– Мой тебе совет, Гревочка: предоставь это супруге. Она женщина умная и деликатная, справится куда лучше нас. И вообще, позаботится о бедняжке, а то после гибели возлюбленного податься ей некуда – не к дяде же возвращаться!
– Пожалуй… – Греве задумался. – Насколько я знаю Камиллу, она будет рада видеть мадмуазель Марию-Эстебанию своей воспитанницей. А там посмотрим. Время, оно лечит…
Из судового журнала канонерской лодки ВМС Республики Перу «Ковадонга»
«… января 1880 г. 12.30 по Гринвичу.
Миновали траверз порта Кальяо. Противник не обнаружен. Ход 8 узлов, запас угля и пресной воды в норме.
Машинисты докладывают о стуках во втором цилиндре.
Состояние и поведение пленных опасений не вызывает».
«… января 1880 г. 12.30 по Гринвичу.
Провели обсервацию. До порта Пайта 255 миль.
13.27 по Гринвичу. На зюйде замечены дымы и мачты двух кораблей. Нагоняют. Ход подняли до 10 узлов. Через полтора часа стук во втором цилиндре усилился, добавилась течь в трубках котла, из-за чего пришлось снизить ход до 8 узлов».
«14.49 по Гринвичу. Ход сбавлен до 7 узлов из-за новых неполадок в машине. Преследователи сблизились на две с четвертью мили; опознаны как фрегат королевского флота “Рэйли” и шлюп “Мьютайн”. Адмирал Грау приказал сыграть боевую тревогу.
15.05. По распоряжению адмирала Грау пленные чилийские кочегары и механики поставлены к машине и топкам. В охрану к ним отрядили пятерых русских “plastuns”. Приказ адмирала – расстреливать за неповиновение – противоречит правилам гуманной войны, о чем я имел честь ему напомнить. Замечание оставлено без внимания.
Случаев неповиновения не наблюдается. Освободившиеся матросы встали к орудиям.
15.38. Ход 8 с половиной узлов, курс норд. Неприятель с дистанции 11 кабельтовых открыл огонь».
– А все чертов Бертон, чтоб ему в аду подобрали сковородку погорячее! – Греве не отрывал глаз от окуляра подзорной трубы. – Голову на отсечение – без него англичане нас нипочем бы не догнали! Это он, мерзавец, тревогу поднял…
Казанков пожал плечами. Бертон или нет, но факт оставался фактом: британские корабли медленно, но верно настигают их маленький отряд.
– Кто командует канонеркой, сам Грау? – осведомился барон. – А что, ему не привыкать, сколько раз ходил в рейды на «Уаскаре»!
– Лейтенант, перуанец, – отозвался Сережа. Он стоял рядом с Остелецким с большим апризматическим биноклем в руках. – Как его бишь… Имя Педро, а фамилию, убей, не припомню. Он до набега на Антофагасту был у адмирала в адъютантах и напросился вместе с ним на торпедеру «Република». Вроде толковый и не трус.
– С «Ковадонги» пишут: «Веду бой!», – крикнул сигнальщик.
Британские корабли синхронно выбросили столбы плотного белого дыма – погонные орудия начали пристрелку.
– Прибавили ход, чтоб им… – выругался Греве. На скулах у него заходили желваки. – Дистанция – миля с четвертью, и она сокращается.
– На «Ковадонге» нелады с машиной. Еле-еле выжимают девять узлов, но надолго их не хватит. Недаром Грау, как только заметил погоню, приказал нам занять место в голове ордера.
– Может, стоит поставить паруса? Ветер попутный, в полный бакштаг узла полтора добавит к ходу.
Барона словно услышали – на канонерке пополз, разворачиваясь, вверх треугольный стаксель, потом стали одеваться прямыми парусами фоки грот-мачты.
– Поможет, но ненадолго, – оценил ситуацию Казанков. – От «Рэйли» ни им, ни нам все равно не уйти.
Он склонился к переговорной трубе.
– Оба орудия – огонь по способности. Цель – «Рэйли».
И, повернувшись к рулевому, скомандовал:
– Право четыре. Сигналец, пиши на «Ковадонгу»: «Следуйте прежним курсом».
– Что ты затеял? – недоуменно нахмурился Греве.
– Бритты преследуют канонерку строем фронта. Если мы заложим крутую циркуляцию вправо, то сможем стрелять из обоих орудий по «Рэйли».
– Так и они же нам ответят!
– А ты как думал? Конечно, ответят. Но, во-первых, тогда им придется хотя бы ненадолго оставить в покое адмирала. А во-вторых, на британском фрегате дульнозарядные орудия Армстронга, а у нас – крупповские стальные казнозарядки. Частота залпа выше вдвое, да и дальность действенного огня тоже. Если получится, попробую хотя бы какое-то время держаться вне зоны их досягаемости.
Ударило, британцы дали новый залп. В кабельтове за кормой канонерки выросли столбы воды.
– Если они не изменят курс и по-прежнему будут преследовать «Ковадонгу», подрежем «Рэйли» корму и раскатаем безнаказанно продольным огнем.
На баке «Луизы-Марии» громыхнула пушка. Секундой спустя ей ответило ютовое орудие. Столбы от падений снарядов выросли вплотную к британскому фрегату.
– Считай, накрытие… – прокомментировал Сережа. – Молодцы комендоры! А вот британцы стреляют паршиво, не лучше, чем при Свеаборге. Как говорится, не в коня корм… О черт!
На корме канонерки сверкнуло пламя, полетели обломки.
