Не осознают, убогие, что при выметании и они могут попасть в разряд мусора, шлака истории, балласта, не понимают, что не нужны они, Alte Kampfer`ы[3] такой власти. Требуют сильную руку, которая разом покончит с преступностью и развратом, выведет страну на первое место в мире да посадит всякое жулье и яблони на Марсе. Не осознают, не понимают, что их это непременно коснется, что чем сильнее власть, тем, разумеется, страна сильнее… и народ бесправнее. И чем сильнее радовались победе демократии в 1991-м, тем швыдче ратуют за сильную руку теперь.
Нет, власть сильной быть должна, это верно. Чтобы таких вот окорачивать. Но при том она, власть эта, должна самоограничиваться, чтобы не скатиться в пошлую диктатуру какого-нибудь полпотовского разлива. А ратуны за «добрые, светлые времена Лаврентия Палыча» просто люмпены или бездеятельные твари. Им не лень увидать язвы общества, но пошевелить хоть пальцем, начать исправлять мир с себя – да как можно-с. Не осознают, что рыба гниет с головы, но чистится – с хвоста.
И либерастов я не люблю тоже. Либералов-вольнодумцев, таких как Вольтер, с его жизненным кредо «Я ненавижу ваши взгляды, но готов умереть за ваше право их высказывать», уважаю. А либерастов не терплю.
Ведь что есть, по сути, либераст, сиречь «либерал продажно-выродившийся»? А есть это банальный педераст. Не по сексуальной ориентации, нет. По натуре своей мерзопакостной. Эти недолюди, кто за деньги, а кто и из любви к искусству, занимаются тем, что выискивают, вынюхивают по всем углам тех, кого угнетают, по их разумению. И потом жизнь кладут на то, чтобы угнетение это прекратить, даже если сами угнетенные о своих бедах ни сном, ни духом, и особенно стараются, если это нарушает права большинства. Отсель и политкорректность эта чертова, и реальные сроки за всякую фигню, и… И много чего.
Подрывные, деструктивные люди эти либерасты. Не понимают, что человек – зверь не социальный, отнюдь, глубоко асоциальные мы скотины, эгоцентричные, и лозунг «Живи сам и давай жить другим» понимают исключительно как «Я должен иметь право делать то, что я хочу, а кому не нравится – нехай отвернутся». Этих тоже надо на коротком поводке держать, чтобы на шею не сели и не устроили либеральный фашизм. Сначала в отдельно взятой стране, а там – и по всему миру. Это честные либералы жили под лозунгом «Liberté, Égalité, Fraternité»[4], да токмо не видать их что-то последние лет с полста.
Что самое печальное – государство, абсолютно любое, стоит на этих трех китах: клерикализме, консерватизме и либерализме. Ну… Как стоит? Скользит, вернее сказать, как на любой бы рыбе скользило, раскачивается, шатается, но покуда держит равновесие, пусть и с перекосом в одну из сторон, жить там можно. А вот как утратит равновесие, как рухнет в крайность, вот тогда и наступает полная ж…
Такой вот гранполитик.
– Стратиг, на связи митрополит Роксанский Кондратий, – раздался из динамика голос флигель-адъютанта.
О, батьку Кондратьку! И чего ж ему, интересно, надо?
Отставной полкан десантуры, мужик-кремень, немало я денежек (тайно от всех, а от него – тем паче) в его избрание вбухал, когда разведкой командовал. Редкой прямоты и целостности человек, верующий искренне и истово, но без фанатизму, прямой, как копье, но при том умный – идеальный первосвященник для моей колонии, не чета нашему Каифе VII.
– Соединяй, – скомандовал я, и, дождавшись появления Кондратия на экране, поприветствовал митрополита первым. – Благословите, отче. Чем обязан радости вас лицезреть?
– Здравствуй, сын мой. – На экране мелькнула его рука, в знак пастырского благословения осенившая меня крестным знамением. – Скажи мне, чадо, ты совсем охренел?
