граф Фудзисава, сияющий благодушием и довольством, вошел в комнату.
– Превосходная идея, сейчас я распоряжусь, чтобы принесли тушь! – поднялся с подушки хозяин, барон Хияма.
Граф Нандзё разгладил усы и рассмеялся:
– Это уж слишком жестоко со стороны Фудзисава-сан. Как видно, ему хочется меня помучить. Хорошо, я приму участие в сочинении стихов, но за это пусть Фудзисава-сан со мной станцует… Ладно?
– Но я совершенно бездарен по части плясок…
– Неправда, неправда! Может ли быть, чтобы Фудзисава-сан, положивший начало балам и танцам, не умел сплясать народную пляску? Играй же, Бинта! В политике я, так же как и граф Фудзисава, целиком придерживаюсь принципов европеизации, но что касается искусства и женщин, то здесь я полностью разделяю теорию «сохранения национальных особенностей».
– Хорошо, в таком случае спляшите сперва вы сами.
– Без сямисэна я не могу.
– Да зачем тебе сямисэн? – захохотал граф Кавабата, собирая фигуры го. – Господа, Нандзё-сан так пляшет, что ничего не поймешь, – руками всплеснет два раза, а ногой притопнет три – ни складу у него, ни ладу. Все равно никакой сямисэн не поможет такой пляске!
– Кавабата-кун, будет ехидничать! Ладно, придется плясать без аккомпанемента. Ну, я начинаю! Тэрадзима, Бинта, подпевайте, слышите? Ну! Тра-ля-ля!..
– Ах, господин, осторожней! Сейчас мы уберем посуду!
Три гейши поспешно отодвигают чарки с вином.
В это время в зал вошла дочь хозяина. «Отец!» – подозвала она барона Хияма и что-то прошептала ему на ухо.
– О, вот как? Проводи его сюда!
– Кто это приехал, Хияма-сан? – тотчас же осведомился граф Нандзё – острый слух не изменял ему, даже когда он был пьян.
– Приехал Хигаси! – барон Хияма бросил взгляд на графа Фудзисава.
– A-а, наконец-то изволил пожаловать!
Все немного притихли; вскоре послышались шаги – запоздавший гость поднимался по лестнице.
3
Вслед за хозяином, встретившим гостя у самой лестницы, в зал вошел старый Хигаси; оглядев собравшихся сквозь темные очки, он молча поклонился.
Все взгляды обратились на нового гостя. На нем были те же хакама и хаори, в которых он появился на концерте в «Ююкане», только вместо стеганного на вате кимоно теперь на нем было легкое летнее, да вместо повязки, закрывавшей глаз, появились темные очки, еще резче оттенявшие седину волос и усов.
– О, Хигаси-кун! Давненько не виделись! Я слыхал, вы были больны. В самом деле, вы как будто немного осунулись. Господа, позвольте представить вам Хигаси-кун! – Граф Фудзисава, самовольно присвоив себе функции хозяина, взял на себя труд отрекомендовать гостя.
Старый Хигаси поклонился еще раз и сел на кожаную подушку, которую пододвинула ему одна из гейш. Общая беседа на короткое время прервалась; некоторые кланялись в ответ на поклон старика, другие ограничились тем, что внимательно его разглядывали. Виконт Хара и виконт Угаи, не обращая ни малейшего внимания на появление нового лица, по-прежнему не отрывали глаз от игральной доски.
– Вы Хигаси-сан? Разрешите представиться – дурная башка по имени Нандзё… Прошу вашего снисхождения! – подошел к Хигаси граф Нандзё, бесцеремонно приветствуя гостя.
Барышня Кинуко подала старому Хигаси чашку чая.
– Кинуко, быстро, ужин для Хигаси-кун!
– Нет, Хияма-кун, не беспокойся, пожалуйста. Я только-только после болезни, чувствую себя еще не совсем здоровым. По правде говоря, мне и выходить-то не следовало… Да не хотелось нарушать слово, вот я и заехал на минутку, хоть и с опозданием… Так что уж извини…
– Хигаси-кун, по одной-то выпить можно! – Граф Фудзисава указал на чарку. Подошла гейша, чтобы налить сакэ.
Старый Хигаси отрицательно покачал головой:
– Прошу меня извинить. Врачи не разрешают мне пить.
– Да, как твое здоровье? Глаза как? – спросил Хияма, словно стараясь прийти на выручку гостю.
– Сказали определенно, что левый глаз спасти не удастся.
– Ай-ай-ай! Вот это плохо!
– Да, я очень удивился, когда увидел в клубе, что у Хигаси-кун перевязана голова! – вставил граф Нандзё. – Тэрадзима, помнишь? Он выглядел точь-в-точь как артист в гриме мстителя!
Старый Хигаси промолчал, пристально разглядывая сквозь черные очки порозовевшее от вина лицо графа Нандзё.