– Попадание, – сказал барон. – Накаркал ты, Серж…
– Неприятель поворачивает к норд-осту! – проорал сигнальщик. – Прибавили ходу!
– Увидели адмиральский вымпел и собираются его захватить. Для этого отрезают «Ковадонгу» от берега, чтобы не выбросились.
Сережа в сердцах стукнул кулаком по ограждению мостика.
– Рулевой, право семь! Попробуем отвлечь их на себя.
Орудия «Луизы-Марии» дали новый залп. Снаряды легли между британскими кораблями, но те словно не заметили и дружно выпалили по «Ковадонге». От кормы канонерки снова полетели обломки, потянулся хвост дыма.
Слитно, хором рявкнули пушки «Луизы-Марии». На «Рэйли» сверкнуло в районе грот-мачты, вспухло дымное облачко.
– Попадание! – проорал сигнальщик. – Фрегат поворачивает влево!
– Ну вот, наконец-то снизошли и до нас, грешных… – удовлетворенно заметил Сережа. – Гревочка, увел бы ты супругу вниз. Лучше всего в трюм, где жили пластуны, там по бортам коффердамы с углем, хоть какая защита. А здесь, боюсь, скоро станет жарко.
Барон обернулся – на шкафуте, у дымовой трубы белело женское платье. Греве обреченно покачал головой.
– Не знаешь ты ее. Не пойдет она в трюм. Бинокль вон у меня отобрала, хочет все видеть собственными глазами. Спасибо хоть сюда не поднялась, а ведь рвалась, еле отговорил! Ну, ладно, попробую…
Он повернулся к трапу, и в этот момент сигнальщик снова подал голос:
– С вест-норд-веста дымы! Два… нет, четыре судна, идут на сближение.
Казанков вскинул бинокль.
– Чилийцы, – вынес он вердикт через несколько секунд. – Похоже, командор Риверос решил нанести визит на север и теперь возвращается. Надо же, как не повезло…
Между бровей у него пролегла резкая складка.
– А вот теперь, Гревочка, нам точно амбец. Против эскадры «Луизе-Марии» не продержаться и пяти минут. И уйти не получится – мы между ними и британцами, как между молотом и наковальней.
– И что теперь делать? – прошептал барон. Физиономия его побледнела, лоб покрылся мелкими капельками пота. – Неужто сдаваться?
Казанков скривился, словно откусил лимон.
– Не рви душу, самому противно даже думать о таком. Но что остается, сам подумай? Драться мы не можем, только людей погубим. А так вас – тебя, Девилля, команду «Луизы-Марии» – не тронут как бельгийских подданных и интернированных лиц. Ну а мы… Что ж, правил войны на море мы не нарушали, так что на реях нас, как пиратов, пожалуй, не вздернут. Посидим еще сколько-то времени в крепости, не привыкать.
– Вашбродие, флаги!.. Флаги не те! – резанул по ушам крик.
Сережа снова прилип к биноклю.
– Англичане поворачивают! – продолжал надрываться сигнальщик. – Уходят, вашбродь, как есть уходят!
Греве, не веря своим глазам, смотрел на британский ордер. «Рэйли» и «Мьютайн» выполнили поворот «все вдруг» и, отчаянно дымя, удалялись на зюйд. Орудия их молчали.
Казанков обернулся к барону. На лице у него расцвела счастливая детская улыбка.
– Наши! – прошептал он. – Ущипни меня, Гревочка – или это галлюцинация, или же действительно наши!
Барон выхватил бинокль, поднес к глазам – и радостно охнул. Никаких галлюцинаций у Казанкова не было и в помине. В цейсовских стеклах Греве ясно видел, как под гафелем головного фрегата трепещет на ветру огромное белое полотнище с косым крестом голубого цвета.
– Наши!
Гичка – нарядная, из красного дерева, как и многое на палубе «Луизы-Марии», – ткнулась носом в борт парохода. Упал, разворачиваясь, штормтрап; матрос подхватил его, и Сережа по деревянным ступеням вскарабкался на палубу.
– Ну? Узнал, что они тут делают?
Греве чуть не пританцовывал от нетерпения возле трапа. Камилла, дожидавшаяся вместе с ним возвращения Казанкова с русского флагмана, покосилась на супруга с неодобрением.
– Бутаков не объяснил, – ответил Сережа. – Намекнул только, что действует в соответствии с секретным предписанием из-под шпица. Сказал, что после визита в Сан-Франциско эскадра повернула на юг, сначала в Панаму, а теперь вот пришла сюда. Загадочная какая-то история…
– И куда они дальше?
Это уже Веня Остелецкий. Стоит рядом с бароном – руки за спиной, на лбу и на кителе свежие следы пороховой копоти. Когда пробили боевую тревогу, он, вспомнив, по собственному выражению, артиллерийскую молодость, встал к штурвалам наводки и даже добился попадания в британский фрегат.
– В Кальяо, куда ж еще? Кстати, Бутаков предложил «Луизе-Марии» следовать за эскадрой.
– Значит, пойдем в Кальяо? – Греве радостно встрепенулся. – А как же эти, прости господи, калеки?
Все четверо не сговариваясь посмотрели на «Ковадонгу». Канонерка стояла в трех кабельтовых от парохода. Пожар на ней уже потушили, но и без оптики было видно, что судно сильно осело на корму и накренилось.
– Хода дать они не смогут, буксировать – хлопотно, да и незачем, – сказал Сережа. – Решили так: «Скоморох» оттащит канонерку к берегу и посадит на мель, а перуанцы потом разберутся, что с ней делать. Команду возьмем на «Луизу-Марию».