– Это вы, высокопреосвященнейший владыко, можете совсем или не совсем, – усмехнулся я. – А для меня «охренел» – это естественное состояние. А что случилось-то? Патриарха, когда он узнал, что я предлагаю ввести корабельных капелланов, чего его святейшество давно добивается, Кондратий хватил, простите за каламбур?
– Никто его ни за что не хватал, – поморщился преосвященный. – Сидит, радуется, официальное обращение готовит, возможно, даже сменит твое отлучение на епитимью… Ерунда все это.
Широкая ладонь отставного полковника энергично рубанула воздух.
– Тогда в чем же беда? – удивился я. – Чем вы, владыко, недовольны?
– А вот ты как считаешь, чадо, – глаза митрополита сощурились, выдавая его ярость, – из чьего диоцеза в первую руку служителей на флот заберут? Молчишь? Вот то-то, и помалкивай. Потому что у меня заберут, да еще подведут под это обоснование: мол, коли сердце такого безбожника и греховодника, как ты, смягчить смогли, так на флоте им самое и место, подвижникам. Чем это для меня, да и для тебя тоже, чревато, понимаешь?
Да уж, понимаешь. В митрополитах Кондратий без году неделя, своих людей на ключевые должности на Роксане еще не пораспихал, а изымать из приходов священников наверняка будут тоже исходя из принципа лояльности нашему первосвященнику. Не в восторге от него Константин, ой не в восторге, не видать бы ему своей митры, невзирая ни на какие финансовые вливания со стороны некоего синклитика Киндяшкова, кабы старый вояка не был в прошлом архиепископом Никеи Горной. Как вы думаете, кому мы обязаны тем, что этот город каракорумцы так и не смогли взять? Правильно думаете – командиру городского ополчения, архиепископу Кондратию.
– Вы там что, с друнгарием от пьянства совсем ум потеряли? – меж тем продолжал глухо яриться его высокопреосвященство.
Опа! А это кто ж нас с Женей ему сдал? Непременно надобно озадачить Савватия поиском стукачка.
– Или у вас, дети мои, его и не было никогда, что со мной этот вопрос не обсудили, не побеседовали о том, как это лучше подать?
Мнда, нехорошо вышло… Эдак милостивый архипастырь Константин нашего митрополита и схарчить может.
– Что же ты молчишь, чадо? – с убийственной лаской в голосе поинтересовался его первосвященство.
– Ну а что тут скажешь, владыко? – изобразил я смирение. – Мы не планировали введения института полковых и корабельных священнослужителей, предложение мое было чистой воды импровизацией, позволяющее перекрыть кадровый дефицит на флоте. Честно говоря, думал, что эту идею заболтают, будут судить да рядить, но…
Я удрученно развел руками.
– Слишком удачно для всех все сложилось, совпали интересы чересчур многих. Вот и получилось то, что получилось. Но, мне кажется, вопрос с кадрами на Роксане мы урегулировать пока еще можем.
– Вот как? – Митрополит мрачно усмехнулся. – Это, интересно знать, как?
– Так квоты патриарх на основании представления Солодухиной будет утверждать, владыко Кондратий, – улыбнулся я. – Давайте сейчас проведем с ней конференцию?
Дождавшись кивка пастыря, я вызвал Диму и попросил присоединить к нашей беседе еще и архистратига, если она не слишком занята.
Оказалось – не слишком, но увидав митрополита на экране, даже и не попыталась скрыть своего изумления.
– Сначала военсвященники в качестве вашего личного почина, теперь митрополит-орденоносец, вы меня, стратиг Киндяшков, сегодня не перестаете удивлять, – усмехнулась она.
Орденоносец, да. За оборону Никеи ему орден Фемистокла вручили. Крутой у меня на планете архипоп, правда?
– Так чем обязана, господа?
Я вкратце изложил проблему так, как я ее понимал, – прямо и без экивоков. Кондратий на правду морщился, но не возражал.
