Курсант. На Берлин 1 — страница 15 из 32

Хотя про себя пять раз выматерился. Что за сраный еще НТС⁈ Откуда это? И как оно расшифровывается⁈ Однако, учитывая, что Шипко упомянул аббревиатуру вскользь, решил, значит, не особо она важна. Хрен с ней.

— Смотри мне, Реутов… — Чекист погрозил пальцем, а затем продолжил. — Нас интересует средний сын — Вениамин. Или Ляля, как называли его родители. В 1920 году — юнкер Флота, служил в пулемётной команде 3-го Марковского полка и пропал без вести. На самом деле раненым попал в плен во время Крымской эвакуации. Шульгин предпринимал активные попытки найти следы сына. Именно поэтому он тайно посетил СССР. Там дело было не столько и не только в книге, которую он хотел написать. Поиски не увенчались успехом. Ты передаш ему нательный крестик сына и скажешь, что в случае успешного сотрудничества, он получит Вениамина в целости и сохранности. Мы сами следы этого Ляли отыскали недавно. Иначе воспользовались бы раньше.

— Серьезно? Он и правда получит сына? — Я с недоверием посмотрел на Панасыча. С трудом представляю, будто чекисты выпустят этого Лялю из Союза.

— Конечно, нет. Вениамин Шульгин умер в доме для умалишённых в Виннице больше десяти лет назад. Его крестик чудом сохранился у медсестры, которая ухаживала за ним перед смертью…

* * *

Я моргнул, прогоняя мелькнувшее перед глазами лицо Панасыча. Просто вспомнились не только его слова, но и взгляд, каким он смотрел на крестик, когда объяснял суть моей задачи.

По факту в данный момент я шантажирую человека мертвецом. Даю надежду на то, чего нет. Вот такой я молодец.

— Вы… Господи боже… — Василий Витальевич поднялся с кресла, сделал два нетвердых шага, а потом чуть не упал. У него подкосились ноги.

— Барин, ну вы чего⁈ — Семён, который ошивался неподалеку, тут же кинулся хозяину на помощь.

В мою сторону он зыркнул таким злым взглядом, что меня аж проняло. Если бы верил во всякие проклятия, точно решил бы, что этот похожий на подростка мужик, который отчего-то спустя двадцать лет использует слово «барин», от всей души пожелал мне скорой и мучительной смерти.

— Все хорошо… — Шульгин оперся о плечо Семёна, а затем вернулся в кресло. Рухнул в него без сил.

Пару минут он так и сидел, безвольно опустив голову. Куусари вопросительно посмотрел в мою сторону. Мол, что за хрень происходит?

Я пожал плечами, изобразив на лице расстройство. Крестик по-прежнему лежал на моей ладони. Руку я не убирал. Пусть еще раз посмотрит, дабы убедился, вещь действительно принадлежит сыну.

— Господин полковник, — Шульгин вдруг резко поднял голову и посмотрел на финна. — Не хотите ли выпить чаю? У меня прекрасный чай. Только что заварили. Ноги, знаете ли, чего-то плохо себя ведут. Возможно, из-за весны. Я потому сегодня и не пошел на встречу с товарищами. Так что чай наисвежайший. Семён вас угостит. И мед еще. Мед липовый…

В общем-то, все присутствующие сразу поняли, Василий Витальевич просто-напросто выпроваживает финна из гостиной, чтоб поговорить со мной наедине.

Куусари вскочил с дивана и, согласившись, что липовый мед это самая потрясающая вещь на свете, вышел в сопровождении Семёна из гостиной.

Шульгин посмотрел на меня. Я сразу понял по его взгляду, он прекрасно догадался, кем на самом деле является гость, которого привел Осмо. А еще Шульгин понял, что и я тоже догадался. Догадался о его сообразительности.

— Что вы хотите? — Спросил он низким хриплым голосом.

Я внутренне расслабился. Опасения, что этот человек поднимет шум, все-таки были. Но… Шипко и в этом случае оказался прав.

— Сущую малость, Василий Витальевич. Сущую малость. — Сказал я ему с улыбкой.

Глава седьмаяЯ немного ускоряю события

Утро началось бодро. Я бы даже сказал, живенько. Ну как утро… Рассвет. Так, пожалуй, будет точнее.

В дверь номера тактично постучали. Раз, два. Потом сильнее. Потом совсем нетактично.

Честно говоря, сквозь сон я слышал, что стуку предшествовала возня в коридоре и какой-то очень активный спор, но решил, черт с ними. Пусть развлекаются.

Видимо, ранние посетители решали, как лучше поступить: вломиться без спросу, по-любому есть запасной ключ, или все же соблюсти приличия. Очевидно, в неравной схватке победили приличия. Какие же они вежливые, эти буржуи.

Я приподнялся на постели, оторвав голову от подушки, посмотрел в сторону, откуда доносился звук, а потом громко, чтоб наверняка нежданные гости поняли мой настрой, крикнул:

— Идите к черту! Часы приема после девяти нуль-нуль!

Впрочем, не буду лукавить, гости были не совсем уж нежданные. Естественно, я предполагал, как только Эско Риекки разберется в салоне мадам Жульет со всеми обстоятельствами случившегося, он явится в гостиницу. Приблизительно ровно на то время, в которое явился, и был рассчет. А то, что под дверью беснуется злой начальник сыскной полиции, даже сомневаться не приходится.