– Ничего, Хигаси-кун, возможно, ваша болезнь как раз сулит вам удачу. Недаром и Масамунэ Датэ, и Гамбетта были кривые на один глаз. Кто знает, может быть, ваша болезнь поможет вам прославиться! – Страсть графа Фудзисава к выдающимся личностям проявляется по малейшему поводу.
– Ну что же, Нандзё-сан? Что же пляска? Или представление уже окончено? – Граф Кавабата, ненадолго покинувший комнату, вновь опускается на свое место, комкая в руках носовой платок.
– Пляска отложена по случаю прибытия почетного гостя…
Граф Фудзисава окликнул Кавабата, тот встал и пересел поближе к старому Хигаси.
– Разрешите представиться. Мы встречаемся впервые, но ваше имя я слышал еще двадцать лет назад. В год реставрации я служил по морскому ведомству и потому так и не имел чести скрестить с вами оружие, но мне передавали, как доблестно вы сражались в Косю… Об этом мне рассказывал Омура.
Сухопарое, долговязое тело старика задрожало так сильно, что это было заметно со стороны, и кровь бросилась ему в лицо, когда воскресли забытые треволнения далекого прошлого.
– Говорят, с тех пор вы безвыездно жили в Косю… – продолжал Кавабата. – Простите за нескромный вопрос, но сколько же вам сейчас лет?
– Хигаси-кун на девять лет старше меня, значит ему пятьдесят семь… – отозвался барон Хияма, оглядываясь на старого Хигаси.
– Выглядит он значительно старше… – тихо проговорил граф Фудзисава.
– Наверное, это оттого, что приходилось питаться одной пшеничной похлебкой да бататом… – усмехнулся старый Хигаси. Перед ним только что поставили черный лакированный поднос с закусками.
– Ну, господа, давайте же выпьем! Ничего, ничего, сакэ можно пить здесь, а у Одани ограничимся прохладительным, вот весь хмель и пройдет… Виконт Угаи, виконт Хара! Что, если вы отложите ваш поединок? – призывает хозяин.
– Оставь их, ты же знаешь, когда люди так увлеклись, они глухи и слепы. Господа, давайте выпьем! Хигаси-кун, от одной чарки, пожалуй, беды не будет, а?
Снова пошли в ход чарки. Повеяло прохладой, на кончики бамбука, растущего под окнами, упали лучи вечернего солнца.
4
Беседа снова коснулась давнишних событий тысяча восемьсот шестьдесят восьмого года. Посыпались анекдоты, острые, как лезвие бритвы, рассказы о столкновениях и разногласиях, казавшихся теперь не заслуживающими даже улыбки ребенка, воспоминания о подвигах, признания в ошибках, все говорили, перебивая друг друга, и каждый спешил вставить свое слово. В зале царило всеобщее оживление.
Граф Фудзисава бросил на поднос звякнувшие стеклянные хаси, с помощью которых он расправлялся с лежавшей перед ним на блюде рыбой, залпом осушил чарку сакэ, налитую гейшей, и, разгладив жидкие усы, окинул собравшихся торжествующим взглядом.
– Да, господа, в замечательное время мы живем! Поистине, нам посчастливилось! Мне кажется, что даже великие мужи годов Гэнки-Тэнсё и те были бы рады отдать все свое состояние, лишь бы жить в нынешнюю эпоху. В самом деле, попробуйте оглянуться назад, вспомните, что было в Японии сорок лет назад, – право, кажется, будто видишь чудесный сон!
– Да, действительно похоже на сон. Но если уж зашла речь о снах, то, признаюсь, мне до сих пор снится, будто я делаю харакири в замке Горёкаку… – усмехнулся барон Хияма, разглаживая красивые усы.
– Было время, когда мы враждовали между собой, а теперь сидим под одной крышей и вместе поднимаем чарки с вином… Навряд ли среди нас найдется хоть один человек, чья жизнь в те дни не висела на волоске… Возьмите Нандзё-кун – ведь он едва спасся от меча Тэрадая… Или Киносита, который, можно сказать, стоял уже одной ногой в могиле; а сейчас они здоровы, веселы и служат на благо императору и отчизне. Или взять Хияма и Сираи – сейчас они дружны, словно родные братья, а ведь когда-то стреляли друг в друга! Да и Хигаси-кун тоже, наверное, немало удивился бы, скажи ему кто-нибудь в ту пору, что через двадцать лет он будет сидеть с нами за чаркою сакэ! – Граф Фудзисава весело засмеялся и поднял чарку.
Старый Хигаси по-прежнему молча сидел в конце зала.
– Ничего не скажешь, между старыми временами, когда страна была разделена на триста отдельных княжеств, и нынешней эпохой, когда уже подготовлена конституция и не сегодня-завтра соберется парламент, – гигантская пропасть! Пожалуй, даже на вращающейся сцене в театре Синтоми невозможны такие головокружительные перемены! – улыбнулся Сугимото, взглядывая на Отохая.