– Понятно ваше затруднение, – кивнула Света, когда я закончил. – Что вы предлагаете?
– Указать в запросе архистратига к святейшему о необходимости направления роксанских священников в роксанские же гарнизоны в большинстве своем. А там… их ведь по ротации уже сам владыко Кондратий менять будет.
– М-м-м-м… – задумалась Солодухина. – Это можно. А обоснование?
– Стабильные, прочные и устоявшиеся связи между Церковью и армией на Роксане. Примеры личного мужества священнослужителей, участвовавших в обороне планеты в том числе. У меня только орденами награждено было двенадцать священников, не говоря уже про медали.
– Хорошо, – кивнула Светлана. – Сделаю, но ты мне будешь должен.
– Куда ж я денусь, – пробурчал я, едва она разорвала соединение, и, обернувшись к митрополиту, спросил: – Так нормально все, высокопреосвященнейший?
– Благодарю тебя за понимание, чадо. – Кондратий вновь благословил меня крестным знамением и отключил связь.
– Да, а гадючник-то у вас почище чем в синклите будет, пастыри, – пробормотал я, возвращаясь к работе.
Не сказать, что было много чего срочного, но текучки хватало, пускать же все на самотек ни в каком деле нельзя. Особенно в сфере управления.
А к вечеру того же дня официальный канал Церкви «София-ТВ» показал выступление пресс-секретаря Константина VII отца Вонифатия, заявившего, что сейчас рассматривается вопрос о снятии с меня отлучения, допущении к таинствам и о том, какую епитимью на меня следует наложить. Вот так-то, с должности официального антихриста и аццкого сотоны меня поперли, выходит.
Даже не хочу знать, как это событие прокомментировали в «Новостях Жестокой Галактики».
Меж тем шок от падения Бергена становился с каждым новым прожитым днем слабее, и все команды «Галактики» продолжали укреплять свои позиции, достраивать и починять свои боевые примусы в ожидании нового раунда борьбы за Скопление. Однако на сей раз война пришла оттуда, откуда никто не ждал. Предполагали, разумеется, нечто подобное, но всерьез в роли потенциального агрессора и провокатора войны эту державу никто не рассматривал.
Все дело в том, что под крылышком венценосной пары на Мидлсборо очень уж полюбили ошиваться всяческие пираты, солдаты удачи и прочие якудзы разной степени крутости, что приносило неслабый такой доход в бюджет как Игонина с Луневой, как налогосборщиков, так и в бюджет Этрурии, чьи крупные компании имели наилучшие условия при скупке пиратских трофеев. Не то чтобы у остальных стран не имелось своих «прирученных» пиратов – были разумеется, но отнюдь не в таком количестве, даже взятые все вместе, как на этой новой инкарнации Тортуги и Порт-Рояла. Одинокие торговцы и малые кланы выли и стенали, но ничего не могли поделать, а мегакорпорации не только успешно защищали свои караваны, но и охотно сотрудничали с «джентльменами удачи» (не сами, разумеется, а посредством мафиозных кланов, все больше и больше сраставшихся как с собственно пиратами, так и с крупным бизнесом), и, даже если изредка случалось их кораблю исчезнуть в космосе, дабы потом, неведомым образом, появиться на Мидлсборо, но уже под другим именем и с другим владельцем, не всегда заморачивались устроением праведной мсти. Как правило, да, но не всегда – такие небольшие потери все равно перекрывались прибылями и уничтожением конкурентов – сначала мелких, а затем все крупнее и крупнее… Доить такую жирную корову единолично хотелось всем, так что нет ничего удивительного, что дошло до торговой войны (благо войну настоящую против пиратов ни одна страна развязывать не желала – высшие чины почти всех команд получали от такой вот торговли нехилые откаты и терять их, разумеется, не желали) – между двумя из трех крупнейших негосударственных перевозчиков грузов и пассажиров: «Кумаха Космотрейдинг», понятно из какой страны, и этрусской «Tarkvinia Ltd, Co».