Именно поэтому сразу после разговора с Шульгиным я вернулся в гостиницу. Даже торопился. Мало ли, вдруг Эско освободится раньше. Правда, вошел в номер скромненько, через окно.

Не могу сказать, будто процесс проходил легко. Наоборот. Обматерился так, что вообще все слова в итоге закончились. Однако я должен был проверить запасной путь. Черт его знает, вдруг пригодится. Да и встречаться с персоналом сильно было не с руки. Олав, уверен, бдит на входе, ожидая моего возвращения, чтоб потом отчитаться Риекки, в какое время пришел постоялец.

К счастью, здание гостиницы было построено так, что под окнами каждого этажа проходил выступ, выполняющий чисто декоративную функцию украшения. А на расстоянии несколько метров от конкретно моих окон имелась водосточная труба.

Ну что сказать… В кино все это выглядит красиво. Оп-хоп-прыг-шлеп! И герой уже попивает виски, сидя в кресле с сигарой в зубах.

В реальности, подозреваю, я напоминал криворукую, безумную обезьяну, решившую раскорячиться на фасаде здания.

Большим плюсом являлся тот факт, что все приличные люди спали и оценить мои кульбиты и эквилибристику было некому.

По трубе, обхватив ее всеми конечностям я поднялся до третьего этажа. Эта сучья труба, кстати, оказалась скользкой. Меня все время тянуло вниз под весом собственной задницы. Ладони горели ужасно.

Потом встал на приступок, идущий под окнами, вцепился пальцами в прореху между кирпичами и медленно начал двигаться в сторону своего номера.

Вниз старался не смотреть. Этаж хоть и третий, а падать один черт будет больно. Да и посмешищем быть не хочется. Упаду, переломаю ноги, буду лежать, как дурак, пока меня Эско Риекки не подберёт. Разведчик, едрит-мадрит.

Вот наверно это нежелание выглядеть идиотом оказалось самым решающим фактором. Именно благодаря ему, мне кажется, я благополучно добрался до окна. Створка была предварительно прикрыта неплотно. Об этом я позаботился перед уходом. Дернул ее, подтянулся на руках, переваливаясь через подоконник, а потом кувыркнулся внутрь номера.

— Фух… Блин… — Высказался вслух, лежа на полу, как черепаха, которая перевернулась лапами вверх.

Потом вскочил на ноги, быстренько стянул одежду, метнулся в душ. Буквально через десять минут я уже лежал в постели, а костюм висел в шкафу. Все чинно-благородно. Правда, заснул не сразу. Перед глазами, хоть убейся, упорно стояло бледное лицо Шульгина, и в душе возилось склизкое чувство своей собственной подлости.

Мужик явно был расстроен сложившейся между нами беседой. Она, кстати, вышла не особо долгой.

— Василий Витальевич, мы не хотим усложнять вашу жизнь. Ни в коем разе. Да и так, если по совести, давайте вспомним, что вы писали в своих статьях относительно новой России. Вы признали, что большевики создали государство, по сути своей идентичное прежней империи. Есть правитель, в нашем случае лидер, вождь. Есть правящая элита. Вы ведь сами заявили, будто в случае свержения товарища Сталина, все нужно оставить, как есть. Вас только беспокоит действующая власть. Вот ее вы считаете лишней. А все остальное… Так что, помилуйте, батенька, какое уж тут предательство? Вы просто поможете сохранить страну в целости и сохранности.

Шульгин, который, услышав мои слова о сотрудничестве, сначала взбрыкнул, заявив, что сына любит, но предателем быть не желает, теперь сидел молча, с прямой спиной. На меня он смотрел тяжёлым, совершенно безэмоциональным взглядом. Единственное, что периодически проскакивало в глазах мужчины — тень удивления. Он всё-таки не понимал, почему агент НКВД, если это можно так назвать, столь молод.

— Что вы имеете в виду? — Наконец, спросил Василий Витальевич.

Кстати, надо отдать должное, он быстро взял себя в руки. Та минутная слабость, которая приключилась сразу после моих слов про Лялю, прошла. Теперь он был просто суров и решителен, что не могло не радовать. Не хотелось бы тратить время на нытье, споры и рыдания.

— Вы сами понимаете, не можете не понимать, машина Вермахта не остановится. Да, я помню, вам сильно по душе пришелся итальянский фашизм. Помню. Но сейчас вы же видите, это совсем не та идеология, которая вызывала у вас симпатию. Нам не нужно, чтоб вы конспектировали и передавали планы РОВС. Давайте признаем, никто давно не воспринимает всерьез вашу организацию. Вам в Испанию пришлось пробираться козьими тропами, чтоб принять участие в гражданской войне на стороне Франко. И то, скажем прямо, никто там сильно вас не ждал. Мы не видим просто-напросто в РОВС угрозы. Это уже давно стало похоже на игрушку, а не на реальную проблему. Но нас интересует все, что связано с Третьим Рейхом. И в данном случае вы сыграете на стороне правды. На стороне Отечества.

— Германия не нападёт на Советский Союз. — Решительно заявил Шульгин. — Гитлер смотрит в сторону Великобритании.

— Серьезно? Вы так думаете? — Я усмехнулся и покачал головой. — А если нападет? Если вашу Родину ждут четыре года адской мясорубки? Если миллионы падут жертвами ради того, чтоб отстоять право русского народа на существование? Чисто гипотетически… Не надо утверждать так уж категорично, Василий Витальев